Читать книгу "Дни между станциями - Стив Эриксон"

В семь вечера она накрасила губы помадой. Она не красилась уже много лет. В четверть восьмого она стерла помаду и накрасилась другим цветом. В семь тридцать она стерла и эту помаду и решила вовсе не красить губы. В семь тридцать пять она решила все же накраситься.

Ее интересовало, заметит ли Джейсон, что от нее пахнет духами. Потом она запаниковала, решив, что духи – это чересчур. Подумала – не искупаться ли еще раз. Но тогда испортится прическа. Тогда она еще побрызгалась духами. Она поднесла пиджак к свету – проверить, продолжает ли ткань искриться.

Когда они вышли, Джейсон наблюдал за ней.

По дороге в клуб они не говорили. Она заметила, что вообще забывает о Джейсоне. Когда они подошли к кассе и Джейсон назвал свое имя девушке за стеклом, желудок ее сжался. Девушка посмотрела в список. Она никак не могла найти его имя, и что-то пронзило Лорен насквозь. Потом она все же нашла имя в списке, и Лорен выдохнула. Им даже был открыт подарочный счет для напитков; их провели за специальный столик наверху, с которого было видно танцзал. Явилась официантка и приняла заказ. Взглянув на Джейсона по ту сторону стола, Лорен попыталась придать голосу небрежный тон: «А Мишель к нам присоединится?»

Официантка ответила: «Директор никогда не пьет с гостями».

Лорен просидела выступление первой группы, не слыша ничего. Внизу в зале царила обычная суета, витал тот же запах бензина. Официантка ничего не знает, говорила себе Лорен. Мы гости Мишеля. Выступление закончилось через сорок минут. Официантка снова появилась, и Джейсон заказал еще два коктейля. Лорен было все равно, увидит ли Джейсон, как она обводит зал взглядом. Джейсон казался спокойным, невозмутимым, как обычно, словно ничто не могло ему угрожать.

Она смотрела в никуда, затем вдруг повернулась, и перед ней очутился он.

Мишель с Джейсоном разговаривали. Мишель помахал официантке и заказал выпить. «Прецедент», – сказала ей официантка. Джейсон сказал, что будет еще пиво. Мишель в первый раз взглянул на Лорен. «Нет, спасибо», – сказала Лорен, держа в руках свой бокал. Мишель пожал плечами. Официантка ушла.

Джейсон пошел в туалет. Мишель и Лорен сидели за столом, оба молчали. Лорен боялась поднять глаза, будучи уверена, что он смотрит на нее; но когда все же подняла, увидела, что он просто потирает пальцем губу, глядя на людей у бара и на сцену поверх перил. Повязка была на том глазу, что был ближе к ней, и было ясно, что он вообще не сознает, что она сидит рядом; он был к ней абсолютно равнодушен. Она вдруг заметила, как от нее несет духами. Она заметила чуть красный след помады на краю своего бокала и не сводила с него глаз. Вернулся Джейсон.

Вышла вторая группа. Где-то в середине второй песни Мишель отодвинул стул, встал, небрежно взмахнул рукой в прощальном жесте и ушел. Она глядела ему вслед. Она была уверена, что он вернется. Она была уверена, что он что-то хочет ей сказать. Он исчез, и потом, уже под конец выступления группы на «бис», минут через тридцать, она увидела, как он появляется снова. Она даже не перевела взгляд. Он был в своем длинном синем плаще и говорил с официанткой, а потом с кем-то за барной стойкой. Он двигался сквозь толпу, которая снова требовала «бис». Он поговорил с кем-то у входа. Он указал на сцену, указал на лестницу. Он был прямо под ней, так же как когда вытряхивал ковер у нее под окном. Он ни разу не взглянул наверх. Затем он пропал.

После концерта Джейсон повел ее в бар. Она выпила калуа со сливками. Он все время проговорил с ней, иногда наблюдая за женщинами, проходившими мимо их столика. В какой-то момент она его перебила.

– Я хочу домой, – сказала она.

– Выпей еще…

– Я хочу домой.

Величаво-опустошенно глядела она из окна грузовика по дороге домой, передним зубом соскабливая блеск с губ. Ночь была черней дегтя, и ничто не светилось, кроме, как казалось ей, крылатой кошки, летящей над зданиями, хотя это легко мог быть дельтаплан, который ветром снесло с пляжа. Их грузовик въезжал на гору, к ступенькам, ведущим на бульвар Паулина, а в сточных канавах застыли люди, надевшие толстые плащи, чтобы защититься от песка; только головы их медленно поворачивались. Ветровое стекло грузовика было выпачкано солью. Луны не было, низко висел туман. Они взошли по ступенькам, на улице стояла кромешная тьма. «Вроде бы мы не выключали свет», – сказал Джейсон, уставившись на их окно. С вершины лестницы, с которой открывался город, видна была длинная вереница фар, очень медленно ползущих к пункту назначения – шествие в городе, укутанном в черный саван. Джейсон отпер наружную дверь на первом этаже, вошел и притронулся к выключателю в коридоре. Свет не зажегся.

