Читать книгу "Шкатулка воспоминаний - Аллен Курцвейл"

Единственным достоверным источником информации по этому поводу оказался егерь, шустрый парень, который мог запустить ястреба, равно как и очередную сплетню, на сотню ярдов. Нежно зажав в руках старый мушкет и вставляя в него патроны, он рассказал Клоду, что аббат был единственным ребенком в семье, наследником солидного состояния. Его отец занимался морской торговлей. Аббат, будучи еще юношей, стал членом иезуитского ордена, из которого его позже выгнали с позором. Получив причитавшееся по закону наследство, Оже решил купить небольшое турнейское поместье, обладание которым и обеспечило ему титул графа. Не обращая внимания на протесты церкви, он присвоил себе и звание аббата. Егерь закончил свой рассказ, подстрелив низко летящую дикую утку.

Размышления Клода были прерваны грохотом, который он принял за звук выстрела. Позже мальчик догадался, что так чихнул аббат. Заряд воздуха, вылетевший из ноздрей графа, скинул бы на пол его очки, не будь они привязаны к кожаному ремешку – бесхитростному приспособлению, изобретенному Марией-Луизой. Вместо того чтобы уронить очки, аббат выронил свиток, и тот стал раскручиваться по пыльному полу. Проследив за дальним концом свитка, граф увидел, что его поймал Клод.

– Ваш ученик прибыл, господин, – нервно сказал мальчик.

Аббат покачал головой:

– Никакие формальности не должны нам мешать, не надо подписывать бумаг. Ты не мой ученик. Это, конечно, не значит, что я не буду тебя учить или что ты не будешь учиться. Ты обязательно будешь, равно как и я.

Аббат сказал, что ничто не должно напоминать ему об игнацианском[13]обучении. (А ведь прав оказался егерь!) Это означало, что беспрекословное послушание и жесткая дисциплина, которые так измучили Оже в юном возрасте, у него популярностью не пользовались.

– Ты понимаешь меня? – спросил граф.

Клод не понимал. Он смутился, и это отразилось на его лице.

– Решать будешь сам, как делал тот визирь, что придумал большинство восточных анекдотов, которые ты так любишь! Решай сам, как тот парень, что посвятил свою жизнь калифу и согласился хранить все его секреты.

Сравнение понравилось обоим. Оно перенесло Клода в мир магии и джиннов. Он уже почти увидел врата Константинополя и минареты Багдада. Аббату же вообще было приятно говорить о том, что здесь считалось ересью и богохульством, – так он одерживал еще одну личную победу в войне против Церкви.

Доброта аббата подбодрила Клода.

– Может ли визирь попросить у калифа исполнения одного желания?

Аббат нахмурился:

– Нет. По правилам восточных сказок калиф не должен ничего дарить визирю. Отец наверняка тебе рассказывал.

Клод снова смутился. Он слишком на многое рассчитывал.

Но аббат тут же весело добавил:

– Зато можно попросить исполнения трех желаний!!!

Они рассмеялись. Клод стал придумывать, о чем же спросить аббата.

– Почему вы поселились в Турне?

– Это легкий вопрос. Один из моих знакомых, с кем я вел переписку, однажды рассказал, что есть возможность приобрести эту землю, что климат здесь мягкий (ха!), что здесь тепло и светло (еще раз ха!). Также он сообщил мне, что прежний владелец пользовался уважением местных жителей и шел по жизни со словами: «Рожден, чтобы подавать!» Позже я узнал, что это действительно был его девиз. Только имелась в виду не помощь своему народу, а умение делать хорошие подачи в теннисе. – Аббат изобразил, как бьет ракеткой по мячу. – Также мой знакомый рассказал, что здесь я легко могу не только связаться с продавцами республиканских книг, но и избежать жесткого надзора церковного суда. Описывая местность, он назвал ее, если мне не изменяет память, так: «Милая, светлая, уютная деревенька». Подумав как следует, я понял, что он ошибся. Прав мой приятель был только в том, что это деревня. Но знаешь ли, много думать иногда вредно. Я переехал сюда потому, что устал от путешествий. После многих лет миссионерской деятельности под полным контролем ордена Святой Троицы, ныне расформированного, я понял, что больше не хочу путешествовать. Здесь я осознал одну вещь – чтобы увидеть новый мир и новую жизнь, вовсе не обязательно собирать чемоданы.

Аббат снова чихнул, но уже не с такой силой. Он вытер нос засаленным рукавом платья и спросил:

– Так о чем это я?

– О новых мирах, – ответил Клод.

– Ах да, terra incognita, terra nova.[14]– Он подвел Клода к окну, вырезанному в стене теннисного корта. – Здесь я могу общаться с другими экспериментаторами – с твоей матерью, со старым Антуаном, а там, за долиной, живут испытатели и исследователи еще более знаменитые – Парацельс,[15]Гольбейн,[16]Боэн.[17]Зажав в руках пробирку, холст или интересный образец, они могут изменять все, к чему прикасаются их умы.

Пока аббат все это говорил, он указывал скрюченным пальцем туда, где скорее всего жили алхимик, художник и ботаник, которых он так уважал. Палец двигался из стороны в сторону.

– А там, в городе Берне, усиленно трудился Галлер,[18]добавляя новые статьи в энциклопедии. Он писал труды по анатомии, психологии, ботанике и библиографии. Он был поэтом и писателем – написал четыре исторических романа, правда, шедеврами их назвать сложно. Вдобавок он владел солеваренным заводом и вообще вел множество городских дел. Как же ему это удавалось? Наверное, все дело в снеге. Что еще делать зимой в Швейцарии, как не экспериментировать, разрабатывать и коллекционировать?

Аббат подвел Клода к стеллажу с книгами и вытащил один томик.

– Это «Пинакс» Боэна. Здесь он перечислил и описал все растения, какие ему были известны. Книга устарела, но все равно она бесценна. Я обязательно отвезу тебя в Базель посмотреть на его коллекцию растений. Великое множество разных кореньев! Твоей маме тоже стоит туда съездить.

Он закончил свою длинную речь.

– Тебя устраивает такой ответ?

Ответ Клода устраивал, а потому он задал следующий вопрос:

– Откуда вы приехали?

Аббат ответил с поразительной откровенностью:

– Давай подумаем. Смотря откуда начинать. В твоем возрасте я был на попечении церкви. Я учился ораторскому искусству. Учителя мои отличались светскостью и простотой, умели преподавать. Думаю, именно там я приобрел интерес к исследованиям и исследователям. К сожалению, их философия не слишком устраивала моего отца – торговца, человека без интересов, равнодушного к страданиям бедных людей. Вскоре он отправил меня получать серьезное, по его мнению, образование у иезуитов.