Читать книгу "Еще один шанс. Три президента и кризис американской сверхдержавы - Збигнев Бжезинский"

В этой связи команда Буша была озабочена тем, чтобы беспрецедентный призыв Горбачева к новым формам глобального сотрудничества не посеял семена разногласий в Атлантическом сообществе. Они опасались, что Горбачев может даже соблазнить Францию, руководимую Франсуа Миттераном, и Великобританию, руководимую Маргарет Тэтчер, испытывавших опасения перед воссоединенной Германией, и втянуть их в сделку, которая укрепила бы разваливавшуюся советскую структуру. Команда Буша понимала, что европейская и американская пресса была крайне отрицательно настроена в связи с явным отсутствием какой-либо инициативы со стороны США в отношении привлекательных предложений Горбачева и усиливавшегося советского кризиса.

Волнения в коммунистическом мире не ограничивались только советской сферой. Китай также, казалось, находился на грани взрыва. В то время как летом 1989 года навязанный Советами режим терпел поражение в Польше, социальное недовольство вышло на поверхность и в Китае. С размыванием четких границ между политическим контролем и социально-экономической либерализацией беспрецедентная волна студенческих выступлений за демократию выглядела в тот момент так, как будто и китайский коммунистический режим мог взорваться.

События в конце мая и начале июня 1989 года, кульминацией которых стала кровавая расправа над студентами на площади Тяньаньмэнь в Пекине, давала важный ключ к стратегии, проводимой администрацией Буша в отношении общего кризиса коммунизма. Возведение статуи, названной «Богиня Демократии», поразительно напоминавшей Статую Свободы, в самом сердце столицы коммунистического государства было событием символического значения. Является ли усиливающаяся болезнь советской системы такой же разрушительной, как и демократическая революция против укрепившегося режима в Китае? Должны ли Соединенные Штаты связывать себя с этим, делая рискованную ставку на стратегически выгодное китайско-американское сотрудничество, начатое администрацией Никсона и получившее значительное развитие при Картере? И что будет, если взрыв приведет к гражданской войне в Китае?

Прежде чем на эти вопросы могли быть даны ответы, восстание студентов было 4 июня безжалостно подавлено танками и смертельным огнем — как раз в тот день, когда коммунисты лишились власти в Польше. Подавление в Китае было грубым, решительным и эффективным. (Примерно за год до этого я обедал в Пекине с Ху Яобаном, бывшим тогда генеральным секретарем Коммунистической партии Китая, и был поражен либеральными реформами, за которые он открыто высказывался на считавшейся закрытой встрече. Излагавшиеся им взгляды покалывали, что по крайней мере часть высшего руководства выступает за далеко идущие изменения в политической системе. Вскоре после нашей встречи Ху был отстранен от власти и умер еще до происшедших студенческих выступлений. Но в высшем китайском руководстве явно были разногласия и во время тяньаньмэньского кризиса.)

Казавшееся окончательным подавление выступлений облегчило выбор Буша, и ответные меры США отражали традиционный подход его администрации. Он был осторожным, дипломатическая реакция была закрытой, были соответствующие заверения, подтверждение преемственности и в то же время уклонение от какого-либо ассоциирования с требованиями демонстрантов. Справедливости ради стоит сказать, что беспорядки в Китае, совпавшие с растущей неопределенностью в советском блоке, ставили Буша перед дилеммой. Он не хотел подвергать риску стратегические отношения, получившие развитие между США и Китаем после решительных действий президента Картера в сторону нормализации отношений в конце 1970-х годов, но он знал, что симпатии американского народа и Конгресса были на стороне студентов.