– Черт, – сказал Джейсон. – Опять отключили.

Лорен прислонилась к стене, молча глядя в воздух перед ним.

– Что еще с тобой? – спросил Джейсон. Она покачала головой.

– Я пойду назад к грузовику, принесу фонарик.

Она кивнула.

– Жди меня здесь, – сказал он.

– Я пойду наверх.

– Погоди, пока я принесу фонарь, тогда пойдешь наверх.

– Я пойду наверх, – сказала она, отнимая у него руку.

Она видела: ему стало легче оттого, что она снова мертва. Она медленно шла по лестнице, не держась за перила, все еще скрестив руки. Все, что неслось в ней вперед весь день, теперь остановилось. Ее даже не хватало на то, чтобы почувствовать себя глупой или обиженной. Она испытывала смутную благодарность за то, что вокруг темно. Ее слегка изумляло, что хочется плакать: она уже давно этого не делала. С тех пор как умер Жюль.

Она поднялась на второй этаж, затем на третий. На третьем она повернула было на лестницу, чтобы взобраться на четвертый, последний этаж, когда один кусок ночи вдруг показался ей не таким потерянным, как остальные. Казалось, он пульсирует в конце коридора чернотой не столько приглушенной, сколько более глубокой, чем тьма вокруг него – словно эта часть ночи впитала больше света и поэтому была изгнана остальной темнотой, напрочь отвергнута ею. Она стояла на лестнице и глядела, прислушиваясь, и в черноте, которая не позволила бы ей увидеть собственную ладонь в паре дюймов от глаз, увидела, как изгнанник шевельнулся.

Она молчала. Она не позвала его. Ветер контрабандой пронес раздавшийся за окном пронзительный звук, и она не могла определить, животное это или визг тормозов на улице. Она вслушивалась, ожидая возвращения Джейсона, и думала о том, что почувствовала, когда в первый раз увидела Мишеля. Здесь, на лестнице, она чувствовала себя неуязвимой для обычных циферблатов и того потока энергии, который вот-вот должен был возобновиться и снова заставить их зажужжать. Изгнанник снова двинулся, поближе к ней, и, когда он остановился, пространство вокруг застыло; она стояла, и ей нечего было изучать, не к чему притронуться, ничего не слыхать с улицы; в темноте все было раскрыто. Она стояла неподвижно, едва дыша, на самом краю лестницы, брошенные ступени и конец которой нигилистически перемешались, и твердила себе: «Сделай что-нибудь», – хотя ей хотелось никогда не уходить отсюда. Она приказывала себе подняться по лестнице и раз за разом ослушивалась; она никогда ничего от него не ожидала. Это значило бы слишком много предположить. Он не мог знать, что она потеряла Джейсона, поскольку в этом она не признавалась даже себе; он не мог знать, что она потеряла кольцо, так как она сама его сняла; он не мог предугадать принятые ею решения, поскольку она их еще не приняла. Ей не могло подуматься, что он ощутит, как она бродит по коридорам неведения, поскольку не она выбирала двери; скорей ему пришлось бы приноровиться к грусти, не понятой ни одним мужчиной, которого она знала (и уж точно не Джейсоном). Другими словами, ей не могло быть известно, что он не похож на Джейсона, а ему, предположила она, не могло быть известно, каков Джейсон и до чего, как следствие, довел ее брак. Ни одному из них не положено было этого знать, только теперь нечего было изучать, не к чему притронуться, ничего не слыхать с улицы, нечего чувствовать, кроме вещей, которые ни один из них не мог знать о втором; и поэтому они чувствовали все. Не подробности, не судьбоносные травмы, но окончательное кровавое побоище, опустошившее обоих. И когда с улицы раздались шаги Дженсена, она почувствовала на щеке одну слезу, а затем шаги ее мужа прогремели на улице в темноте. Она подняла пальцы перед собой и почувствовала его лицо в нескольких дюймах от своих глаз, и между ними словно бы дернулась и натянулась лежавшая кольцами нить. Затем раздался голос Джейсона, и она легонько провела по этому лицу пальцами, пока кончики их не коснулись ткани над одним глазом, и, если она и собиралась что-то пробормотать, он поймал этот звук ртом. Он не прерывал поцелуя, и его лицо не отодвигалось от ее лица, и тогда она убрала ладони с его обнаженной груди и передвинула на его голые плечи, обняв его спину, притягивая его поближе к себе. Его пальцы были у нее в волосах. «Лорен!» – раздался голос Джейсона снизу. Рука гладила ее подбородок; она слегка наклонила голову и больно укусила эту руку. Рука не сдвинулась с ее лица. Она разглядывала темноту, ища его, и знала, что он тоже на нее смотрит. За миг до того, как он притронулся к ней, они оба знали, как это будет, что они почувствуют. И в тот миг, когда он поцеловал ее, они оба узнали, что уже целовались в другое время, в другом месте.