Читать книгу "Красотки из Бель-Эйр - Кэтрин Стоун"

Поначалу Джером просто не мог отвести глаз от фотографий; потрясенный, он благоговейно молчал. Наконец пробормотал:

– Да, Эмили, они хороши. И правда, очень хороши.

А на самом деле – потрясающи, подумал Джером, разглядывая Эмили так, будто видел ее впервые. Джером знал, что Эмили творит чудеса в темной комнате, придавая фотографиям, которые он делал, интригующую фактуру и богатство образов, но он и понятия не имел…

– Я рада, что они тебе понравились, Джером.

– Монтгомери будут очень довольны.

Джером еще несколько минут молча изучал фотографии, и по мере того как он осознавал замечательный талант Эмили, в голове его закрутились разные мысли. Наконец он отвлекся от мыслей об одаренном фотографе и переключил свое внимание на объекты ее работы, на знаменитостей, чья жизнь завораживала его точно так же, как она завораживала Ванессу Гоулд.

– Боже мой, Эмили! Ты поймала этих двоих вместе? А я думал, что они больше друг с другом не разговаривают. Ты помнишь, о чем они говорили?

– Нет, я…

– Напрягись!

– Понятия не имею. Я не слушала.

– Ну ладно. – Джером перешел дальше. – А это прекрасный Луи. Он владелец «Выбора», ну, ты знаешь. Вы только посмотрите на Джоан! Очень лестный снимок. Три или четыре года назад она получила «Оскара», любимица сентиментальной публики.

– А это кто? – Эмили указала на фотографию мужчины с улыбающимися синими глазами.

– О! Это Роб Адамсон. Ему принадлежит журнал «Портрет». На самом деле отличный снимок. Мастерский портрет хозяина «Портрета».

– А это его жена?

– Элейн Кингсли? Пока еще не жена, но станет ею. Уверен, довольно скоро мы будем фотографировать на еще одной великосветской свадьбе в Охотничьем клубе Бель-Эйр.

– Вот как?..

Эмили заперла свою квартирку и отправилась пешком за двадцать кварталов, к дому Мика. День прошел хорошо. Джером остался доволен. Только бы вечер удался, только бы Мик больше не злился, что она согласилась фотографировать на свадьбе Монтгомери и Эллиотта, вместо того чтобы поехать с ним и его группой на двухдневный «джазовый вечер» на остров Санта-Каталина.

Мик все еще будет злиться, подумала Эмили, но она знала и то, что к тому моменту, когда она доберется до квартиры Мика на океанском побережье, его ярость уже можно будет побороть. Таблетка, которую она приняла, сотворит чудо, оглушит ее, не будет ничего невозможного.

Наркотик, синтетическая смесь мескалина и амфетамина, уже заставил небеса плясать, ветер – напевать, а пастельные краски летнего вечера – пульсировать, сиять и вибрировать. Похожие на сладкую вату облака плыли низко над землей, а уличные фонари казались бриллиантами тонкой огранки, отражающими свет, как тысячи призм. Дома вытягивались и таяли, кусты оживали, танцевали, кружились и покачивались в душистом воздухе.

Эмили легко отдавалась галлюцинациям. Ее мозг с готовностью принимал создаваемые наркотиками образы. Изменяющиеся очертания, вихри цвета и фантастические искажения не пугали ее. Это были старые друзья, мягкие, туманные видения в немом мире, спасительное бегство от того мира, который она знала.

Мескалин дарил ей галлюцинации, а амфетамин придавал смелости. Она могла справиться со злобой Мика. Могла обольстить его и снова вызвать его любовь. Эмили знала множество способов доставить мужчине удовольствие.

В кармане лежала еще одна таблетка, а Мик, если понадобится, даст ей кокаина.

Она справится.

– Эллисон, нет! – Уинтер решительно нахмурилась с трубкой в руке, будто выражение ее лица могло передаться лучшей подруге по телефонному кабелю.

– Я сообщаю тебе об этом только потому, что обещала, а не потому, что хочу, чтобы ты меня отговорила.

– Я просто не понимаю зачем.

– Потому что когда наездники падают с лошадей, они снова садятся в седло.

– Вообще-то ты не упала.

– Упала!

– А врачи действительно дали добро?

Уинтер уже знала ответ. Она помнила тот день, полтора месяца назад, когда врачи сказали Эллисон, что она может ездить верхом – ездить, но ни в коем случае не прыгать, – если захочет и если будет очень осторожна.

Уинтер помнила тот день со всей ясностью, потому что с того дня Эллисон начала меняться. Изменения были малозаметны – в ней просто появилась спокойная решимость. Эллисон начала строить планы, но взгляд ее серьезных зеленых глаз искусно скрывал важность принимаемых решений.

Эллисон не спрашивала у Уинтер совета и не обсуждала с ней свои мысли до принятия решений. А потом просто объявила их, все три удивительных решения, одно за другим:

«Я сказала Дэну, что не могу выйти за него».

«Я дала согласие Клер. После Олимпийских игр я начну работать в “Элегансе”».

«Я собираюсь снова ездить верхом».

– Ты не можешь прыгать через препятствия, – теперь уже мягко напомнила Уинтер, как напомнила об этом и полтора месяца назад. Что, если это было четвертым удивительным решением Эллисон?

– Я знаю, – с тихим вздохом ответила Эллисон.

– Тогда почему?

– Потому что я хочу. Мне это необходимо.

– А я хочу… мне необходимо быть с тобой в тот момент, когда ты сядешь в седло.

– Я всего лишь собираюсь сесть на Рыжую и проехать один круг. Предельно безопасно. Невероятно скучно. И невероятно рано.

– Отлично.

– Нам и правда нужно быть там во вторник к семи. – В этот утренний час, как заверили Эллисон, открытый манеж в клубе будет полностью в ее распоряжении.

– Я заеду за тобой в половине седьмого.

– Ты точно решила?

– Совершенно точно. Мне это совсем не трудно. До встречи.

«Совсем не трудно, – подумала Уинтер, положив телефонную трубку. – Я буду бодрствовать, потому что Марк только что уйдет».

Утром в воскресенье Марк уехал в шесть, спеша домой принять душ и переодеться, чтобы к семи успеть на обход в больницу. Марк и Уинтер не спали в шесть утра, потому что вообще не спали.

Сегодня они поспят. Марку придется поспать. В его голосе, когда он звонил за несколько минут до звонка Эллисон, Уинтер услышала нотки усталости. Он сказал, что будет поздно, слишком поздно, чтобы пойти куда-нибудь ужинать, но если она еще не будет спать…

Уинтер не будет спать, измученная собственной бессонницей, но неспособная уснуть. С той минуты как вчера – только вчера? – Марк покинул ее постель, сердце Уинтер беспокойно билось, скучая по нему, желая его, нуждаясь в нем.

Роб бежал легкой трусцой вниз по обсаженной пальмами дорожке в парке на гребне горы Санта-Моника. Пробежка принесла пользу – бодрящая интерлюдия между требованиями дня, отданного «Портрету», и удовольствиями предстоящей ночи с Элейн. Внизу искрился Тихий океан, темно-синий в летних сумерках, мягко бьющийся о белоснежный песок. Роб вдохнул душистый ветерок и в сотый, а может, и в тысячный раз подумал, как он был прав, уехав из Нью-Йорка и перебравшись в Лос-Анджелес.