Читать книгу "Виновата любовь? - Дэни Аткинс"

Мне действительно не потребовалось много времени – я обошла всего с полдюжины гранитных плит с трогательными, проникающими в самое сердце эпитафиями любимым супругам, бабушкам, отцам… Столько горя, столько слез – мерзлая земля была буквально пропитана ими.

Могила Джимми располагалась чуть в стороне и выглядела явно новее прочих. Надгробный камень из белого мрамора ярко блестел под лунным светом. Подойдя, я некоторое время собиралась с духом, прежде чем прочесть надпись:

….Джимми Кендалл

Безвременно ушел из жизни в 18 лет

Нежно любимый сын и преданный друг

Наша память о тебе не умрет никогда…

Из моей груди вырвалось рыдание, полное такой боли, что оно больше походило на крик раненого животного. Колени подогнулись, и я опустилась на холодную траву у могилы. Я надеялась дать здесь выход чувствам, выговориться, но не могла произнести ни слова – все тонуло в накатывавшей волнами, захлестывавшей меня душевной муке. Я верила, что с годами я смирилась с потерей, приняла ее, однако теперь стало понятно: под тонкой тканью притворства скрывалась все та же разверстая, зияющая рана. Не находя слов, я лишь раскачивалась вперед и назад, бессмысленно повторяя имя дорогого мне человека.

Нет, это слишком невыносимо. Я еще не готова – ни физически, ни эмоционально. Прийти сюда было чистым безумием. Не переставая горестно всхлипывать, я начала вставать и вдруг чуть не упала, лишь в самый последний момент успела опереться о заледеневший дерн. Голова внезапно показалась какой-то чужой, слишком тяжелой для шеи. Потом подалась и рука, и я, беспомощно вскрикнув, рухнула лицом вниз на холодную жесткую землю.

Боль распространилась теперь от головы на шею и плечи. Я подумала было, что, падая, ударилась о камень, но ничего похожего под телом не ощущалось. Очень медленно, стараясь не двигать лишний раз головой, я подтянула ладони к груди и попыталась приподняться… Но как я ни напрягала до дрожи в запястьях остатки сил, ничего не получалось. После нескольких бесполезных попыток я поняла, что так встать у меня не выйдет.

Опасность моего положения вдруг предстала передо мной со всей очевидностью. Ночью, беспомощная, разбитая каким-то приступом, одна на кладбище. Никто не знает, что я пошла сюда, хватиться меня тоже некому – по крайней мере до утра. Я могу просто-напросто умереть здесь. Эта страшная мысль пробилась даже сквозь боль, тисками стискивавшую голову. Хоть я и понятия не имела, сколько нужно времени, чтобы замерзнуть насмерть, одно мне было известно твердо: я не сдамся и не погибну без боя рядом с могилой того, кто пожертвовал жизнью, чтобы спасти меня.

Стараясь не обращать внимания на спазмы в голове и шее, которыми отзывалось каждое движение, я потихоньку стала переворачиваться набок. Дело шло с трудом, несколько раз я замирала, чтобы перевести дыхание. Мной двигала не столько даже воля к жизни, сколько осознание того, что будет с отцом, если он потеряет меня, да еще при таких жутких обстоятельствах.

Повернувшись наконец и отдышавшись, я осторожно подняла к груди колени. По крайней мере ниже плеч боль не распространялась, хотя все тело странно онемело, наверное из-за лежания на холодной земле. Нужную позицию я приняла, но дальше было сложнее. Так постепенно уже не получится, а на вторую попытку меня просто не хватит. Упершись рукой, я сделала глубокий вдох, задержала дыхание и титаническим напряжением всех сил перевернулась и встала на четвереньки.

