Читать книгу "Время Оно - Михаил Успенский"

Частенько приходилось Жихарю раздувать меха у Окула в кузнице. Там они за работой, под звон молота, судили и рядили о том, как бы побыстрее выкупиться из кабалы, какую бы гадость устроить Невзору, каким образом обойти и оставить с носом закон. Кое-что уже и надумали: ежели гибкую медную трубку, через которую Жихаря кормили во время смертного сна, приладить к котлу, а в котел налить простой бражки да начать кипятить ее, поливая трубку холодной водой, то из трубки должна закапать Мозголомная Брага. Такое хозяйство Жихарь видывал у Беломора. Когда же затея удастся, все люди из кабака переберутся за угощением к кузнецу, а Невзор пойдет по миру, как ему и полагается…

Но до этого следовало еще дожить.

— Нечем мне тебя отблагодарить за добрую весть, — вздохнув, сказал Жихарь Демону. — Вот один медный грош добрая старушка сунула, и всех денег…

Демон Костяные Уши поглядел на грош с презрением, и за дело.

— С оплаченным ответом, — сказал он.

— Покормить бы тебя, — сказал Жихарь, взвалил заостренное бревно на плечо и пошел к изгороди. Демон взлетел с плетня и сел на бревно, точно выбрав такое место, чтобы работник не утратил равновесия, бредя по грязи.

Вдвоем они быстро поставили бревно в заранее выкопанную яму и забили его поглубже с помощью копра, причем Демон поднимал каменную шар-бабу наверх с нечеловеческой легкостью.

Солнце уже клонилось к обеду.

Служивший в кабаке Бабура заворчал, что и самого-то Жихаря кормить не за что, не говоря уже о всяких крылатых проходимцах, но Демон молча царапнул когтем столешницу, Бабура оценил глубину царапины и заткнулся, выбросив на стол остатки вчерашнего угощения. Демон, надо сказать, и тому был рад.

После еды полагался отдых, и этому даже Невзор не смел противиться, хотя и шипел насчет лежебок и дармоедов.

Жихарь лежал на бревнах и думал, что же передать побратиму. Писать было нечем, не на чем да и не о чем: то-то Яр-Тур обрадуется, узнав, что сэр Джихар Золотая Ложка ходит в последних батраках!

— Передай на словах, — сказал он наконец, — что я в своем государстве тружусь за все про все. Меня, скажи, так в народе и прозвали: царь-плотник. Пальцы от работы закостенели, перо не удержат. Как всю работу переделаю, так непременно буду в гости. Не женился покуда, достойной себя не нашел. К Беломору наведаюсь днями, — добавил он с сомнением. — Братние клятвы помню и соблюдаю… — сказал он с еще большим сомнением. — От Лю Седьмого известий не было. Должно быть, отшельничает, как и собирался. Ну вот вроде и все. Повтори.

Демон повторил слово в слово, ободряюще похлопал его крылом по плечу, оттолкнулся от бревен и полетел на закат.

Дождик прекратился, и трава, казалось, полезла из земли прямо на глазах. Вернувшиеся птицы, склевывая с деревьев жуков и гусениц, взахлеб рассказывали друг дружке, в каких краях зимовали да что повидали. Жихарь пожалел, что на Разнозельной Делянке, встретившейся им с Яр-Туром в походе, среди множества полезных и чудесных трав не попалась ягода Сорочье Яйцо — ведь человек, съев такую, научался понимать все как есть на свете языки, хотя бы и птичьи.

— Впрочем, что мне теперь толку языки знать, — сказал он вслух, наблюдая, как скрывается в небесах Демон — пусть и при службе, а все-таки вольный. — Теперь мне отсюда не выбраться до седых волос, как княжна сказала…

В самом деле, прямого и честного выхода он не видел. Можно, конечно, и сбежать, да ведь от себя не убежишь. Денег на выкуп нету. Можно, конечно, вечерами выбегать на большую дорогу — портняжить деревянной иглой, да о том скоро все узнают. И без того купцы стали обходить Многоборье стороной.

Можно поискать клад, только клады лежат заговоренные на три головы, на десять голов, на тридцать голов, — вот сколько людей придется самолично погубить искателю, прежде чем сокровище дастся ему в руки.

Есть клады и не кровожаждущие — чтобы взять подобный, достаточно, спеть без перерыву двенадцать песен, но не простых, а таких, чтобы ни в одной не было сказано ни про друга, ни про недруга, ни про милого, ни про немилого, только песен этих еще никто не придумал сложить. Разве что у каменных варкалапов перенять…

Жихарь встал, растер сам себе ладонями ноющую спину и пошагал на прежнее место — оставалось обновить еще добрую половину частокола.

За время Жихаревой кабалы народ в Столенграде здорово обленился — ведали, что даже за мелкую медную денежку жадный Невзор пошлет богатыря на любые труды. Одна такая денежка угодила не к кабатчику, а к Жихарю в пустую мошну — добрая старушка тайком сунула, хоть богатырь и не просил. С этого грошика надлежало начаться будущему богатству…

Возле бревен сидел прямо на вешней траве нищий. В прежние года, до княжения Жупела, побирушек в Многоборье не водилось: всем всего хватало, и своим, и пришлым. При Жупеле народ начал бедовать, многие пошли с сумой. Злодею это не понравилось, потому что иноземные гости, послы и купцы, могли усомниться в том, что Многоборское княжество сильно и богато, поэтому всех нищебродов враз собрали в старый сарай якобы для совета, как дальше жить, да в том же сарае и спалили, подперев двери бревном.

Нищий поднял голову в черном клобуке. Лицо у него было темное, морщинистое и такое древнее, словно прочие люди на свете оставались вечно каждый в своей поре, а он один старился за всех. Побирушка молча протянул руку с длинными цепкими и узловатыми пальцами.

— Эх, дедушка, — вздохнул Жихарь. — Что бы тебе осенью-то прийти? Уж тогда бы я тебя не обидел…

— Дай денежку, — тоненько сказал нищий. — А я тебе в промен дам добрый совет…

— Для меня и так тут целое княжество советов, — сказал богатырь. — И все, заметь, добрые: удавиться и тем себе руки опростать никто не подсказал. Ну да что с тобой поделаешь — на, более нету, чем богат…

И достал, не пожалел медного кружочка.

— Вот и спасибо, вот и молодец, по-княжески одарил, — молвил нищеброд, пряча милостыньку подальше. — А совет мой таков: возьми у самого богатого человека в городе денег под залог…

— Вот так совет! — горько усмехнулся богатырь. — Да я, если хочешь знать, и сам-то весь, целиком, заложен и перезаложен…

— Весь, да не весь, — возразил побирушка. — Есть у тебя для заклада такое, чего никто на земле заложить еще не додумался.

— Это что же такое будет?

— А слава твоя — добрая и худая! Вот ее и заложи. Она дорого стоит.

Жихарь поднял голову к небу и стал раскидывать мыслями. В самом деле, ни о чем подобном он покуда не слышал: люди в крайности, бывало, закладывали не только себя, своих жен и детей, но и самое душу, а вот славу… Что ж, слава, как и деньги, дело наживное, а на свободе он себе скоро новую доспеет…

— Вряд ли нынешняя моя слава на большие деньги вытянет, — сказал он нищеброду, хотя говорить-то уже было некому: не сидел больше побирушка под бревнами, сгинул, словно испугался, что пожалеет Жихарь о своей щедрости да отберет денежку назад.