Читать книгу "Долой огуречного короля! - Кристина Нестлингер"

Мартина заверила маму, что по правде на второй год я не останусь. Маму это успокоило. А поскольку женщины и мужчины равноправны, ей захотелось поставить шесть своих подписей вместо папиных. И деду захотелось поставить шесть подписей за папу, ведь его, как и папу, зовут Рудольф Хогельман. «А внизу я подпишу: „Дедушка“! — весело сказал дед. — А не понравится им это, тогда, тогда…»

«…тогда я сама пойду в школу, — заявила мама, — и он у меня узнает, что такое равноправие!»

Настроение у нас резко поднялось. Тут вернулся с чьего-то дня рождения Ник. Мы прикусили языки, так как никогда нельзя знать наперед, что Ник передаст папе или королю Куми-Ори.

Дед успел шепнуть мне на ухо: «Вольфи, когда твоя Серота Хаслингер поправится, я пойду к нему. Или лучше я… Впрочем, ладно, зною, как поступить. В любом случае дело у нас пойдет на лад!»

Ник все же уловил обрывок последней фразы. Он всегда слышит все, что ему слышать не следует. «Какие дела? Какие дела? — спросил он. — Я тоже хочу знать! О каких таких делах вы тут говорили?»

«Мы говорили о том, — раздельно произнес я, — каким образом лучше всего закупоривать, законопачивать и зашивать ушки маленьким мальчикам».

Ники расхныкался. Я подарил ему жевательную резинку, потому что сам себе показался последней свиньей. Ник, по сути, славный малый. А то, что он не разобрался в сложившейся ситуации, в его возрасте — не мудрено.

Мартина верит в Ромео и Джульетту. Звонок от фрау Шестак.

Воспоминания в сумерках.

С тех пор как мама и дед узнали о конфликте с Хаслингером, у меня гора с плеч свалилась. К тому же я совершенно перестал бояться, так как спокойно мог решить любое уравнение. Я прорешал весь задачник, каждый пример. А в примерах с дробями я без пяти минут гений, сказала Мартина.

Мы решали как очумелые. Мартина пришла к выводу, что для нее самой это просто благо. Умственная работа поможет ей быстрее залечить душевную травму, нанесенную Бергером Алексом. Этот Бергер Алекс был, как говорится, самым крупным разочарованием в ее жизни.

«Надо быть справедливыми, — сказала Мартина, — в случае с Алексом нельзя всю вину валить только на папу, хотя он и занял неверную позицию. Если бы Алекс любил меня по-настоящему, он продолжал бы любить меня, несмотря на все домашние неурядицы — вспомни Ромео и Джульетту!»

Их имена не больно много мне говорят. Я знаю только, что они оба в финале пьесы каким-то образом покончили с собой. Поэтому я был рад, что Мартина разлюбила Алекса.

«Но папа все равно неправ, — продолжила Мартина, потому что он ополчился на Алекса из-за его длинных волос и круглых дешевых очков. А кто судит о людях по таким чисто внешним признакам, тот далек от справедливости!» Недостаток Алекса, по мнению Мартины, состоит в том, что он еще не созрел для отношений «Он + Она». Я в этих делах профан. Но мне было до чертиков приятно, что у нас с Мартиной такие хорошие отношения «Он + Она» и что это = (равняется) ежедневным занятиям по математике.

Хаслингер все еще болел, у него какая-то штуковина в печени — долгая канитель. По математике у нас теперь молодой учитель, вот уж кто молодчага! Меня он считает хорошим учеником. После того как Славик Берти сказал ему, что я в классе самый никудышный, он полез в мою тетрадь. И слегка ошалел. Как он выразился, для него это — кроссворд. У одноклассничков челюсти отвисли от изумления. Они загалдели: со мной, должно быть, занимался маг и чародей. А Шестак, самый слабый в классе, если не считать меня, долго выклянчивал адрес чудо-репетитора. Он никак не хотел верить, что со мной занималась только моя сестра. Шестак сказал: «Ну, теперь ни у кого язык не повернется утверждать, что потрясный симпомпончик еще и не зверь в математике!»