Перед глазами заплясали цветные круги; казалось, еще немного, и я потеряю сознание. Закусив губу, я боролась с дурнотой. Когда она наконец отступила, я осторожно открыла глаза. От радости, что не свалилась в обморок и стою, хоть и на четвереньках, я не сразу осознала, что со зрением у меня творится что-то неладное. С замерзших губ непроизвольно сорвался крик ужаса. Правый глаз не видел вообще ничего, а левым я смотрела словно сквозь трубу – по бокам все пропадало в тумане. И я знала, что это не от горя и не от переохлаждения. Потеря зрения была последним страшным признаком в цепи тех, о которых меня предупреждали и которые я до сих пор так бездумно игнорировала.

Уговаривая себя, что паниковать нельзя, я почти вслепую нашарила левой рукой могильную плиту Джимми и кое-как поднялась на ватные ноги. Телефон я умудрилась оставить в гостинице, так что единственным моим шансом было добраться до дороги. Хватаясь за надгробные камни – владельцы, надеюсь, не обиделись, – я медленно, пошатываясь, двинулась через кладбище.

Поле зрения в левом глазу уменьшалось с пугающей быстротой, как будто трубка, через которую я смотрела, все больше и больше сжималась. Я старалась не думать, что слепота может оказаться необратимой, не поддаваться охватывавшему меня ужасу и изнеможению. Это было непросто – больше всего на свете хотелось лечь и зажмуриться, спрятавшись от наполненного болью кошмара. Каждый шаг давался с огромным трудом. Со стороны я, наверное, походила на только что выбравшегося из могилы зомби.

Последняя плита осталась позади, и мне вдруг смутно послышался какой-то звук вдали. Поезд подъезжает к станции… или это машина? Еще ведь и одиннадцати нет, не так уж поздно. Кто-то вполне может ехать мимо. Но здесь, в тени от церкви, между деревьями разве меня увидят?!

Шум нарастал. Все-таки машина!

– Помогите! – крикнула я. – Стойте, мне нужна помощь!

Я рванулась вперед, взмахнув руками над головой, чтобы привлечь внимание. Это был последний идиотский поступок за этот вечер. Пытаться бежать не лучшая идея, когда едва стоишь на ногах и к тому же почти ничего не видишь. Я полетела головой вперед и отключилась, когда автомобиль только начал взбираться на холм и его фары осветили усыпанное звездами небо.

Глава 3

Очнувшись, я сразу почувствовала острую боль в голове, по-прежнему странно тяжелой и будто увеличившейся в размерах. Я осторожно, едва-едва повернула ее – бинты зашуршали о наволочку подушки. Попыталась поднять руку, но натянулась трубочка, шедшая из запястья. Сзади раздавалось мерное пиканье какого-то аппарата – значит, я под капельницей и на системе жизнеобеспечения. Получается, меня доставили в больницу. Но почему я ничего не вижу? Я попробовала моргнуть, однако веки не слушались, и вокруг, как я ни пыталась, по-прежнему была сплошная темнота.

Что произошло? Меня захлестнула паника. Почему я ничего не помню? Я напрягла память, и в голове замелькали мимолетные обрывки вчерашнего дня. Я у своего старого дома… потом сразу, без перехода, ресторан. Оттуда я отправилась в гостиницу… На такси, наверное? Вошла в номер… и… и на этом все. Дальше зияла ничем не заполненная пропасть.

Я зашевелилась, пытаясь сесть, но мешали трубки и провода. Шум моих бесплодных попыток привлек, однако, внимание еще кого-то, кто находился в палате.

– Ну, я вижу, мы очнулись. Добро пожаловать, Рейчел. Приятно, что вы вновь с нами. Пойду сообщу вашему отцу.

Раздался звук открывающейся двери, и быстро удаляющиеся шаги рассыпали эхо по коридору. Я осталась одна, прежде чем мне удалось выдавить из себя хоть слово и что-то выяснить. Медсестра сказала, что сообщит отцу – по телефону, видимо? Значит, он знает, что я попала в больницу? Меня словно холодом обдало – как это отразится на его состоянии? Он слишком болен, ему нельзя волноваться. Хоть бы мне дали с ним поговорить. Может, если он услышит мой голос, я сумею его убедить, что со мной все в порядке. Только как же это сделать, если я сама не знаю, что со мной? В отчаянии я беспомощно застонала.