Читать книгу "Завтра мы будем вместе - Галина Врублевская"

— На, хлебни.

При этом бережно накинул мне куртку на плечи.

Я сделала несколько жадных глотков из фляги. Потом мы бродили по лесным дорожкам, петляющим вокруг городка. О чем-то болтали, снова пили и пели.

Иван зажимал мне рот, говоря, что в части шуметь не положено. Я трясла головой и звонко хохотала. В тот вечер я перестала быть собой. Я совершенно потеряла все человеческое. Я стала сгустком чувств и ощущений: холод, жажда, естественные отправления — вот что осталось от меня. Все происходило как во сне.

Иван, держа меня за руку, повел в темноту пляжа.

Рядом слышался плеск невидимых волн, но граница берега и моря различалась с трудом. Только луч прожектора прочерчивал бегущие полосы по песку, по камням, но вновь темнота затушевывала их. Иван увлек меня в прибрежный кустарник. Свет не проникал сюда. Луч распадался, спотыкаясь о листья. Пучок искрящихся частичек света слепил глаза. Мир вокруг плясал с бешеной силой. Сумасшедшие скачки продолжились на сухом тростнике, ковром выстланном на песке.

— Не надо, Ваня, не надо, — слабо сопротивлялась я. Хотя почему не надо, я уже не понимала.

Мы были обращены лицом к лицу, будто находились на качелях, только вместо доски подо мной были его костлявые бедра, которые я крепко обхватила своими пятками. Я чувствовала наготу его и своего тела и тот цепкий шуруп, который нас сейчас скреплял. Иван подбрасывал меня, выгибая живот и чуть откинувшись назад. Я тоже опрокинулась на спину. Дьявольские качели — вверх-вниз, вверх-вниз — уносили меня в темноту неба.

Мои пальцы проваливались во влажный песок.

Я, как гимнастка, изгибалась в «мостик» при каждом движении волшебного ствола, постанывая от боли и наслаждения. Наконец, мои прерывистые стоны слились в непрерывный протяжный звук.

Я долго не могла прийти в себя после пережитого блаженства. Опьянение телесным наслаждением вытеснило хмель от вина и занесло меня на невиданную вершину! Но теперь я катилась назад, в темное ущелье непереносимого унижения. Ледяной сквозняк совести пронизывал мою душу. Обмякшая плоть Ивана источала слизь, стекающую под мои ягодицы. Я закрыла глаза, и мне казалось, что я тону в этой слизи, как в грязном, мутном пруду.

В этот момент я неожиданно отключилась. То ли заснула, то ли потеряла сознание.

Но спать Иван мне не дал:

— Вставай, замерзнешь. Пойдем в общежитие, я тебя провожу.

Сильная боль раскалывала мою голову. Тупой стыд застыл в груди. Но рядом с ним бушевала ярость, и я обрушила ее на Ивана:

— Что, воспользовался моим состоянием и затащил меня на пляж?

— Катя, зачем так говорить? Ты же сама, можно сказать, увлекла меня. Сама напросилась.

— Напросилась? — Я резко вскочила и беспомощно ткнула Ивана кулаком в грудь. — Подлец!

Отлетающий хмель на глазах превращался в злобное похмелье. Я помнила это состояние у матери. И вот теперь сама… Я же знаю, что мне нельзя пить, что я не могу остановиться в нужный момент. И вот сорвалась. Три года держалась. Злоба и бессилие душили меня.

— Да на фиг ты мне нужен. У меня есть парень.

И не думай язык распускать. Кому скажешь, что я была с тобой, глаза выцарапаю.

Я нервно и торопливо натянула трусы, связав порванную резинку. Оправила Юбку, продолжая осыпать Ивана упреками.

— Катя, ты что как с цепи сорвалась. Я не привык языком трепать. Я думал, что нам обоим хорошо. Ладно, не будем ссориться. И вообще — извини. Я, кажется, был пьян.

