Читать книгу "Большевики. 1917 - Антон Антонов-Овсеенко"

Небрежение человеческой жизнью, впервые проявленное в ходе расстрела мирной демонстрации 9 января 1905 г., в течение всей революции 1905–1907 гг. «небезуспешно» демонстрировали обе стороны конфликта. После кульминации в декабре 1905 г. — ареста Петербургского совета и подавления восстания в Москве — война с режимом приобрела черты затяжного позиционного противостояния. Газеты ежедневно пестрели сообщениями о взаимных расправах властей и противников режима друг с другом в городах и сельской местности. Характерными были приводимые, например, в кадетской «Речи» за 1 (14) декабря 1906 г. описания событий в российской провинции: «Варшава. 30 ноября (СПА). Забастовка портных продолжается. Агитаторы уничтожают материал и разбивают выставочные стёкла. „Варшавский дневник“ приводит четыре случая насилия за вчерашний день». В Варшаве при этом в то время было относительно спокойно — в сравнении с центрами других российских провинций, для сообщений из которых потребовалась специальная рубрика с красноречивым названием «Смертные казни»: «Митава, 30 ноября (СПА). — Латыши Спроче, Озол, Домбровский, Зиле и Шважевич, все в возрасте от 18 до 32 лет, изобличённые в совершении разбоев в окрестных уездах, приговорены военно-полевым судом к смертной казни. / Вильно, 30 ноября (СПА). — Вчера военно-окружной суд приговорил Тайхеля Глезера, обвинявшегося в покушении на убийство городового в Вильне, к смертной казни через повешение. / Томск, 30 ноября (СПА). — Военный суд за убийство семейства Лесиных приговорил трёх обвиняемых к смертной казни через повешение» и т. д. и т. п.

Очевидно, что уголовная хроника здесь перемежается с политической, но такова была действительность в России в то время: граница между течением политического процесса и обычным бандитизмом была иллюзорной. Так, например, под рубрикой «Революционное движение» та же «Речь» от 1 (14) декабря 1906 г. сообщала: «Одесса. 29 ноября. Вечером на центральной многолюдной Преображенской улице в наряд из пяти городовых брошена бомба, ранившая городовых. / Рига, 30 ноября (СПА). В погребе лавки Берга обнаружены два воза революционной литературы, несколько пудов шрифта, паспортные бланки, подложные свидетельства, печати и патроны». То же самое — в смысле слабости границ между уголовными и революционными деяниями — отмечалось в сообщениях «Речи», публикуемых под рубрикой «Крестьянское движение»: «Чернигов, 30 ноября (СПА). Толпою крестьян в селе Кирилловке, Новозыбковского уезда, в усадьбе помещика Суровцова перерезан скот и искалечен сторож. / Кишинёв, 30 ноября (СПА). В селе Асиенах Кишинёвского уезда между крестьянами и помещиком Огановичем возникли аграрные недоразумения. У Огановича сгорели скирды соломы, люцерны, полбы; убытки исчисляются в 2000 руб.».

Будущего вождя мирового пролетариата безусловно не могло не радовать подобное нарастание «революционной активности». И ещё на начальном этапе революции, летом 1905 г., когда маховик нападений и ответных репрессий правительства только раскручивался, Ленин в книге «Две тактики социал-демократии…» обрушился на тех, кто предлагал реализовать попытки легального разрешения социального конфликта: «Исход революции зависит от того, сыграет ли рабочий класс роль пособника буржуазии, могучего по силе своего натиска на самодержавие, но бессильного политически, или роль руководителя народной революции. Сознательные представители буржуазии чувствуют это прекрасно. Поэтому-то „Освобождение“ и восхваляет акимовщину, „экономизм“ в социал-демократии, выдвигающий теперь [курсив Ленина] на первый план профессиональные союзы и легальные общества. Поэтому-то г. Струве и приветствует (№ 72 „Освобождения“) принципиальные тенденции акимовщины в новоискровства. Поэтому-то он и обрушивается на ненавистную революционную узость решений III съезда Российской социал-демократической рабочей партии».