Я в душе порадовался, что мою сестру считают потрясным симпомпончиком.

Как-то, дело было вечером, у нас зазвонил телефон, а папа в это время шел из кухни через прихожую, держа в руках проросшую картошку. Он снял трубку. «46–65–625. Хогельман у аппарата», — отрапортовал он. Папа по телефону всегда так обстоятельно докладывается. Странно, как это он еще и адрес не называет.

Он напряженно приник к трубке, и на лице его появилось выражение полной растерянности. Через каждые две секунды он повторял: «Да, да, фрау Шестак» и «Ну что Вы, ну что вы, фрау Шестак». Наконец он сказал: «Целую ручку, фрау Шестак, всего доброго, фрау Шестак» — и повесил трубку.

Мы знаем только одну фрау Шестак — мать Шестака, с которым я учусь. Папа всегда адски любезен с Шестаками, потому что господин Шестак — директор автостраха. Но не того, где служит папа.

Положив трубку, папа перевел взгляд на нас, затем он откашлялся. Заметно было, что с нами он разговаривает через силу. Он сказал: «Я с фрау Шестак говорил!»

Надо же, а мы и не догадывались! Особенно после того, как он только что раз сто произнес «фрау Шестак».

Далее папа сказал: «По всей видимости, моя дочь гениальная репетиторша! Но разве в этом доме можно хоть что-нибудь друг от друга узнать? Стоишь, понимаешь, у телефона как круглый идиот, и ни черта не понимаешь! В принципе я против того, чтобы несовершеннолетние девочки зарабатывали деньги. Лучше бы Мартина больше внимания уделяла занятиям. Она еще тоже всех высот не достигла! Но мне пришлось сделать исключение только ради семьи Шестак! Папа в упор взглянул на Мартину: — Завтра позвонишь фрау Шестак и обговоришь с ней все в подробностях! Деньги положишь на сберкнижку!»

Мартина сделала большие глаза: «Что я должна обговорить? Какие такие деньги?»

Папа уже двигался к своей комнате. Он обернулся: «Со следующей недели ты будешь заниматься по математике с Титусом Шестаком. А деньги, которые за это получишь, пойдут на сберкнижку! — Уже держась за ручку двери, он добавил: — Во всяком случае, часть денег!» И скрылся в своей комнате.

«Папа, папа! — закричал Ник. — Ты забыл королевский ужин!»

Возле телефона лежала проросшая картошка. Ник взял картошку и помчался к папе. Я слышал, как папа сказал: «Спасибо, мой дорогой сыночек!»

Мартина рвала и метала. Она ничего не имеет против занятий с Титусом Шестаком, совсем наоборот. Она уже давно подумывала об учениках. Просто везде, как правило, приглашают семи-восьмиклассников. Даже против откладывания части денег на сберкнижку она ничего не имеет, но она против того, чтобы папа все так просто за нее решал. Он мог бы, на худой конец, поинтересоваться, хочет она этого или нет. И вообще тактичный отец прямо в начале телефонного разговора сказал бы: «Милая фрау Шестак, это уж как моя дочь решит. Одну секундочку, я приглашу ее к аппарату!»

Мама успокаивала Мартину. Главное, говорила она, что занятия с Титусом Шестаком ей не претят и что за них деньги идут.

Я вышел в сад. Люблю побродить иногда по растворяющемуся в вечерних сумерках саду. Окно папиной комнаты было открыто, только наглухо зашторено. До меня доносились голоса папы и Ника. Ник смеялся. Я не стал подходить к окну. Я ведь не шпик какой-нибудь, вроде куми-орского предводителя. Мне стало грустно. Я подумал: «Бедный Ник! Пока еще все у тебя в жизни прекрасно. Пока еще у тебя дивные отношения с папой. Но через пару лет все это уйдет!»