Читать книгу "Варторн. Воскрешение - Роберт Линн Асприн"

Эти людишки с Перешейка были и забавны, и скучны. Что взять с ублюдочной культуры? Ведь на Перешейке изначально даже не было своего коренного населения. Эта земля служила всего лишь мостом между Южным Краем и Северными Землями. Грязная узкая полоска, ограниченная с одной стороны ядовитым морем, а с другой – неприступными коралловыми рифами. Она была непригодна для постоянной жизни. Дорогой пользуются, но на ней не живут.

Однако история распорядилась по-своему. После Великой Смуты Перешеек потерял значение торгового тракта. Беды обошли стороной этот жалкий клочок земли – но некогда могучие державы обоих континентов прекратили свое существование, и процветающей торговле между ними пришел конец. Жителю Южного Края уже незачем было ехать далеко на север; а что касается северян, то все они теперь скатились к варварству, и ничтожные междоусобные войны своих племен слишком занимали их, чтобы беспокоиться еще и о Перешейке, не говоря уже о далеком Южном континенте.

Война с Северными Землями была невыгодна. Тамошний народ докатился до такого разврата, что воины сражались ради чести, ради посвящения в рыцари и ради прославления своих имен. Совершенно бесполезные поводы к бойне.

Радстак тоже сражалась, да – но она сражалась за достойное дело. Самое достойное. За себя.

Тела лежали навалом. Они воняли и слабо шевелились под одеялами – укрытые ими отнюдь не для тепла. Конечно, лето уже подходило к концу, но даже здесь, на Перешейке, к северу от Южного Края с его неизменно теплым климатом, прохлада была вполне умеренной. Одеяла же были толстые, черные и не пропускали тощие лучики солнечного света, сочившиеся сквозь щели в грубых дощатых стенах. Тела под ними, ворочаясь в собственных нечистотах, прятались от этого света, и вообще от всякого света. Ото всего, что может светиться, – и тем самым напоминает о действительности.

Радстак под одеялом не пряталась. Она не чувствовала ничего – ни жалости, ни отвращения к этим человеческим отбросам, опустившимся до такого скотства. Вредные привычки следовало выбирать как можно тщательнее, но у новичков редко находился наставник. Обычно они приобретали дурные наклонности наобум и без чьей-либо помощи – а затем позволяли своим телам гнить в дерьме, пока иллюзорно освободившиеся души парили среди великолепия наркотических миров. Потом они, понятное дело, умирали. Но кто не умирает? Радстак не прятала под плащом своего кожаного панциря и иссеченных порезами наручей. Она выставляла напоказ амуницию, знак своего ремесла, не из гордости, а из практических соображений. Чтобы стать хорошо оплачиваемым наемником, недостаточно способности и желания хорошо драться. Нужно еще уметь подсуетиться, подать себя. Кто-то должен тебя нанять. Для чего этот «кто-то» должен хотя бы узнать о твоем существовании.

Прочная кожа, прикрывающая ее торс, носила следы ударов клинка. Ей хотелось, чтобы до окружающих дошло: эти удары она выдержала и все еще гуляет по свету.

Кроме кожаной кирасы, ее защищали темные краги и замшевые сапоги, в каждом из которых прятался подальше от чужих глаз маленький, опасно отточенный клинок в ножнах, промасленных изнутри. На левой руке была черная перчатка, тоже кожаная. С виду перчатка мало отличалась от обычной, но заключала внутри механизм, сработанный отличным мастером из Южного Края. За искусственную руку пришлось отвалить кучу денег, но она того стоила: с ней можно было вытворять всякие штуки. Весило устройство немало, но Радстак давно к нему привыкла. Ей даже приятно было ощущать движение шестеренок и шарниров поверхностью кожи.

На поясе она оружия не носила. В Петграде, городе на Перешейке, куда она недавно прибыла, гражданам и приезжим не запрещалось носить оружие – но местная полиция любила устраивать неприятности тем, кто его имел. Особенно завидев что-нибудь вроде тяжелого боевого меча – ее любимой разновидности оружия. Она сдала свой меч на хранение в общественный Арсенал – подобное цивилизованное удобство предоставлялось только в таких больших городах-государствах, как Петград.

Радстак вынуждена была признать, что город выглядел вполне прилично. Большой, ухоженный, процветающий. К услугам горожан имелась служба охраны здоровья, к военным здесь относились уважительно. Население не испытывало особого гнета. Простой мастеровой мог прожить здесь прилично и довольно долго. По меркам Перешейка это считалось наивысшим уровнем культуры.

Разумеется, на ее родине города были и больше, и лучше. Сама Радстак происходила из республики Диллокви, расположенной в северной части Южного Края. Диллокви – вот настоящая земля, а город, где она родилась, Хюннси… Прекрасный. Гордый. Значительный. С выдающимся историческим прошлым, служившим обоснованием немалых притязаний. О том, что на самом деле Диллокви – всего лишь осколок прежней Южной империи, там предпочитали не помнить. Диллокви сумела подняться из руин после Великой Смуты, как и другие страны Южного континента, теперь существовавшие независимо друг от друга.

Радстак не впервые проделывала путешествие на север: на Перешейке было проще продать свой меч. Перешеек был весьма надежным источником мелких заварушек между отдельными городами-государствами. Они пререкались из-за пахотных земель; они оспаривали принадлежность дорог, они грозились, суетились, посылали друг другу ультиматумы и даже иногда устраивали войны, чтобы обеспечить Радстак пропитанием – хотя бы на некоторое время. Все здешние конфликты очень быстро сходили на нет, однако Перешеек обладал достаточными ресурсами для поддержания постоянной военной угрозы.

Но теперь, похоже, кое-что изменилось.

Мальчик, еще не достигший подросткового возраста, но уже изможденный, как старик, провел ее в глубь воняющего свалкой логова. Он возник словно из воздуха, когда она ступила на порог заведения и показала краешек серебряной монеты, зажатой в ладони.

Она уделила мальчику одну монетку – та исчезла, едва коснувшись его крошечных пальчиков. Еще одну монету Радстак держала в кулаке, остальные деньги были запрятаны по кошелькам и карманам так, что никакому воришке не найти.

У нее были бесцветные глаза – лишь легкий намек на желтизну на радужках. Зато глаза эти, казавшиеся маленькими на лице, пересеченном двумя шрамами, были способны обшарить окрестности, внешне оставаясь почти неподвижными. Мужчины назвали бы ее бронзовое от загара лицо скорее правильным, чем красивым. Впрочем, она не проводила ночей без сна, гадая, что думают о ее внешности мужчины. Ее коротко остриженные волосы имели оттенок темной вишни. На затылке еще один шрам выделялся под ними белой чертой.

Тот удар рассек ее шлем. Громадный меченосец рассчитывал убить ее этим ударом. Она рухнула наземь, перекатилась на бок и вскочила на ноги, ничего не видя перед собою, кроме ревущей черноты… потом из нее выплыло лицо склонившегося над нею великана. Она выхватила из сапога нож и метнула во врага. Нож угодил прямо в его разинутый рот, проткнул насквозь язык и высунул зазубренный кончик под челюстью. Кто вынес ее с поля боя, Радстак так и не узнала. Она очнулась в шатре хирурга, когда ей зашивали скальп.

Здесь не было ни кроватей, ни нар, только груды тел. Мальчик проворно двигался зигзагами, уводя в темноту, где можно было лишь угадывать контуры человеческих тел на полу. Радстак держалась настороже.