Читать книгу "Не дать смерти уйти - Сергей Самаров"

– Количественный состав десантников…

– Три человека… Еще вопросы…

– Когда прибудут?

– Если погода позволит, завтра к обеду… Еще вопросы…

– Конец связи…

Стогов отстучал условную фразу…

Совсем уж непонятная ситуация. Нам работать по пленному не разрешили. Но запускают группу спецназа ВДВ – всего троих… Это совсем не в стиле десантуры… Десантура любит атаку и много огня, в отличие от спецназа ГРУ. Трое спецназовцев из военной разведки – это было бы нормально… Но на месте девять спецназовцев военной разведки… И посылают еще трех спецназовцев из десантуры… Может быть, потому, что пленный тоже из десантуры? Ладно, прилетят, разберемся…

– Карту разворачивай, – сказал я Паутову, а сам приготовил фонарик. – Где будем вертолет сажать? Чтобы наблюдение не прекращать, и посадку чеченам не выдать…

– Только по ту сторону хребта… Я пару человек возьму, два часа поспим, потом двинем, к утру будем на месте… – майор ткнул пальцем в карту. – Здесь, помнится, под седловиной плато есть… Высоковато для вертолета, но с неполной нагрузкой поднимется…

– Действуй…

– «Волга», я «Багира»… – с наблюдательной площадки доложил капитан Юрлов.

– Что у тебя?

– Они посты вокруг двора выставили… И во дворе часовой… Вчера еще не было…

– Понял… Продолжай наблюдение…

Чечены выставили посты… Этого следовало ожидать… Значит, груз, что сегодня доставили, действительно ценный… Или… Или настолько опасный, что к нему нельзя подпускать случайных людей…

2. СТАРШИЙ ЛЕЙТЕНАНТ ВДВ АЛЕКСАНДР БОБРЫНИН

Пожаловаться совершенно некому… Может быть, пожаловался, и легче бы стало, ан нет… А ведь иногда даже сильному мужчине это бывает необходимо… Вот что значит оказаться среди чуждых тебе людей, среди отношений, которые тебе непонятны…

Кто бы знал, как я чертовски устал… Я устал так, как не уставал никогда в жизни, сколько помню себя… Такое впечатление, что и тело мое уже не моим стало, шевелиться не хочется, и в голове какая-то беспокойная мешанина из мыслей живет, словно и не в моем прежнем сознании, которое некогда было ясным и спокойным. Иногда мне похромать хочется – то на одну ногу, то на другую, да так, чтобы конечности демонстративно приволакивать, иногда хочется взяться за спину, и сказать, что разогнуться не могу… И сделал бы так, хорошо понимая, что это капризность характера, которой я раньше за собой не замечал, сделал бы… Только вот перед Мадиной стыдно…

Она в меня верит, она на меня, как на героя смотрит, хотя герой в ее представлении, это антигерой в моем. И еще – неприятно ее обманывать. Как раз потому, что у нас разные представления о героизме. Сволочью себя чувствую, а обманывать продолжаю. Не во всем, конечно… Наши с Мадиной отношения остаются нашими отношениями, и в них я и перед нею, и перед собой честен, хотя предвижу, что кончатся они плохо для нас обоих… Они просто не могут хорошо кончиться, потому что мы с ней видим друг друга по-разному… Я для нее существую только тогда, когда я перестаю существовать для себя. Для меня она, конечно же, продолжала бы существовать и потом, когда все это завершится, но Мадина тогда уже не будет воспринимать меня так, как воспринимает сейчас. Она любит меня, по-настоящему любит, я это вижу и чувствую, но любит она меня не настоящего, а такого, каким хотела бы видеть и каким я умышленно хочу представляться ей и другим…

* * *

Мы с ней случайно познакомились… Увидел на улице, как хорошенькая девушка тащит тяжеленную сумку. Пот вытирает, бледнеет, и тащит… Как не помочь… Помог, разговорились… Меня смешил в первое время ее акцент. Плохо она по-русски говорила. Потом оказалось, что она и писать по-русски не умеет. Я даже не представлял, что в современной России такое возможно. Потом уже узнал, что она не дагестанка, а чеченка, из чеченского горного села. А с приходом к власти Дудаева там выросло целое поколение молодежи, русского языка не знающее. Мадина еще хоть как-то знала, хотя писать не умела. Дудаевские власти считали, что чеченской женщине не подобает быть грамотной…

Было жалко ее, такую красивую, такую наивную… Сначала было просто жалко, и все… Мы встречались несколько раз. Почему молодому холостому офицеру нельзя встречаться с чеченкой? Кто может запретить?

Запретить не могли, но встречами заинтересовались…

* * *

Началось все буднично…

Я занимался самым нудным на свете делом – разрабатывал новую «методичку» для занятий в ротах. Моя работа в службе радиохимической защиты сводилась не только к проведению собственно занятий и тренировок, но и к многочисленным отчетам, писать которые должен был вообще-то подполковник Санников, мой начальник службы. Но писать он не любил, и потому полностью передоверил это дело мне. А что такое отчеты? Отчеты, по большому счету, это предоставление в верхние инстанции методик, согласно которым занятия проводятся. Вот подполковник и засаживал меня регулярно за написание «методичек». Санников вообще нашел, что я делаю это «почти, как писатель», и сам «методички» даже не читал…

Как раз во время такого нудного занятия ко мне в тесный кабинет заглянул заместитель командира дивизии по воспитательной работе полковник Бутырский. Почти по-свойски почему-то заглянул, хотя раньше я не был избалован вниманием командования.

Я, естественно, встал при его появлении. Полковник рукой махнул, пресекая попытку доклада. Но рассматривал меня при этом внимательно. Так внимательно, что я не мог не обратить на это внимание, и невольно сам себя оглядел, желая узнать, все ли у меня в порядке с формой…

Полковник усмехнулся.

– Ты, старший лейтенант, подполковника Магометова знаешь?

– Никак нет, товарищ полковник.

– Ладно… Главное, что он тебя знает… Это из местного управления ФСБ, старший опер… Он очень желает с тобой пообщаться…

Я даже плечами пожал, потому что не понимал, какая причина у опера из ФСБ напрашиваться на тесное знакомство со мной.

– По какому поводу?

– Он мне не сообщает, какие у него поводы… Запросил на тебя данные для привлечения к оперативной работе… К своей работе… Я подготовил, командир подписал… Сегодня Магометов придет к тебе побеседовать… Осторожнее… с ним будь… О делах в дивизии, если спрашивать будет, так и заявляй, что имеешь приказ не разговаривать… Если что-то постороннее, мы с командиром возражений не имеем… Сотрудничай, на здоровье…

Но прозвучало это явно неодобрительно. Настолько неодобрительно, что я тут же рассудил так, как должен был рассудить офицер воздушно-десантной дивизии, которому и в своей собственной службе забот хватает. Одну «методичку» написать так, чтобы она не походила на предыдущую – талантище громадный иметь надо. И время. Некогда отвлекаться на посторонние вещи…

– Я вообще-то, товарищ полковник, не по тому профилю специализируюсь…