Читать книгу "Воры над законом, или Дело Политковского - Ефим Курганов"

Глава двенадцатая. От публикатора: царь и его любимчик

4-го февраля 1853-го года, отдав все спешные приказания по делу Политковского, государь Николай Павлович решил написать светлейшему князю Александру Ивановичу Чернышёву и поставить его хотя бы в известность о принятых им мерах.

Как верно заметил господин Жульковский, император решил не привлекать Чернышёва к военно-уголовному процессу, но не сообщить своему любимцу, что такой процесс затевается, он не мог.

При этом император тактичнейше даже и не намекнул, что считает светлейшего князя хотя бы в малейшей мере ответственным за случившееся.

Чудом переписка по этому поводу сохранилась, и мне удалось её обнаружить в одном частном лондонском собрании.

Ефим Курганов,

доктор философии.

Генваря 4-о дня 1953-го года.

В Аничковом дворце.

Любезный и досточтимый Александр Иванович!

Успел ли, дорогой друг мой, обратить внимание среди неотрывных горестей своих, что преставился тайный советник Политковский, директор канцелярии комитета о раненых?

И ведомо ли тебе, что обнаружены совершенного гигантские растраты в канцелярии комитета, которую возглавлял долгие годы Политковский?

Меня настоящая история огорчает просто до боли сердечной. Признаюсь чистосердечно: я просто в ужасе.

Тебе же желаю здравствовать и быть бодрым.

Николай.

Генваря 4-го дня.

Малая Морская, 10.

Государь!

Здоровье моё в настоящее время оставляет желать много лучшего, увы, но тем не менее я слышал о кончине тайного советника Политковского, кое-что дошло до меня и об начатом следствии по делам подведомственной ему канцелярии.

Обнаруженные безобразия, действительно, ужасны.

Но, признаюсь, дело ведь даже и не в Политковском, который вдруг оказался негодяем и вообще неблагодарной личностью, столь гнусно ответившей на щедроты, которые я рассыпал пред ней многократно.

Государь! Смиритесь с неизбежным. Где у нас в военном министерстве чиновник, распоряжающийся казёнными суммами, там и растраты, и чем выше чиновник, тем выше и растраты.

Увы, это так.

Сию необычайно горькую истину необходимо признать, и чем ранее, тем будет лучше.

Надеюсь, мой государь не рассердится на меня за прямоту.

Остаюсь неизменно преданным слугою

Вашего Императорского Величества.

Александр Чернышёв,

светлейший князь.

Генваря 6-го дня.

В Аничковом дворце.

Любезный Александр Иванович!

Страшные вещи ты мне написал. Спасибо тебе за правду, милый друг. Я бесконечно ценил и ценю твою искренность и преданность мне лично — не сомневайся в этом.

А знаешь, мой венценосный братец Александр вот что любил повторять мне: «Они украли бы все зубы из моего рта, если бы могли сделать это, не разбудив меня во время сна, и украли бы все мои линейные корабли, если бы нашли место, куда их спрятать».

Выздоравливай, дорогой друг. Верю, что ты ещё послужишь мне и великому нашему отечеству.

Николай

Что скажешь на всё это? Разумею, конечно же, вышеприведённую переписку императора Николая Первого со светлейшим князем Чернышёвым.

Человек, который на протяжении двадцати лет не видел, что его ближайший подчинённый грабит Россию и не может удержать в порядке военное министерство, никак не может считаться мудрым государственным мужем и должен быть неминуемо призван к ответу.

Если же этого не происходит, то тем самым совершается не что иное, как уголовное или политическое даже, а точне, государственное преступление.

В данном случае такое преступление совершил сам император, который себя самого почитал образцом строгости и справедливости, был придирчив, въедлив до мелочей, а вот не заметил, что вытворяет его ближайший сподвижник.

Ефим Курганов,

Доктор философии.

24-го марта 2012-го года.

г. Париж.

Глава тринадцатая. Надежды рушатся и вновь возникают

Отдав 4-го февраля приказ об аресте всех без исключения членов комитета о раненых, император Николай Павлович находился в чрезвычайно воодушевлённом настроении. Да, негодяй Политковский таки ускользнул, что совершенно возмутительно, но он всё же не унёс в могилу тайны своей аферы.

«Генералы всё расскажут» — в запале молвил государь. — «Я выдавлю из них правду, выдавлю по капле».

Но члены комитета не только не участвовали в махинациях Политковского, они даже о них не имели не малейшего представления, И сие обстоятельство явилось для Его Величества причиной сильнейшего разочарования. Это произошло в тот же день.

После ужина Его Величество призвал к себе военного министра Василия Андреевича Долгорукова и генерал-фельдмаршала Паскевича. Последний был назначен императором руководить военно-судной комиссией, а военный министр принимал самоличное участие во всех без исключения допросах.

То, что эти двое поведали императору, повергло его в истинное отчаяние.

«Как ничего не знают? Какое право имеют они ничего не знать? Они же члены комитета? Чем же они там занимались, шельмецы?» — обескураженно и вместе необычайно зло говорил император, смутно надеясь, что Долгоруков и Паскевич откажутся от своих слов или хотя бы смягчат несколько их общий смысл. Но те стояли на своём.

«Но как же узнать, что именно происходило в комитете?» — крайне раздражённо осведомился государь.

«Ваше Величество, картина рано или поздно прояснится, всё узнаем, заверяю, но только в этом деле члены комитета о раненых нам не помогут ровно ничем, это уж точно» — заметил военный министр.

«И что же, их зря арестовали? Господа, вы так полагаете? Но кого же тогда было арестовывать?» — государь вопрошал гневно, капризно, с вызовом.

Долгоруков и Паскевич молчали, потупив очи долу.

«Ладно с вами всё ясно. Но я в вашем одобрении вовсе и не нуждаюсь. И их будут судить. Всенепременно. Ежели они не знали ничего, то тем более виноваты. Должны были знать, коли назначили их членами комитета».

Сказав это, император примолк, задумался, а потом уже заметил более примирительно:

«Тогда вот что разъясните мне, голубчики. Этот мерзавец Политковский был сделан директором комитета о раненых ещё в 35-году. Сейчас на дворе 53-й год. Прошло почти что двадцать. Как же он продержался столько лет, получал неуклонно награды, к коим представляло его начальство. Как он мог столько времени обманывать? Как же он удержался? Очень хотелось бы разобраться».