Читать книгу "Рассказы из правого ботинка - Александр Рудазов"

Обслуживающий персонал довольно быстро привык к необычным подопечным. Центавриане никому не доставляли хлопот – вели себя очень прилично, не шумели, не хулиганили, не капризничали. В питании придерживались вегетарианской диеты, любили понежиться в солярии и с удовольствием плескались в бассейне, оказавшись превосходными пловцами.

Все вокруг вызывало у них по-детски восторженное любопытство – жаль только, что любопытством дело и ограничивалось. Казалось, их совершенно не интересует собственно цель полета – исследование новой планеты, установление контакта с ее обитателями. Если они летели сюда не для этого… то для чего тогда?

– Издевательство… – бормотал Гадюкин. – Башкой они, что ли, при посадке ударились?…

Нет, какое-то общение с центаврианами все-таки шло. Лаборантка Таня возилась с ними, как с маленькими детьми, учила азбуке на кубиках, показывала картинки и от души радовалась каждому выученному слову. Космонавты уже отличали ее среди прочего персонала, даже называли по имени.

Но больше они ничьего имени не запомнили – даже профессора Гадюкина. Того это не на шутку уязвляло, хотя он и сам признавал, что «Аристарх Митрофанович» запомнить несколько сложнее, чем коротенькое «Таня».

Так прошел и второй год. Разочаровавший всех проект «Центавр» был задвинут в дальний ящик. Занимались им теперь спустя рукава, уже мало на что надеясь. Инопланетяне вели себя прилично, но не желали ни обучаться земным языкам сами, ни помогать выучить свой. Были перепробованы все известные способы общения – от азбуки глухонемых до криптографического письма. Центавриане каждый раз вежливо внимали суетящимся вокруг людям, но не более того.

Профессор Гадюкин лично выдумал несколько новых способов и принимал любые посторонние предложения – вплоть до самых дурацких. Именно ради центавриан был запущен проект «Мнемозина», призванный найти способ читать мысли… но здесь спасовал даже уникальный гений Гадюкина.

Правда, аппарат «Мнемозина» в конце концов все же появился на свет, однако совершенно не таким, как задумывался…

По мере того, как проваливались попытка за попыткой, интерес к пришельцам все больше ослабевал. Кое-кто даже начал вспоминать о той шутке Гадюкина насчет вскрытия и препарирования… только теперь уже всерьез. Пока что дальше разговоров дело не шло – инопланетян всего две штуки, чтоб так просто ими разбрасываться – но время шло, контакта по-прежнему не было, и идея привлекала все новых сторонников…

Закончился третий год. Гадюкин так и не добился ничего интересного. Вот разве что центавриане слегка располнели – от обильного питания и малоподвижного образа жизни.

Других перемен не наблюдалось.

К проекту «Центавр» уже давно относились так же, как в больнице относятся к постоянному пациенту. Вылечить не удается – но не выгонять же на улицу?… Пусть лежит себе – койку не продавит…

Но однажды вечером, когда профессор уютненько сидел за чаем с бутербродами, к нему вновь заглянул Эдуард Степанович.

– Добрый вечер, профессор.

– Добрый вечер, батенька, – ласково кивнул Гадюкин. – Присаживайтесь, угощайтесь.

– Спасибо, не откажусь…

– Мажьте хлеб вареньицем, мажьте.

– Да, спасибо, я мажу…

– Нет, вы ВАРЕНЬИЦЕМ мажьте! – сердито нахмурился Гадюкин. – А икорку не трогайте, я ее и сам люблю!

Эдуард Степанович рассеянно отхлебнул чаю и сообщил:

– Между прочим, профессор, я к вам по делу.

– А кто сомневается, батенька? Вы просто так никогда не заходите. Ну что, чего вам на этот раз изобрести? Плутониевый антидот хотите?

– А это что такое? – заинтересовался главбез.

– Да родилась тут интересная мыслишка… Плутониевый раствор с кое-какими добавками, вводится внутривенно… Если все пройдет правильно, подопытный приобретет иммунитет к умеренным дозам радиации…

– Да, заманчиво… А если неправильно?

– Тогда умрет, – пожал плечами Гадюкин. – Но вы не волнуйтесь, я на собаках уже экспериментировал – смертность всего тридцать процентов. Давайте теперь на людях попробуем!

– Лучше все-таки пока на собаках, – отказался Эдуард Степанович. – Но я к вам по другому делу.

– Слушаю внимательно, батенька… Кипяточку подлить?…

– Немножко. Мне только что сообщили из Паломарской обсерватории – они опять засекли метеор с теми же свойствами, что три года назад… Спрашивают, интересуемся ли мы еще этим феноменом?…

– Батенька мой, да что же вы молчите?! – ахнул Гадюкин. – И когда оно шлепнется?!

– Говорят – завтра в полдень. Приблизительно в том же районе, что и раньше.

– Лелик, пакуй чемоданы!… – позвал профессор, аккуратно завинчивая баночку с вареньем. – Не-мед-лен-но!

За стеной заворочалось и заворчало что-то огромное – продремавший весь день ассистент неохотно поднимался с матраса. Спал он прямо на полу – ни одна нормальная кровать его тушу не выдерживала.

На следующий день профессор Гадюкин уже стоял возле ЛТ-42, прикрывая лысину широкополой панамой. Денек выдался еще жарче, чем три года назад: на сей раз посадка инопланетного звездолета состоялась не в апреле, а в июне.

В прохладном сумраке летательной машины сонно бормотали что-то свое центавриане, успокаиваемые лаборанткой Таней. Профессор решил, что для контакта будет полезно, если космонавты сразу увидят, с каким гостеприимством на Земле приняли их сородичей.

Все очень надеялись, что на сей раз прилетит кто-нибудь, способный усвоить русский язык.

Корабль центавриан опустился немного не там, где в прошлый раз. Самую чуточку – всего двадцатью километрами юго-восточнее.

Майор Атастыров вновь сработал быстро и точно – вокруг воронки уже выстроилось оцепление, вертолеты, рабочие с бурами. Лоокут Иванович всем видом выражал энтузиазм и подтянутость, глядя на металлическое яйцо с искренней симпатией. Как-никак, в прошлый раз он из капитана стал майором… может, и теперь что-нибудь обломится?

Это межзвездное «ядро» кое в чем отличается от своего предшественника. Чуть пошире в боках, чуть поуже в нижней части, макушка покрыта диагональными насечками. А самое главное – у него есть люк!

И он медленно отвинчивается изнутри…

Вот люк отвинтился полностью, открыв идеально круглое отверстие. Все затаили дыхание…

Из металлического яйца показалась голова. Шарообразная, лысая, мутно-сизого оттенка, почти втрое больше человеческой. Мягко засветились два огромных белых глаза и тихо щелкнул роговой клюв. А ниже помимо всякого туловища начинаются щупальца – четыре толстых и коротких, оканчивающихся мягкими блямбами-нашлепками, и четыре длинных хлыста с веслообразными лопастями, усеянными крохотными присосками. Между головой и щупальцами торчат две бежевых склизких трубки.

– Фррршшшшш-цк-цк-цк-ккх?… – дружелюбно произнес инопланетянин, плавно опускаясь на все еще горячую землю.