Соответственно, он избрал сравнительно мягкое выражение осуждения, за которым последовала секретная миссия в Пекин Скоукрофта, заверившего китайцев, что американская реакция будет формальной. Поразительно, что осуществленная менее чем через месяц после трагических событий на площади Тяньаньмэнь миссия осталась секретной. Возможно, что она не была событием столь драматическим, как это изображено в воспоминаниях Буша-Скоукрофта, в которых утверждается, что китайцы по ошибке чуть не сбили самолет советника президента по национальной безопасности. (Цянь Цичэнь, в то время китайский министр иностранных дел, решительно оспаривает это утверждение в своих мемуарах «10 эпизодов из дипломатии Китая».) Секретный визит достиг своей цели: он убедил китайцев, что американская поддержка демократического переворота в Польше неприменима к Китаю.

Несколько месяцев спустя, в начале декабря, состоялась новая поездка Скоукрофта в Пекин, на этот раз открытая, с публичными обменами дружественными тостами, которую американские СМИ (все еще остававшиеся в неведении о первом визите) подвергли резкой критике и называли расшаркиванием. И снова целью Буша было стремление не допустить развития отношений по нисходящей спирали, особенно ввиду возмущения общественного мнения Америки в связи с продолжавшимися в Китае репрессиями против активистов событий на Тяньаньмэнь. Надежды американцев на смятение репрессий не осуществились, но администрация объясняла китайскую бескомпромиссность опасениями, вызванными свержением и казнью коммунистического диктатора Румынии Николае Чаушеску, произошедшими практически в то же самое время.

Согласно свидетельству Цянь Цичэня, вскоре после смерти Чаушеску верховный китайский лидер Дэн Сяопин попросил бывшего в Китае с визитом президента Египта Хосни Мубарака передать Бушу послание:

«Не слишком воодушевляйтесь по поводу того, что случилось в Европе, и не относитесь к Китаю таким же образом».

Оценивая ретроспективно, обе миссии ближайшего помощника Буша, судя по всему, были восприняты китайскими лидерами как одобрительные и признательные жесты уважения, не имеющие, однако, большого значения. Для китайских либералов, даже внутри Коммунистической партии, они были свидетельством безразличного отношения к их делам.

Но Китай не был Восточной Европой, где события имели свою внутреннюю силу и свою динамику. Здесь они вызывали далеко идущие изменения, которые ни Буш, ни Горбачев не могли контролировать. После поразительного успеха «Солидарности» в Польше в середине 1989 года разделение Германии становилось все более невыносимым. Происходивший процесс разрушения коммунистических режимов привел к падению Берлинской стены и твердо поставил воссоединение в повестку дня. Стратегическая задача Горбачева состояла в том, чтобы сдержать распад советского блока и не допустить его пагубного влияния на все еще функционировавшую советскую систему. В конечном счете ему не удалось воспрепятствовать этому, но до этого момента будущее Германии оставалось центральной проблемой. Оно было главной темой на исторической встрече Буша и Горбачева в декабре 1989 года, проводившейся на двух военных кораблях вблизи Мальты. Состоявшаяся всего лишь через несколько недель после падения Берлинской стены, встреча началась в плохо замаскированной атмосфере капитуляции советского лидера в центральном спорном вопросе холодной войны в Европе — о будущем Германии.

Это был звездный час Буша. Здесь было не только официально оформлено советское согласие на признание политических переворотов в Восточной Европе, но и приведен в действие процесс консультаций, который в течение года привел к воссоединению Германии практически целиком на условиях Запада. На встрече в Белом доме 31 мая Горбачев полностью согласился как с воссоединением Германии, так и с продолжением ее членства в НАТО. Взамен он получил серию выражающих добрые намерения предложений, подчеркивающих конструктивную роль Советского Союза в формировании системы глобального сотрудничества, которая должна была заменить разделение на два лагеря времен холодной войны. Была предложена и финансовая помощь советской экономике. Во всем этом была заложена идея, что новый мировой порядок будет иметь в основе сотрудничество ведущих держав. Советский Союз отказывался от своей империи за пределами собственных границ, но по-прежнему рассматривался в качестве одного из главных глобальных игроков.