Читать книгу "Бердичев - Фридрих Горенштейн"

Миля. Поставьте какой-нибудь вальс.

Рахиль (Рузе, тихо). Рузя, но он тебе нравится?

Рузя. Ничего паренек…

Миля. Поставьте «Темная ночь»…

Виля (поет). «В темную ночь по Бердичеву страшно ходить, потому что разденут тебя до последних штанишек…»

Пынчик (Виле, строго). Только не надо глупить… Эта песня помогала нам воевать… Мальчишка…

Рахиль. Ой, Пынчик, что я от него имею. Он мне кричит: заткнись, кричит: дура, кричит: оторвись…

Злота. Ай, Рахиль, я не люблю эти разговоры.

Рахиль. Вот так она его всегда защищает.

Пынчик. Я б его отправил в ФЗУ. Пусть научится труду, приобретет специальность токаря или слесаря.

Злота (сердито). Пусть ваши дети будут слесари, а Виля еще будет большой человек, большой врач или большой профессор, как его отец. Люди еще лопнут, глядя на него.

Рахиль. Пынчик, ты ж майор, у тебя столько орденов, и ты ничего не можешь сказать… Так что я могу сказать, если у меня только две медали. (Смеется.) Я у него не имею авторитет.

Пынчик. Если б это был мой сын, я б его научил труду. Еврей должен трудиться в два раза лучше русского, тогда его будут уважать.

Сумер. Почему в два раза лучше, у нас же равноправие?

Миля. Включите, Рахиля Абрамовна, проигрыватель.

Рахиль включает, ставит пластинку. Звучит «Темная ночь», Миля и Рузя танцуют. Макар Евгеньевич танцует с Дуней.

Люся (Виле). Пойдем потанцуем.

Виля. Не хочу.

Рахиль (тихо). Ох, этот шмок… Люсинька, пригласи Григория Хаимовича. Я надеюсь, Броня Михайловна не будет ревновать. (Смеется.)

Григорий Хаимович. С такой красивой девочкой я танцевал последний раз сорок лет назад.

Люся и Григорий Хаимович танцуют. Григорий Хаимович спотыкается.

Сумер (тихо). Он умеет танцевать наравне со мной.

Пынчик (Рахили). Прошу…

Рахиль. Ой, я уже все забыла. (Танцуют.) Ничего… Что ты думаешь, Пынчик, я всегда была такая… Я когда шла танцевать с Капцаном, так все смотрели. Почему, ты думаешь, Люся так хорошо танцует, чтоб мне было за ее кости? Это папа ее хорошо танцевал. (Стук в дверь.) Ой, кто это?

Злота. Ой, это, кажется, ко мне заказчица…

Рахиль (кричит). Что значит заказчица, что ты, не могла ей назначить на другой день? У Рузички свадьба, где ж ты ей будешь мерить?

Злота. Я никому не назначала, но может человек перепутать. (Стук в дверь сильнее.) Сейчас я открою, я посмотрю. (Уходит.)

Рахиль. Ой, я имею от нее с ее заказчицами отрезанные годы. Когда-нибудь придет фининспектор и сделает меня несчастной. Перепишет всю мебель. (В передней крик Злоты.) Ой, что такое, Злота… Вэй з мир…

Рахиль бежит к дверям, но раньше чем она успела подбежать, в дверь входит Сергей Бойко. Вид его страшен. Несмотря на мороз, он в одних трусах, длинных до колен, на нем нет даже майки. К голой своей груди он прижимает грудного младенца, закутанного в одеяло, и при этом постоянно монотонно кивает головой. Немая сцена.

Пынчик. Это кто такой?

Рахиль. Ах ты, сукин сын… Вот так, как я держу руку, я тебе войду в лицо. Это один пьяница снизу… Ах ты, сукин сын, что ты ко мне пришел? Что тебе от меня надо? Это тут внизу живет Фаня, еврейка, так она замуж за этим пьяниц… Как он ее бьет, кричит ей: жидовка… Ах ты, сукин сын, уйди, чтоб тебе не видать… И ребенок с собой принес… А где Фаня? Во время войны он ее прятал от немцев, а теперь он ей кричит: жидовка…

Рузя. Эту Фаню тоже надо гнать… Она к нам приходит, жалуется на него, а потом идет вниз и кричит, что мы жиды…

Миля. Я его сейчас вытащу за шиворот.

Макар Евгеньевич. Так у него же шиворота нет, он же голый… Что, Сергей, до чертиков допился? Он, наверно, Фаню пришел искать. Здесь Фани нет, иди домой, Сергей, проспись… Чего ты головой все время киваешь, как контуженный?

Дуня. Надо забрать у него ребенка, а то уронит. Ах, бесстыжий, в одних трусах по морозу бегать. Чего молчишь? Давай ребенка… Здесь Фани нет…

Сергей, продолжая кивать головой, отдает Дуне ребенка.

Сергей (заикаясь). Тетя Дуня, Макар Евгеньевич, Рахиль Абрамовна… Фаня повесилась… Я просыпаюсь, она висит… Я Мишку взял и сюда пошел…

Рахиль (кричит). Ой-ой-ой!

Общий крик и замешательство.

Дуня. Когда повесилась? Побежали, может, спасти можно?

Сергей (кивает все время головой). Нет… Холодная уже… Синяя…

Сергей. Зоя у Луши ночевала. Она не знает еще… Ой, она без матери не сможет… (Кивает головой.)

Макар Евгеньевич. Побежали быстрей, может, спасем… «Скорую» надо…

Сергей (плачет). Нет, синяя уже…

Дуня. Пойдем, Сергей, пойдем…

Макар Евгеньевич, Сергей и Дуня с ребенком на руках уходят.

Пынчик. Я пойду, может помочь надо?

Рахиль. Пынчик, чтоб ты мне был здоров, без тебя обойдется… Так это должно было случиться в день Рузичкиной свадьбы. (Плачет.)

Злота (плачет). Такая хорошая женщина была Фаня, такая молодая, такая красивая. Я ее помню совсем девочкой. При немцах выжила, а теперь повесилась. Боже мой, Боже мой, такая хорошая женщина. Она мне всегда говорила: здрасьте, как ваше здоровье, тетя Злота?..

Рахиль. Так это должно было случиться на свадьбу моей Рузи. (С улицы слышны крики и плач.) Ой, Боже мой, Боже мой, это Зоя плачет. Раньше этот гой кричал Фане: жидовская морда, а теперь он прибежал голый… Чтоб его убило деревом…

Злота (плачет). Зачем ты его проклинаешь? Он гой, но он отец двух детей. Он их теперь должен воспитывать. Боже мой, боже мой, эта Фаня стоит мне перед глазами.

Рахиль. Ой, майн мозел… Мое счастье… Люся, выключи пластинка, поломается проигрыватель.

Миля (Рахили). Успокойтесь, мама, ничего нельзя поделать… Тем более говорят, что покойник — это к добру… Значит, мы с Рузичкой будем счастливы…