Читать книгу "Многобукаф. Книга для - Петр Бормор"

— Ну что, хозяин, говорил я тебе, что со мной не пропадешь?

* * *

— А теперь в мышь, пожалуйста!

— Не, в мышь не могу.

— Как так?

— Да вот так, не умею. В тигра — пожалуйста, В волка, в медведя тоже. А в мышь… да ну её! И пробовать не буду!

Кот в Сапогах нахмурился. План А накрывался медным тазом, но в запасе был еще план Б.

Кот достал из-за голенища сапога портрет молодого человека.

— А вот в такое превратиться можете?

— Могу. А зачем?

— Ну хотя бы затем, чтобы официально именоваться не Людоедом, а маркизом де Карабасом.

— А как же настоящий маркиз?..

Кот виновато развел лапами…

«Бедный хозяин! — подумал Кот. — Ну что ж, в конце концов он всегда был неудачником».

Джинн

Забросил рыбак невод, вытащил кучу морской тины и запутавшийся в ней кувшин. Как это принято, тут же сорвал печать, выковырял пробку — и из кувшина вылез полуголый мужик разбойничьего вида.

— Ну наконец-то! Выручил ты меня из тысячелетнего плена, молодец. А теперь три желания.

— Правда? Вот здорово! Ну тогда вот тебе мое первое желание…

— Погоди, погоди. Ты не понял. Это не ты мне желания загадываешь, а я тебе.

— То есть как?!

— А вот так. Выполнишь — катись на все четыре стороны, а не выполнишь — я тебя съем.

— Но как же так? Это же я тебя спас!

— И что с того? Мужик, я джинн. А нам, джиннам, благодарность не присуща. Нам присуща наглость.

* * *

Одни желания выполняются сразу, другие требуют времени. Когда я высказал своё второе, джинн ответил «Уфф!» и о чем-то глубоко задумался.

— Ну ты, хозяин, и задачку задал!

— Ты что, не можешь выполнить это желание?

— Нет, — удрученно вздохнул джинн. — Невозможно по определению. Если я создам для тебя мир — это будет мой мир, плоть от… ну что там у меня есть. Но уж всяко не твой. Миры каждый должен творить для себя сам. Вот разве что научить тебя этому искуству?

— Так в чем проблема? — сказал я. — Научи!

— Это третье желание? — быстро уточнил джинн.

— Нет, второе.

— Слушаю и повинуюсь, — уныло отозвался джинн. — Но учти, хозяин, учеба дастся нелегко.

И он стал меня учить. Урок за уроком, год за годом, пока я наконец не усвоил каждый нюанс. Пока не стал магом, не знающим себе равных. И тогда я приступил к делу.

Отстраниться от мира. Выдавить себя из реальности, как воду из губки. Собраться в одно единое самодостаточное Я. Миры каждый творит сам для себя, и сам из себя. Больше не из чего.

Распахнуть себя во всю ширь, насколько хватит воображения. Дать своему Я полную волю — воплотиться тем единственным, одному ему присущим образом, который только и возможен. Открыть глаза и принять этот мир во всей его полноте. Раствориться. И вычленить из этого непостижимого огромного Я свое маленькое неизменное я.

Вот, собственно, и всё.

Я так и сделал. И мир вышел что надо — то есть, что мне надо. Сам ведь делал, для себя. Лучше и не придумаешь, сколько ни старайся. И всё в этом мире подчинено моей воле…

Мда… кстате, о воле и подчинении.

Сам я остался плотью от плоти того мира, где родился. А как же иначе? Эту связь никак не порвешь, ни в каком ином мире не спрячешься. А когда отказываешься от дарованной тебе на родине свободы воли… ну, тогда не жалуйся, сам виноват.

Невозможно выжать губку досуха. Вот и я тоже… Угораздило же при жизни привязаться к этой безделушке! За неё-то меня и вытащили. И не отпустят, пока я не исполню…

— Джинн, слушай мою волю!

А я что, я слушаю. Как будто у меня есть выбор… Нет у меня никакого выбора в этом мире, сам когда-то отказался. Сознательно.

— Слушаю и повинуюсь, хозяин.

Дурак он, мой хозяин. И желания у него дурацкие.

Бессвязные сказки

Тридевятым царством, тридесятым государством управлял Кощей Бессменный. Ну, как управлял — сами можете представить, не маленькие. Коррупция, инфляция, репрессии и все такое прочее. Короче, надоел он всем хуже горькой редьки. И вот решил один добрый молодец, по имени Иван-дурак, Кощея извести и страну свою ослобонить.

Пошел он, значит, по свету, искать смерть кощееву. Шел-шел и пришел в дремучий лес. А там, надо заметить, жила Баба Яга, древняя старушка с больными ногами. Ну, Иван как завалится к ней в избу, как гаркнет молодецким голосом: «Эй, ты, старая хрычевка! А ну, напои добра молодца, накорми, в баньке попарь да спать уложи, а потом говорить будем!» Бабка с полки скатилась, накормила-напоила Ивана чем смогла, а потом и поведала ему — есть, мол, в море Окияне остров Буян, вулканического происхождения. А на том острове растет дуб, на дубе сундук, а уж там заяц, утка, яйцо, иголка и т. д. Ну вот а на конце иглы и наколота смерть кощеева.

Пошел Иван к морю, нанял перевозчика, к острову приплыл. Точно-есть такой дуб! Залез на него, снял сундук, открыл его… А сундук взял и взорвался. И не стало Ивана-дурака.

Так Кощей избавлялся от желающих убить его.

* * *

Жила-была на свете одна сказочная красавица. Такая уж у них, сказочных красавиц, доля — жить да быть. А проходило ее житьё-бытьё в комнате на самом верху высокой башни. На 16 этаже, если точнее. Под самой крышей, зато с балконом. И недорого.

Каждый вечер сказочная красавица выходила на балкон подышать свежим воздухом и полюбоваться на закат. Это у нее вошло в привычку.

Однажды, сидит она на балконе, смотрит в синюю даль — вдруг видит, пыль заклубилась. Это скачет из синей дали Добрый Молодец на лихом коне. Доскакал до башни, гикнул, коня пришпорил — и допрыгнул вместе с конем до самого 16 этажа. Само по себе уже достижение. А он мало что допрыгнул — так еще ухитрился сказочную красавицу в прыжке обнять и в уста сахарные поцеловать — да не как-нибудь мельком, а так задушевно, что у девушки аж голова закружилась.

А когда она сумела сфокусировать зрение — Доброго Молодца уже и след простыл, только опять вьется пыль вдалеке да мелькает в ней лошадиный хвост.

Целый день Красавица пробыла под впечатлением. А когда настал вечер и она вновь вышла по привычке на балкон — откуда ни возьмись, опять прискакал Добрый Молодец, опять пришпорил коня, подпрыгнул — и поцеловал Красавицу так же темпераментно, как и в первый раз.

«Это он неспроста, — подумала Красавица, глядя вслед удаляющемуся всаднику. — Кажется, молодой человек серьезно настроен».

На следующий день — а точнее, вечер, вышла опять Красавица на балкон, стоит, вспоминает прекрасного юношу. «Если, думает, он так целуется, да еще верхом на коне — то каков же он, когда…» — а додумать она не успела, потому что снова прискакал Добрый Молодец, гикнул, прыгнул, поцеловал — и она как-то потеряла мысль.