Читать книгу "Игрок - Александр Потемкин"

Господин Алтынов открыл коробочку. В ней были две другие. «Это настоящий? Чудеса! Какая божественная игра! А здесь что?» — госпожа Врубельская не могла оторвать взгляда от бриллианта. «Страз, или муляж. Подделка». — «Да? Но мне он тоже нравится. Что за камень?» — «Цирконий. У нас мало времени. Публика ждет артистов. Действие спектакля началось. Любовь Погоня уже раскошеливает героев пьесы. Теперь твой выход, надежда российской музыки». — «Сейчас станция. Плохая примета — начинать диалог на остановке. Мой выход прошу объявить после отправления. Люблю работать на движущейся сцене. Один вопрос, директор. Что, если они предложат мне больше, чем мы выиграем в финале спектакля? Ну, скажем, у героя рождается прекрасная идея или деловое предложение. Он смотрит на героиню пьесы и говорит: “Я дам тебе, девочка, двадцать пять тысяч долларов. Устрой мне медовую ночь. Покажи, как может любить русская женщина”. Как быть? Двадцать пять тысяч долларов лично мне, а другая, меньшая сумма за работу с камнем — на нас двоих?» — «Теоретически это возможно. Запомни, Яночка! Я артист, я игрок. Игрок в каждой мелочи, в каждой сцене реальной жизни. Без игры я — труп. Деньги для меня вторичны, главное — перманентное творчество. Non Stop. Двадцать четыре часа в сутки — игра. Игра тотальная. Я играю на поле Бога, на площадках дьявола. Я играю даже с самим собой. Левая рука играет против правой. Мое сердце играет против собственной души. Я играю во сне, в постели, с песней любви и чувством ненависти, играю с детьми и стариками, с близкими и неизвестными. Моя смерть будет последней разыгранной мной пьесой. Если ты хочешь быть рядом со мной, ты должна сохранить только одно, но самое главное — абсолютную преданность профессии. Необходимо срочно менять свою ментальность. А путанство забудь напрочь! Ты становишься игроком! К слову, о финансах. По-моему, я четко обозначил твою часть— пятнадцать процентов. “Пополам” — удачная гипербола. Я начинаю ценить твой юмор». — «Я тебя люблю, директор! Я научусь играть. Я буду играть против тебя. Я научусь побеждать тебя. Ха-ха-ха!» — в этом признании барышни Врубельской было что-то действительно демоническое.

Стало совсем темно. Поезд тронулся и покатил на север.

«На сцену, будущая звезда музыкального мира!» Игроки отправились исполнять свои роли.

«Ах, где вы так долго? Они вас ждут», — проводница Погоня встретила их в тамбуре. «Минутку. Как зовут родственников? Кузен и кузина должны знать друг друга. Иван и Жанна Бородины». — «Чудесно! Главное, очень убедительно». — «Через сорок пять минут мой выход. На исполнение своей роли я отвожу себе пятнадцать минут. Потом начнется хаос. Вперед!»