Иван накинул свою куртку мне на плечи, и мы пошли к поселку. Постепенно я остыла, В самом деле, набросилась на парня, а он тут совсем ни при чем. Я припоминала нашу вечеринку. Это Серов отыгрывался за свое поражение. Решил меня споить и взять силой. Иван случайно под руку подвернулся. Вот странно, он же, вначале был с Элькой.

Несмотря на свой позор, я испытывала легкое удовлетворение оттого, что не далась Серову. Хотя хрен редьки не слаще, как говорила моя бабушка. Мы прошли окольными путями к нашему общежитию. У подъезда Иван взял свою куртку и пошел к соседнему зданию, в общежитие сверхсрочников.

Я на цыпочках пробралась к нам в комнату.

Девчонки спали на своих кроватях. Душный, спертый воздух, наполненный запахом перегара, вызвал у меня приступ тошноты. Объедки на грязном, неубранном столе были тоже отвратительны, Я, стараясь не шуметь, достала из шкафа куртку и джинсы, тихо переоделась и вышла из душной комнаты.

Снова обошла здание общежития и вышла к заливу. Короткая северная ночь уже таяла над поверхностью воды. Прожектор выключили, но теперь и без него был виден каждый камень. Скинув одежду, я, поеживаясь, вошла в воду. Ноги подворачивались на скользких от тины камнях, едва просвечивающих под водой. Добраться до глубины было нелегко. Наконец чистая вода покрыла мое тело, и я поплыла, широко взмахивая руками.

Когда я вышла из воды, померкший было для меня мир вновь стал прозрачным и звенящим. Ко мне снова вернулась уверенность, что все образуется, что я одолею тяжкое наследство, оставленное мне матерью. И отец, замечательный мужественный капитан, обязательно поможет мне выстоять.

Глава 3

Несколько последующих дней я пребывала в напряжении, опасаясь повышенного внимания со стороны Задорожного или Серова. Но тот и другой вели себя пристойно. Я тоже не давала им повода для легкомысленных разговоров. А вскоре вернулся на базу Юра: закончились вспомогательные работы в акватории. Корабль ушел в нейтральные воды, но студентов отправили на берег. Теперь Юра все свободное время проводил со мной, и это видели мои возможные преследователи. Я была ласкова с Юрой, стараясь загладить свою вину перед ним. Юра же в мыслях был еще там, в море, на борту эсминца. Он вспоминал разные эпизоды из своей кратковременной жизни среди моряков и особенно восторженно отзывался о моем отце. Оказывается, капитан второго ранга Островский руководил испытаниями аппаратуры и работами в акватории.

Так что я познакомилась с Островским заочно, прежде чем увидела его. Помню наш первый с Юркой вечер после его возвращения с корабля. Мы гуляли вдоль берега, а Юра, не переставая, говорил о море и об Островском. К сожалению, его рассказы кренились в сторону техники. Юра со знанием дела рассуждал о пройденных милях, о кабельтовых. разгонах судна, о влиянии поперечной волны и других деталях судовождения. И выходило так, что при любых погодных условиях Островский отыскивал то единственное решение, которое давало наилучший результат. Мне же хотелось побольше узнать о своем отце как о человеке. Замечу, что я по-прежнему не призналась Юрке, самому близкому другу, в том, что я — дочь капитана, которым он восхищался.

У меня все еще не было уверенности, что тот меня признает. Я терпеливо выслушала Юркины рассказы о работе в море и задала вопрос: «А как выглядит твой Островский?» Вопрос озадачил Юрия. Как и другие парни, Юра не смог описать внешний вид человека, который ему понравился. Он замялся, пожал плечами и неуверенно ответил, что выглядит Островский обычно: «Ну, какой-то такой, обыкновенный. Чуть повыше меня. Волосы, кажется, русые или нет, совсем светлые. А, вспомнил. Выражение лица у него странное: вид серьезный, а взгляд мечтательный. Он всегда будто за горизонт глядит».