Читать книгу "Красное ухо - Эрик Шевийяр"

Но Африка что-то не спешит принимать его вызова. Она ускользает. Похоже, она предпочитает оставаться в своем бубу и набедренной повязке и скорее уйдет в чем мать родила, чем позволит облачить себя в роскошь его фраз. Она еще не дошла до того, чтобы отдаться за несколько высокопарных комплиментов, почерпнутых из произведений изящной словесности.

«Африка, Африка», — повторяет он. Можно подумать, что, называя ее по имени, он ради собственного удовольствия создает ее силой своего глагола.

Да будет Африка!

И в самом деле, никто не станет спорить, что это самое подходящее название для данной местности.

Красное ухо в мгновение ока вырастает в наших глазах. Он начинает внушать нам уважение и чуть ли не религиозное почтение.

Вот произнес бы он еще Норвегия.

Норвегия! Норвегия!

Просто чтобы проверить, сработает ли.

Сегодня у Красного уха горделивый и самодовольный вид: он сочинил первую строчку своей великой поэмы про Африку. Которую, уточняет он, правильнее было бы назвать не поэмой про Африку, а поэмой Африки — ибо вся Африка уместится в ней. До сих пор у Африки не было ни голоса, ни музыки. Теперь же достаточно будет раскрыть поэму Красного уха, чтобы и увидеть, и услышать Африку. В его поэме она предстанет во весь рост, она поднимется с колен. Кто бы мог подумать, что в венах этого пассивного, трусливого и худосочного юнца течет свежая кровь огромного континента. Даже могучий баобаб был бы не прочь подпитаться его энергией.

И все же на душе у Красного уха неспокойно. Его мучает важный вопрос: почему Артюр Рембо (по стопам которого он, собственно, и забрел в эти дебри) не написал в Африке ни единой строчки, тогда как он, Красное ухо, именно здесь на месте заводов отчетливо увидел мечети[19]?

Представьте себе дуэль между Триумфальной аркой и ее точной копией, выросшей на другом конце Елисейских полей. Утро. Восходит солнце, звучит тревожная музыка, дуэлянтки готовятся к поединку. Сейчас одна из них выстрелит, и вторая замертво рухнет на асфальт. Надо полагать, что Африке не удалось целиком и полностью поглотить Красное ухо, раз в перерывах между укусами комаров ему случается представлять себе подобные картины. В черном молескиновом блокноте все чаще появляются записи, не имеющие никакого отношения к Мали. Красное ухо с удовольствием сделает что-нибудь полезное для этой страны, он готов оросить ее почву и напоить ее овец из неиссякаемого источника своего таланта, но он не намерен ради этого отказываться от бескрайних просторов собственного внутреннего мира.

Из снеговиков получается отличный морковный супчик. Для его приготовления требуется лишь немного солнца.

Отточить оборотную сторону моей личности. Чтобы она стала как чеканный жест, сопровождающий меткое слово оратора.

Под Людовиком XIV течет Сена.

Страницы черного блокнотика пестрят такого рода мыслями. Можно подумать, что африканская эпопея закончилась и мы снова дома. В сером городе зима. Кто как может кутается. А ребенок как назло посеял рукавицы. Бедной его маме одна забота от этого юного рифмоплета.

Красное ухо — мужчина лет сорока, а именно столько в среднем живет самец гиппопотама, у которого, кстати, кожа тоже розовеет на солнце. Красное ухо больше не ощущает себя белой вороной. На встречу с тотемным животным везет его не умолкающий ни на минуту Тока, налегая на шест и ловко управляя шаткой пирогой. «Итак, — говорит Тока, — нам нужно добраться до залива, там река глубже, а гиппопотамы светлое время суток предпочитают проводить в воде. На поверхности видны только его глаза, ноздри и уши, которые неслучайно выступают как бугорки на его гладкой большой голове. — Выдержав паузу, Тока продолжает: — Гиппопотам — стопроцентный вегетарианец. Днем он поедает разные водоросли, но по-настоящему свой нешуточный аппетит утоляет ночью. Как только стемнеет, он выбирается из воды и отправляется на поиски пропитания, которые нередко уводят его на несколько километров от берега. Прожорливость гиппопотама, съедающего за раз порядка сорока килограммов травы и злаков, наносит немалый урон местному земледелию. Во время своих ночных вылазок стада гиппопотамов протаптывают от реки к полям дороги пошире настоящих, от которых во все стороны расходятся тропинки индивидуального пользования. В дальнейшем этой дорожной сетью пользуются другие животные саванны, когда хотят кратчайшим путем выйти к водопою». Тока вынимает шест из воды и указывает им на тропу, на которой и в самом деле появляется мужчина с двумя лейками.

Так скоро ли, Тока, мы их увидим, твоих гиппопотамов?

«В другой раз, — отвечает Тока, одним движением разворачивая пирогу против течения. — Сегодня я хотел только показать вам, где живут гиппопотамы. А теперь мне пора домой. Меня заждались мои младшие братья».

Теперь Красному уху ясно, откуда берутся пустыни и каково их назначение. На самом деле, довольно непонятный природный феномен, если не знать, что за ним кроется.

Ведь весь этот песок расползся по земле только потому, что намеревался и надеялся однажды ощутить прикосновение ног туарегской девушки Рукиату. В противном случае, он так бы и лежал себе кучей.

Однако он явно просчитался, ибо юная туарегская девушка не любит гулять. Рукиату предпочитает читать, и через ее руки уже прошли все книжки из нищей деревенской библиотеки.

Вот лучшая африканская подруга Красного уха: эта юная дочь кочевого народа, вместо того чтобы идти в Тимбукту[20], остановилась и улыбнулась ему.

Она расположилась в плетеном кресле на террасе библиотеки и не пошла в город песков Тимбукту.

Ветер сыплет песок ей под ноги: она усаживается по-турецки. Даже если ветер поднимет на воздух и бросит Тимбукту к ее ногам, ее ноги в нем все равно не будет. Рукиату беседует с Красным ухом, и эту беседу она не променяет ни на какие прогулки по Тимбукту.

Красное ухо одержал верх над Тимбукту. Он чувствует себя полководцем-победителем, с триумфом вошедшим в город песков.

Все эти слова и фразы писатель извлек на свет божий с единственной целью — рассмешить и растрогать Рукиату.

Если литература и существует, то лишь для того, чтобы смешить и волновать Рукиату.

Но какая литература способна запечатлеть Рукиату или хотя бы изящный след ее ноги?

Красное ухо исписывает страницу за страницей: безрезультатно.

Стратегия песка уже не кажется ему столь абсурдной. А что если действительно копать не вглубь, а вширь?