«Приветствую вас, господа коммерсанты!» — на лице барышни Врубельской сияла обворожительная улыбка. «Вах, шат лавем то, очень красивый девушка — захадите. Мы ждем вас». — «Вы меня узнали? Я Жанна Бородина, исполнительница классической музыки на фортепиано». — «Да, да! Канечна, знаем. Как ни знаем, то. Канечна. Меня завут Самвел, маего друга завут Спартак. Просим вас быть нашим гостем. Вах, шат лавем, то». — «Как отмечают музыкальные критики, мне особенно оригинально удается играть Моцарта: “Притворная простушка” и “Волшебная флейта”. На фестивале в Зальцбурге, в Австрии, на родине композитора, я была третьей. Во французском городке Бон, в Бургундии, на фестивале музыки Клода Дебюсси я играла мистерию “Мученичество Святого Себастьяна” и стала второй лауреаткой». — «Очень харашо. Мы знаем. Читали, да». — «Я вас по телевизору видел», — вмешался Спартак. Он говорил без акцента. Это был мужчина лет пятидесяти, с седеющей бородой и хищными глазами. Внешне он понравился Врубельской, и именно его она избрала в качестве мишени для своих чар. «Вы удивительные, вы редкие люди! Вы интересуетесь классической музыкой. Образно говоря, вас можно отнести к реликтовому этносу. Нынче большинству нравится пустая, невыразительная эстрада. Я, как, видимо, и вы, очень огорчена этим массовым безвкусным искусством». — «Арама Хачатуряна вы играете?» — спросил Спартак. «Я многие вещи Арама Ильича знаю и люблю. Особенно мне по душе поэтическая музыка к балету “Гаяне” и к фильму “Зангезур”». — «Вах, слушай, все знает!» — очень искренне удивился Самвел. «Мне сказали, что вы готовы спонсировать некоторые мои концерты. Я не так часто выступаю на столичной сцене, еще, как говорится, молода, но при незначительной финансовой поддержке залы областных центров были бы распроданы. До последнего билетика». — «Ви замужем?» — Самвел вытер вспотевший лоб. «У меня есть друг». — «Какова стоимость проведения одного концерта?» — Спартак был более деликатным. «В областном центре, например, в Саратове или Екатеринбурге, все вместе — реклама, афиши, персонал, зал, освещение, транспорт — стоит десять-пятнадцать тысяч долларов. Реализация билетов покрывает лишь тридцать процентов затрат. Дефицит расходов над доходами можно легко подсчитать». — «Вах, слушай, целае састояние! Садитесь ближе к сталу. Столько вкусных вещей у нас. Пакушайте, выпивайте лучший коньяк в мире “Эребуни”. Нельзя все время а работе гаварить. Если вы не против — давайте атдыхать».

Трудными орешками оказались эти деловые люди. Генеральная линия пьесы, написанная Алтыновым, сохранялась и имела хорошие перспективы. Но попытки получить дополнительные дивиденды натыкались на мужское самолюбие и принципиальность: вначале ваше внимание, а уж потом — все другое. И они якобы гарантируют дальнейшее своим очень честным словом. Поскольку тема, интересовавшая их, для госпожи Врубельской была совершенно неактуальной, она вела светскую беседу, лишь заполняя отведенное время. Финал и развязка приближались. Врубельская говорила о спонсорстве — деловые люди призывали к потехе; она рассказывала об искусстве — они поэтизировали армянские блюда; она искала чистой, высокой любви — они высказывались о формах женского тела и индустриализации секса.

Господин Самвел хотел предложить красотке из музыкального мира крупную сумму за определенные удовольствия, но никак не мог решиться обозначить конкретную цифру. Вначале он готов был подарить ей новый «Мерседес». Потом подумал, что двухгодичный автомобиль— подарок тоже очень стоящий. Затем ему пришло в голову, что лучше платить ей помесячно, чтобы она всегда была рядом. «Пачему я не магу купить себе адну красивую женчину, то?» Но всякий раз мечты господина Самвела натыкались на ценовой вопрос. «Слушай, Самвел, — говорил он сам себе, — сколька такая красивая женчина стоит?» Этот, казалось бы, простой вопрос он никак не мог для себя решить. Спрашивать Спартака он не хотел. Он не совсем доверял ему. Он знал, что тот или очень сильно поднимет цену, чтобы потом весь Ереван смеялся, что Самвел купил русскую девушку за пятьсот тысяч долларов, а за такие большие деньги можно купить целый гарем из пятидесяти украинок, грузинок, молдаванок, белорусок, эфиопок, казашек. Или скажет, что такая девушка стоит тысячу долларов, а потом вся Армения будет смеяться, что Самвел такой скряга стал, что за самую лучшую, самую красивую русскую красавицу предложил всего лишь тысячу долларов, когда только ее маникюр стоит дороже. Поэтому она плюнула ему в лицо и ушла. И так поступила бы всякая приличная женщина. Вот такие страшные переживания происходили в душе господина Самвела. А Спартак думал о другом. Он знал, что через пятнадцать—двадцать минут после ста граммов коньяка Самвел заснет. И тогда он, Спартак, сделает этой красивой молодой женщине такое предложение, от которого та никогда не откажется. Спартак вспомнил, что он везет в Москву своей племяннице на свадьбу сапфировое колечко. Правда, сапфир не очень большой, всего 0,4 карата. Но всегда можно сказать, что он стоит тридцать тысяч долларов. Кто будет оценивать! А охранников можно переселить. «Вся ночь твоя, Спартак», — то и дело мелькала у него сладчайшая мысль.