По прочтении этих ленинских строк может возникнуть впечатление, что Струве для Ленина был тем, кто изначально находился по «ту» сторону политических баррикад. Однако это не так: как и в случае с Плехановым, Струве был политически старше Ленина; изначально марксист, будущий авторитетный либеральный политический деятель, экономист, историк и философ, он впервые был арестован ещё в 1894 г., готовил документы для I съезда РСДРП в 1898 г., а также доклад Г. В. Плеханова на конгрессе II Интернационала в Лондоне в 1896 г. Наконец, в 1900 г. Пётр Струве вместе с Лениным и Мартовым принимал участие в совещании об организации партийной газеты «Искры». Так что Ленин лично хорошо знал человека, взгляды которого так яростно теперь критиковал.

Журнал «Освобождение», который в негативном контексте также упомянут Лениным, был выходившим раз в две недели печатным органом созданного при участии Струве «Союза освобождения», уже осенью 1905 г. преобразованного в партию конституционных демократов (сокращённо — кадетов), с самого начала приобретшую и второе наименование — Партии народной свободы. Между прочим, до того момента, как председателем Петербургского совета стал Лев Троцкий (об этом мы уже говорили выше), его возглавлял член этого самого столь резко критиковавшегося Лениным «Союза освобождения» Георгий Носарь (Хрусталёв).

Разумеется, Ленин с тем же, присущим ему при обращении к теме «Союза освобождения» рвением принялся впоследствии критиковать и деятельность партии кадетов, выросшей напрямую из этого «Союза»: и то и другое для Ленина было слишком буржуазным, чрезмерно либеральным и т. д. и т. п. Однако на поверку всё оказывалось совершенно иначе: кадеты, как и «освобожденцы», изначально были не менее революционно настроены, чем сами большевики. Так, члены «Союза», Дмитрий Шаховской и Пётр Долгоруков (даром, что оба — князья), входили в нелегальное бюро Земских съездов. Сам «Союз» изначально также находился на нелегальном положении, а в его программу хотя и входило создание конституционной монархии, но среди прочего одним из пунктов значилось — внимание! — принудительное отчуждение частных земель в качестве способа решения социальных проблем.

Печатным органом новой партии конституционных демократов и стала газета «Речь», первый номер которой вышел 23 февраля (8 марта) 1906 г. при ближайшем участии П. Н. Милюкова и И. В. Гессена и которая с большой точностью определила тогда главную причину социальных волнений — традиционное несоответствие продекларированной на бумаге (в царском Манифесте) либерализации действительному положению вещей: «Если бы в октябре или начале ноября кто-нибудь стал утверждать, что через два месяца мы будем находиться в тех условиях, которые теперь в действительности наступили, то много ли нашлось бы людей, которые не отнеслись бы к такому утверждению как к проявлению неосновательного, задорного скептицизма? И не столько потому, что подобно союзу 17 Октября они в появлении манифеста усмотрели разрешение наболевших вопросов: история не раз уже показывала, что бумажное провозглашение отделяется от действительного осуществления потоками крови».

Действительно, за прошедшие с конца 1905 г. месяцы ситуация в стране в корне изменилась: правительство от показательной либерализации перешло к жёстким репрессиям. Бывающие в официальных отчётах сухими и скучными описания происходящего приобрели в «Речи» почти колокольное звучание: «Достаточно вспомнить, например, что случилось, когда в конце октября в Польше было объявлено военное положение: взрыв негодования охватил всю мыслящую Россию, и совет министров оказался вынужденным оправдываться пред обществом, а через несколько дней снять военное положение. То же самое случилось, когда разнёсся слух, что кронштадтским матросам угрожает полевой суд и смертная казнь… Теперь всё это кажется далёким прекрасным сном. Теперь людей расстреливают, как куропаток. Теперь не осталось ни одного города, скоро не будет ни одного села, которое не было бы залито кровью наших сестёр и братьев… Что же случилось? Неужели же весь секрет спасения России, обладателем которого является гр. Витте, в том только и заключался, чтобы усиленную охрану заменить чрезвычайной, а военные суды карательными экспедициями?».