Читать книгу "Стрела Чингисхана - Сергей Самаров"

Изучать, как он понимал, лучше не просто на бумаге, а имея в руках оборудование, чтобы видеть хотя бы, что и куда подсоединять. И потому, находясь уже в канцелярии, где стояли два ящика с оборудованием, Чанышев, подумав, пригласил двух командиров взводов – старшего лейтенанта Сломова и старшего лейтенанта Васюкова – и приказал им забрать у старшины свои ящики и принести их в канцелярию, чтобы вместе с командиром роты начать изучение. Путь до каптерки, где располагался «штаб» старшины роты старшего прапорщика Никитина, недолгий, старшие лейтенанты вернулись уже через две минуты. Солдаты несли за ними ящики. Начали, как и полагается, с систем взаимодействия, со связи то есть. Небольшая, размером со среднюю трубку сотового телефона, радиостанция, согласно инструкции, должна прятаться в нагрудный карман одежды. Провода, соединяющие радиостанцию и сам шлем, легко подгонялись по длине и не мешали, хотя, конечно, без проводов работать было бы удобнее. Если между разными шлемами связь осуществляется без проводов, то неужели трудно сделать такую же связь между собственно радиостанцией и шлемом? Тем более что расстояние между ними всего три десятка сантиметров, и не существует никаких преград, создающих помехи. Специалисты-конструкторы, как всегда, с удовольствием разрабатывали сложные высокие технологии, но самое простое довести до уровня забыли. Это, как помнил Валерий Николаевич, и называется «русским стилем» в эргономике. Даже если они не создают помех, провода рядом с лицом несут в себе отвлекающий момент. А когда все внимание должно быть сконцентрировано на противнике, они могут раздражать периферийное зрение и мешать концентрации.

Но все это были мелочи, которые следовало только не забыть отразить в отчете. Одновременно Чанышев понимал, что институт старался максимально снизить цену производимого оборудования в условиях жесткой конкуренции. Обычно такие недоработки устраняются уже после принятия приборов на вооружение, когда цену поднять уже будет возможно без проблем с конкурсными условиями.

– Пробуем? – спросил старший лейтенант Сломов, водрузив шлем на голову и завершив подсоединение всех проводов связи.

– Тебе шлем по размеру доставили? – поинтересовался командир.

– Чуть-чуть великоват. Размера на три. Боюсь, будет на глаза падать.

– Вот и я о том же. Подтяни ремни. Размер легко регулируется.

Сломов быстро разобрался с системой ремней и улыбнулся:

– Я думал, как у обычной каски. Под подбородком потуже затягиваешь, и на голове не елозит. Так, конечно, удобно. Пробуем?

Чанышев завершил подключение своего шлема. На корпусе самой рации в кармашке нажал утопляемую со щелчком клавишу. В ушах раздался слабый, но характерный эфирный треск, будто где-то неподалеку шуршали тонкой папиросной бумагой…

Глава вторая

– Бедный мой верный друг… Потерпи, потерпи. Ты же мужчина, ты умеешь терпеть. Я понимаю, что тебе больно. Пуля мне предназначалась, а досталась тебе. Меня бы она убила сразу. Но ты знал, что она меня убьет, потому забрал ее себе. Я никогда не забуду этого. Ветер, Ветерок ты мой…

Когда Ветру досталась пуля в заднюю часть крупа, сам конь никак не показывал своего состояния, только вздрогнул после попадания. И Роберт Ильханович не имел даже времени на то, чтобы осмотреть рану коня. Он осмотрел ее только тогда, когда разделался со своими преследователями. С сожалением при этом отметил, что полицейский, который был убит в машине, ногаец, а не дагестанец. Лицо говорило само за себя, но Арсланбеков все же залез убитому в карман, вытащил документы. И почувствовал боль. Он не хотел убивать своих соплеменников, даже тех, кто против него. Но он не видел, кто сидит в машине. Больно было ощущать свой промах, но исправить уже ничего невозможно, и Роберт Ильханович просто постарался не думать об этом и заспешил к коню, памятуя, что тому досталась пуля. Ветер стоял на том же самом месте, где оставил его хозяин. Пуля застряла в его сильном крупе и вошла, видимо, глубоко в мышцы. Однако благородное животное не подавало виду, что ему больно. И только когда Роберт Ильханович подошел спереди, обнял коня за морду и стал говорить с ним, из правого глаза коня выкатилась слеза. Ветер всегда хорошо понимал слова. Может быть, не так, как понимают их люди, не символами, а образами, но понимал. Лошадь – одно из немногих животных, которое умеет плакать настоящими слезами[4]. Тем не менее следовало ехать. Путь предстоял долгий. По пути, еще в своих степях, был дом, в котором можно было найти ветеринара. Хотя обращаться к этому человеку Роберту Ильхановичу не хотелось. Ветеринар уже давно и сильно пил. Что он сможет сделать дрожащими руками? Тем не менее дальше ветеринара-ногайца уже не найдешь, а к дагестанцам обращаться Арсланбеков не хотел: они могли сдать его полиции. Только ногаец не выдаст другого ногайца. Даже личного врага не выдаст.

– Поедем, Ветер? Сможешь меня нести? – спросил он коня.

Ветер закивал головой, то ли соглашаясь, то ли отгоняя надоедливую муху. Но какие мухи могут быть в декабре! Конечно, конь соглашался. И все же сначала Роберт Ильханович просто повел его в поводу, часто оглядываясь и стараясь определить, сильно ли Ветер страдает от ранения. Ветер не показывал никаких страданий. Он вообще был терпеливым животным. С одной стороны, это хорошо, с другой – плохо. Никогда не узнаешь, что конь болен. А запущенную болезнь лечить труднее.

Выбравшись из ручья, они пересекли заросли ивняка, прошли через заросли можжевельника, еще добрую сотню метров, поднимались на холм, с которого хорошо было видно стоящую на том берегу полицейскую машину и даже тела убитых полицейских. И только уже на вершине холма, перед спуском, Роберт Ильханович вскочил в седло и, протянув руку, нежно и подбадривающе потрепал коня по морде. Кожа Ветра вздрогнула. Он ощутил прикосновение хозяина и отозвался благодарностью.

Гнать коня Роберт Ильханович не хотел. При быстрой езде кровь разгоняется сильно и рана начинает кровоточить. А он самостоятельно не может даже кровотечение остановить. Правда, пока рана кровоточить почти перестала, тем не менее лучше не допускать, чтобы она открылась, нужно поберечь любимое животное. И Арсланбеков ехал медленно, почти отпустив повод и лишь изредка подергивал его, подправляя направление.

Останавливаясь каждый час пути и проверяя рану Ветра, Роберт Ильханович направлялся к дому ветеринара. Вообще-то это было село. Но оно, по ногайскому обычаю, было разбросано широко в разные концы своими дворами, и порой, чтобы добраться от одного дома до другого, требовался целый час. А дом ветеринара назывался ветеринарной станцией. Туда и подъехал Арсланбеков в середине дня. Ветеринар, похоже, увидел его в окно и вышел встретить. Придержал Ветра, пока Роберт Ильханович спешивался, и сразу, несмотря на заметную мутность своих опухших глаз, заметил кровь на крупе.