Читать книгу "Ангельские хроники - Владимир Волкофф"

Симеон был уверен, что он обязан во что бы то ни стало сохранить в тексте слова «Дева родит». И он хладнокровно отвечал:

– Именно поэтому, Исах, мы неправильно перевели alma как numphe, что и у Эсхила, и у Платона означает «та, что носит покрывало», то есть «новобрачная».

– Так что же, это ты позволил себе изменить текст, созданный нами обоими?

– Нет, конечно. Но подумай сам, ведь, если ты отказываешься перевести «незамужнюю женщину» как «деву», ты тем самым даешь повод плохо подумать о чистоте еврейских девушек.

– Речь не об этом. Переводчик знает лишь свой текст, а текст не содержит никаких уточнений относительно девственности этой молодой женщины. Там говорится только о ее семейном положении. И не надо доискиваться дальше.

– Доискиваться надо ближе. В наше время всеобщего упадка слово alma, может быть, и оставляет место для сомнения. Но во времена Исайи выражения «незамужняя» и «дева» были синонимами. Наши предки в чистоте своей души не любили излишней ясности в некоторых вопросах, ты знаешь это не хуже меня. Говоря о «незамужней» (то есть alma), они, конечно же, имели в виду «деву» и уж никак не «новобрачную», что обозначается словом numphe. В конечном счете, Исах, в чем заключается акт бракосочетания, как не в лишении невинности? Будем говорить серьезно.

Симеон начинал против обыкновения горячиться. Александр, не понимая, глядел на двух старых иудеев, метавших друг в друга довод за доводом. Исаха понесло.

– Видит Бог, – сказал он, подняв руку, – я придерживаюсь текста и признаю, что в такой степени греческий язык не способен передать смысл еврейского текста, ибо в греческом нет слова, означающего «молодая-незамужняя-женщина-без-иных-уточнений». Так что же нам делать?

Симеон взял себя в руки.

– Тут встает другой вопрос: каким образом слово parthenos, которое я нахожу точным и относительно которого ты еще колеблешься, оказалось написанным на дощечке, если ни я, ни ты его туда не записывали? Я думаю, ты напрасно обвиняешь Александра, который не знает еврейского языка и не имеет собственного мнения относительно текста Исайи. Чудится мне, что мы соприкоснулись с тем, что называется тайной перевода.

– Нет никакой тайны перевода, – упрямился Исах, усаживаясь на табурет слоновой кости. – Переводить – это передавать на другом языке то, что автор высказал на первом.

– Я не вполне согласен с тобою, Исах. Это – говорить на другом языке то, что автор хотел сказать на первом. Дословный перевод переводом не является, коль скоро он непонятен, ибо оригинал несет в себе лишь одну функцию – быть понятым. Скажи, Исах, ты, как и я, думаешь, что сын, о котором говорит Исайя, – это Мессия, Спаситель Израиля?

На этих словах голос Симеона чуть дрогнул. Исах тоже принял строгий вид и перестал теребить свое платье. Не было во всем Израиле ничего более важного, чем ожидание Мессии. Можно было подумать, что этот народ был создан единственно для того, чтобы из поколения в поколение ожидать Помазанника Божьего.

– Да. Пророк может говорить здесь только о Мессии, потому что он называет его «С нами Бог».

– И ты согласен, что рождение Мессии не может быть обыкновенным рождением, что ему, по крайней мере, должно предшествовать какое-то знамение?

– Именно так. И потому Исайя говорит о знамении, данном царю Ахазу.

– Ладно. Так если бы молодая женщина, не девственница, родила бы, какое было бы в том знамение? Такое происходит каждый день. Ахаз отказывается просить знамение, но Бог ему все-таки дает его. Какое? Беременную женщину? Ну, уж нет! Не кажется ли тебе, что, оставив в переводе numphe – «новобрачная», мы лишим его этого знамения, дарованного Господом? Осмелимся ли мы на такое святотатство? На такое извращение смысла? Ведь для нас, переводчиков, это почти одно и то же.

Симеон подошел к Исаху и положил руки ему на плечи:

– Можешь ты представить себе Мессию, появившегося на свет в результате обыкновенного плотского соития между обыкновенным мужчиной и обыкновенной женщиной? Не кощунствуй же! Не возводи хулу на Спасителя Израиля!

Исах снова взял со стола дощечку и обвел пальцем одну за другой, буквы слова parthenos.

– «Дева родит…» – прошептал он. – Этого не может быть.

– Всемогущий может все, – отозвался Симеон. Они посмотрели друг на друга, и взгляд их проник до самой глубины их еврейской души.

Исах повернулся к Александру:

– Ты уверен, что это не ты написал parthenos?

– Совершенно. У меня красивый почерк, правда, но ты же видишь, что рука, написавшая это, легче и тоньше моей. Восемь букв слова parthenos заняли не больше места, чем пять букв слова numphe. Эта «пи» едва касается воска А сравни с моими начало и хвостик этой «теты». А эта «сигма», похожая на извивающуюся змейку! Видишь, мои буквы более угловатые!

Для Александра не имело никакого значения, была или не была девственницей какая-то там еще не родившаяся иудейка, но ему вовсе не нужны были неприятности с его начальником, строгим библиотекарем Деметрием.

– Но кто же тогда, – спросил Исах, – написал на дощечке parthenos?

Александр пожал плечами, мол, не знаю. Симеон не ответил. Внутри Исаха развязался какой-то узел.

– Будь по-твоему, Симеон, – сказал он. – Но пусть это остается на твоей совести. И если нам суждено однажды предстать пред ангелом Загзагиилом, ты признаешься, что это ты пожелал оставить слова «дева родит».

* * *

В ту ночь Симеон проснулся в голубоватом сиянии, каким светится снег в сумерках, в ногах его постели сидел человек в белом.

– Симеон, – промолвил он, – я принес тебе обетование. Ты не умрешь, не увидев Мессию.

* * *

На семьдесят третий день царь Птолемей снова принимал у себя семьдесят двух старцев, которые принесли ему переводы Писания, тщательно переписанные на свитки. Греки и евреи многочисленной толпой теснились у входа во дворец. Деметрий и переводчики были встречены овациями. Отрывки из всех тридцати шести книг, прочитанные перед публикой, встретили горячее одобрение всех присутствующих. Было провозглашено следующее решение: «Теперь, когда правильный перевод наконец выполнен в полном соответствии со священным оригиналом, следует, чтобы произведение это оставалось отныне в том виде, в каком оно есть сейчас, без малейших изменений». Вынесенное решение не удовлетворило, однако, народ, который был единодушен. Тогда было объявлено, что проклятие падет на голову того, кто осмелится изменить хоть одну букву в тексте, делая его таким образом короче, длиннее или искажая его смысл. Чувство глубокой благодарности овладело Симеоном. Наконец-то Исайя стал Исайей, весть, которую пророк нес всему миру, как иудеям, так и язычникам, раскрылась теперь во всей полноте.

Царь, некогда падавший ниц перед оригиналом тридцати шести священных книг, теперь распростерся перед тридцатью шестью свитками перевода, признав тем самым их тождество. Он высказал пожелание, чтобы они хранились в соответствии с их святостью. Затем выразил сожаление по поводу скорого отъезда переводчиков, подарил им каждому по три роскошных наряда, по два таланта золота, по богато украшенной чаше и по полному гарнитуру для трех диванов и пригласил приезжать, когда им пожелается. Елиазару он послал десять лож на серебряных ножках, сервировочный столик в тридцать талантов, десять туник, пурпурное одеяние, корону, сто штук льняного полотна, чаши, блюда и два золотых кратера.