Читать книгу "Красное платье - Алла Осипова"

— Александр Андреевич Иванов — потомственный художник, он с раннего детства мечтал быть художником. Много раз это подводило его — учителя считали, что мальчик не может так прекрасно писать маслом и акварелью, что ему помогает рисовать отец, но отец никогда не помогал выполнять сыну учебные работы. Иванов с самого детства был талантлив. Фактически он отказался от личной жизни, посвятил себя живописи. Долгое время Иванов жил в Италии, изучал искусство и делал бесчисленное количество работ. «Явление Христа народу» он писал около двадцати лет. Эта картина — история всех людей, характеров и темпераментов. Картина разделена на две части — небо и землю. На грешной земле толпятся разные люди: раб с веревкой на шее, улыбающийся с надеждой, его богатый, холеный хозяин с ухоженными седыми кудрями и дебелым телом, златокудрый Иоанн Богослов, Андрей Первозванный, Нафанаил Сомневающийся, старик и мальчик, бедный и богатый, уверовавший и сомневающийся, нагой и одетый — все вместе. В одном из персонажей угадывается Николай Васильевич Гоголь, русский писатель. Он очень дружил с Ивановым и часто позировал ему. Вдали видны римские всадники с копьями — предчувствие распятия.

В центре юноша, одетый в точно такие же одежды, как и Спаситель. Но лица его мы не видим. Почему? Потому что каждый из нас может стать подобным Спасителю. Эта картина как зеркало, как отражение разных проявлений единого Божественного.

Пока Иисус одинок, но движение уже началось, люди уже надеются и начинают верить, каждый по-своему, и в своем индивидуальном открытии по-разному приходят к Богу.

Прекрасная картина, не так ли?

Восхищение было написано на лице у Рона, он что-то быстро-быстро заговорил. Я уже полностью отключилась и ничего не понимала. Денис перевел:

— Он цитирует Библию: «Царствие Божие подобно пастуху, у которого сто овец. Одна из них заблудилась. Он оставил девяносто девять и стал искать одну, пока не нашел ее». Он говорит, что восхищен Россией, Москвой, Ивановым и… тобой. Сейчас мы еще посмотрим картины, потом он приглашает нас обедать в отель «Президентский».

— Нет, я не смогу, спасибо. У меня очень много дел.

— Ну, как знаешь. А я пойду, пожру с ним на халяву, — цинично улыбнулся Денис, похлопывая себя по животу.

Мы еще походили по залам, я кое-что рассказала Рону о картинах, особенно о моем любимом Сурикове. Видимо, Рон устал от многочисленных впечатлений, его глаза покраснели, он выглядел ошарашенным. Мы завершили экскурсию и вышли в Лаврушинский переулок. Падал снег, было красиво, от красоты щемило сердце.

Рон, воодушевленно размахивая длинными руками, напоследок произнес небольшую восторженную речь о том, какая прекрасная страна — Россия, он будет всегда молиться за ее процветание, и мы тоже должны всегда ею гордиться, несмотря ни на что. В устах американца это звучало удивительно, ведь обычно они помешаны на своих кетчупах, бейсболе, кока-коле. Значит, не все американцы одинаковы…

Рон вложил мне в руку пятьдесят долларов. Денис перевел:

— Он очень благодарен за экскурсию и смущен, потому что у него оказалось мало наличных. Но он очень хочет помочь тебе и просит дать адрес и телефон для дальнейших коммуникаций.

Я дала свой телефон, попрощалась и побежала домой. Мое сердце радостно колотилось, я чувствовала себя богачкой! Все вокруг оставалось по-прежнему: грязные улицы, присыпанные поверху белым снегом, множество бомжей и нищих, концентрирующихся к Третьяковской галерее, возле которой можно поживиться жалостью иностранцев… Но я летела как на крыльях, мне казалось, что впереди — светлая полоса, счастье и чудеса. Можно покупать швейную машинку, надеюсь, что денег хватит! Спасибо! «Господи, Иисусе Христе, помилуй мя, грешную».

Вечером я с восторгом рассказывала все, что случилось, маме и бабушке. Мама заплакала:

— Неужели в нашей жизни наконец начнется светлая полоса?

— Да, да! Уже началась! Теперь пойдет совсем другая жизнь, я обещаю! Мы больше не будем вести полуголодное существование!

— А этот американец, он ничего? Может быть, выйдешь за него замуж? — мечтательно произнесла мама.

— Мамочка! Как ты можешь?! Я люблю только Хорхе, я буду любить и ждать его! — возмутилась я. — Даже не говори мне такие ужасные вещи. Ты что, уже предала его? Он вернется. Просто… у Хорхе какое-то секретное задание…

— Нет, он не вернется, — вздохнула мама.

— Ты что-то знаешь?! Скажи!

— Я видела сон. Он не вернется, ты же знаешь, я все вижу во сне заранее…

— Я не верю в твои сны! Нет, нет, он вернется! У Богдана будет отец!

— Девочка моя, прости, но просто… не ставь на себе крест. А вдруг этот американец — твоя судьба?

— Мама, но почему ты сразу меня женишь? Он просто сходил со мной в Третьяковскую галерею. Может быть, он женат. А может, я ему и не особенно понравилась…

Мама вздохнула:

— Да ты не можешь не понравиться, доченька… поверь…

Я легла спать и очень долго не могла заснуть от волнения. Обычно я засыпаю еще до того, как кладу голову на подушку. В выходные обязательно поеду в магазин и куплю швейную машинку. Если они продаются. Я перебирала впечатления этого дня, как перебирают драгоценности в шкатулке, и благодарила, благодарила…

…На следующий день вышла на работу. Все было как всегда. Я тихонько напевала себе под нос немудрящие мотивчики, летала по офису с пылесосом и тряпкой. Сегодня мой улов бутылок был большим после вчерашней вечеринки в офисе. Ни один из шоферов довезти меня не мог, поэтому я собрала тяжелый груз в большие пакеты и планировала в две ходки дотащить добычу до пункта приема стеклотары, расположенного через две улицы. Я умылась, причесалась, привела себя в порядок после работы, облегченно вздохнула: еще один рабочий день завершен и прошел благополучно. Надела куртку — и… увидела Рона. Он стоял около лестницы и оживленно разговаривал с нашими офисными красотками, широко размахивая руками, как ветряная мельница. Узкого пространства офиса было явно маловато для его широких движений. Сегодня он был одет в длинное черное пальто и выглядел настоящим заморским принцем. Я тихо поздоровалась, пытаясь проскользнуть мимо него с тяжелым грузом стеклотары, но он бросил своих собеседниц и пошел за мной вверх по лестнице.

— Привет! Я приехал, чтобы тебя увидеть и еще раз высказать свое восхищение нашим вчерашним мероприятием. Я могу тебя куда-то пригласить? — Он сиял своей белозубой улыбкой и пах на три метра волшебным одеколоном.

— Нет! Я не могу… Мне надо… — я чувствовала, что заливаюсь краской от неудобства, — сдать бутылки. Тебе в таком виде лучше туда не ходить.

Рон как ни в чем не бывало подхватил мои пакеты и даже присвистнул от их тяжести:

— Ого! И часто ты носишь такие грузы? Сильная русская женщина. Тебе не надо после таких тренировок посещать фитнес и аэробику. А зачем ты сдаешь бутылки: это экологическое движение или из-за денег?

— Конечно из-за денег, — вздохнула я.