Читать книгу "Непростой читатель - Алан Беннет"

Вряд ли это можно считать только ее заслугой, но еще до таинственного исчезновения Нормана королева начала задумываться: не переросла ли она его... или, точнее, не перечитала ли. Когда-то он был ее скромным, простодушным проводником в мире книг. Он советовал ей, что прочесть, и без колебаний предупреждал - если считал, что к какой-то книге она еще не готова. Например, он довольно долго не давал ей Беккета и Набокова и лишь исподволь знакомил с творчеством Филипа Рота (соответственно, не торопился и со "Случаем Портного").

Последнее время королева все чаще читала то, что хотела, и Норман занимался тем же. Они обсуждали прочитанное, и мало-помалу она стала ощущать, что жизнь и опыт дают ей преимущество. Поняла она и то, что выбор Нормана не всегда внушает ей доверие. При прочих равных он продолжал отдавать предпочтение авторам-гомосексуалистам, в результате чего она и познакомилась с Жене. Некоторые вещи ей нравились — например, романы Мэри Рено захватывали, но другие авторы с нетрадиционной ориентацией увлекали меньше: скажем, Дантон Уэлч (любимый автор Нормана) казался ей человеком нездоровым, или Ишервуд — не было времени на все эти медитации. Она оказалась читателем живым и непосредственным, и увязать в какой-то одной теме ей не хотелось.

Потеряв возможность поговорить с Норманом, она вдруг осознала, что ведет долгие дискуссии сама с собой и все чаще излагает свои мысли на бумаге. Записных книжек становилось все больше. "Один из рецептов счастья - не обладать правами". К этому она добавила звездочку и написала внизу страницы "Этот урок я не имела возможности усвоить". "Однажды я награждала орденом Почета, кажется, Энтони Поуэлла, и мы беседовали о неумении вести себя. Человек с прекрасными светскими манерами, он заметил: 'Если ты писатель, это не освобождает тебя от того, чтобы быть человеком'. Ну а если ты королева? Я все время должна быть человеком, но редко когда могу им быть. Есть люди, которые делают это за меня".

Занятая подобными мыслями, королева теперь записывала свои наблюдения над людьми, которых встречала, не обязательно знаменитых: особенности поведения, речевые обороты, а наряду с этим записывала истории, которые ей рассказывали, зачастую по секрету. Когда в газетах печатались скандальные репортажи о королевской семье, в ее записной книжке появлялись реальные факты. Когда какой-нибудь скандал не становился достоянием публики, факты тоже записывались, и все это излагалось простым, рассчитанным на неподготовленного читателя стилем, который она начала осознавать — и даже ценить - как свой собственный стиль.

В отсутствие Нормана королева не стала читать меньше, но чтение теперь выглядело несколько по-другому. Она продолжала заказывать книги в Лондонской библиотеке и в книжных магазинах, но без Нормана это перестало быть делом только их двоих. Ей приходилось обращаться к придворной даме, а той, в свою очередь, вести переговоры с бухгалтером, прежде чем получить даже самую ничтожную сумму. Это был утомительный процесс, которого время от времени удавалось избегать, обращаясь к кому-нибудь из дальних родственников с просьбой достать книгу. Выполнить ее просьбу все были рады, рады тому, что о них вспомнили, не забыли об их существовании. Все чаще и чаще королева брала книги из собственных библиотек, особенно из виндзорской, где выбор современной литературы был ограничен, но на полках стояли многочисленные издания классиков, часть из них с автографами — Бальзак, Тургенев, Филдинг, Конрад. Книги, когда-то казавшиеся ей недоступными, она сейчас читала без какого-либо усилия, всегда с карандашом в руке, и в процессе чтения незаметно примирилась с Генри Джеймсом, чьи отступления от повествования она теперь без труда преодолевала. "В конце концов, — написала она в своей записной книжке, — сюжет романа не обязательно должен развиваться стремительно". Глядя, как она в сумерках сидит у окна, чтобы не упустить последний дневной свет, библиотекарь думал, что эти старинные книжные шкафы не видели более усердного читателя со времен Георга III.

Библиотекарь Виндзора был одним из многих пытавшихся увлечь Ее Величество неповторимым обаянием Джейн Остин, но, так как королеве со всех сторон только и говорили, как ей понравится Остин, это в конце концов отвратило ее от романистки. Кроме того, романы Джейн Остин для нее как для читателя представляли определенную трудность. Особенность ее повествования — во внимании к мельчайшим социальным различиям, различиям, которые королеве мешало уловить ее собственное уникальное положение. Между королевой и ее самыми знатными подданными существовала такая пропасть, что социальные градации других слоев населения для нее были неразличимы. Поэтому то, что было так значимо для Джейн Остин, казалось королеве гораздо менее значимым, чем обычному читателю, и это еще больше затрудняло чтение. Романы Джейн Остин ей даже представлялись каким-то энтомологическим исследованием, а ее герои казались читательнице-королеве настолько похожими друг на друга, что хотелось рассмотреть их под микроскопом. Только когда к ней пришло понимание и литературы, и человеческой природы, книги Джейн Остин обрели в ее глазах индивидуальность и обаяние.

Феминизм тоже не удостоился большого внимания королевы, во всяком случае вначале, и по тем же причинам. Гендерное деление, как и классовые различия, было ничто в сравнении с бездной, отделявшей королеву от остальных людей.

Но будь это Джейн Остин, или феминизм, или даже Достоевский, королева в конце концов принимала их, как и многое другое, без какого-либо снисхождения. Несколько лет назад она сидела рядом с лордом Дэвидом Сесилом за обедом в Оксфорде, но разговор как-то не складывался. Впоследствии она выяснила, что он написал несколько книг о Джейн Остин, и сейчас она могла бы получить удовольствие от этой встречи. Но лорд Дэвид умер, она поздно спохватилась. Слишком поздно. Все было слишком поздно. И тем не менее она продвигалась вперед, как всегда решительно, пытаясь наверстать упущенное.

Королевский двор регулярно перемещался из Лондона в Виндзор, Норфолк, Шотландию, с ее стороны, во всяком случае, никаких усилий не требовалось, так что иногда она ощущала себя почти что лишней в этой процедуре: одни и те же переезды и перемещения без всякого внимания к центральной персоне. Отлаженный ритуал приездов и отъездов, в котором она была багажом, пусть и самым важным багажом, но все же багажом.

Но теперь к этим переездам она относилась терпимее, чем прежде, и все потому, что персона, вокруг которой, как правило, все крутилось, смотрела в книгу. Королева садилась в автомобиль в Букингемском дворце и выходила из него в Виндзоре, не упуская из виду капитана Кроучбека, эвакуировавшегося с Крита. Она радостно летела в Шотландию в компании Тристрама Шенди, а если уставала от него, то Троллоп (Энтони) всегда ждал неподалеку. В результате путешественником она стала сговорчивым и нетребовательным. Правда, она не всегда была так точна, как прежде, и машина, поджидающая под навесом в дворцовом дворе, с герцогом на заднем сиденье, который постепенно закипал, стала привычным зрелищем. Но когда она в конце концов быстрым шагом подходила к машине, то не чувствовала никакого раздражения — ведь при ней была книга.

Однако двор был лишен подобного утешения, и недовольство придворных нарастало. Каким бы вежливым и изысканным ни был конюший, он, в сущности, не более чем помощник режиссера, всегда знающий, когда требуется выказать почтение, и понимающий, что это представление, за которое он (иногда — она) отвечает, а Ее Величество выступает здесь в главной роли.