Читать книгу "Любовь без слов - Наталья Нестерова"

К чудачеству хороших людей нужно относиться как к пятнам на солнце: пятна – ерунда, главное, что светит и греет.

Вот так и получилось нам разбогатеть – кульбитами от противного. Теснились в комнате, квартирный вопрос нас душил. А потом он же и одарил. Государство нам предоставило квартиру, мамину в Новосибирске, комнату на Тверской и наследство Павла Ивановича – продали. Зажили в достатке, забыли про тетрадочки с подсчетом семейного бюджета. Сменили в ванной «Беатриче», от которой стала отслаиваться краска, и скрипучий разваливающийся диванный «Сократ».

Наконец смогли себе позволить оправиться в отпуск. Полетели на солнечный Кипр. Там познакомились с Марусей, Глебом и с Саввушкой, конечно.

10

Мне кажется, что знаю момент, когда зародилось чувство Маруси. В Лёню нельзя влюбиться с первого взгляда. Если он не раскроет рта, то и со второго, третьего, десятого взгляда Лёней может очароваться только старая дева с заниженными требованиями. Когда Лёня начинает говорить, то иногда вызывает резкое неприятие, почти всегда переходящее в восхищение. У меня было на конференции: «Ах, ты, сморчок!» – разозлилась я. Потом: «Любопытный субъект… очень любопытный… потрясающий мужчина!» У Маруси, по-моему, началось с негодования: «Это не ученый, а фашист от науки!»

Дело происходило в Москве, Крушинины приехали к нам в гости. Маруся и Глеб – медики. Он работает в институте радиационной медицины, она – неонатолог, то есть по-народному микропедиатр, выхаживает недоношенных младенцев в известном московском роддоме. Они медики, мы биологи, трудимся в смежных областях: специфика, терминология в работе друг друга нам понятны, но глубокими знаниями, конечно, не обладаем.

Речь зашла об эволюции человека. Глеб заметил, что за последние миллионы лет человек не эволюционировал.

Лёня не согласился:

– Человечеству всего пятьдесят тысяч лет, раса европеоидов сформировалась двадцать пять тысяч лет назад на последнем пике оледенения. Детский возраст по масштабам вселенной. Лицевой скелет менялся как пластилиновый. Нос полез вперед. Сильное выступание носовой полости удлиняло путь холодного воздуха и способствовало его согреванию, защищая бронхи и легкие. Ортогнатность…

– Это что такое? – перебил Глеб.

– Уплотнение челюстей под скулы. Ортогнатность предохраняла глотку от переохлаждения. Светлая кожа давала биохимические преимущества – лучше накапливался под воздействием света витамин Д, защищающий от рахита сопливых детенышей, живущих при недостатке солнечного света.

– Некогда европеоиды, – встряла я, чтобы остановить Лёню, который до утра будет перечислять древние мутации, – составляли малую часть населения.

– А потом расселились быстрее комаров. – Лёня не понял моего посыла. Или понял и отомстил. – Теперь европеоиды претерпевают явную метисизацию, то бишь сливаются с прочими расами. Голубоглазые блондинки, – похлопал меня муж по коленке, – исчезнут первыми, через каких-нибудь несколько сотен лет. Так о чем я? Микроцефалии – маленький череп и мозг – мутировали тридцать семь тысяч лет назад. Кроманьонцы вдруг начали испытывать тягу к рисованию на стенах, украшательству топоров и лепке фигурок из глины. Ген ASMP мутировал шесть тысяч лет назад, вызвав рост головного мозга, у людей появилась письменность и они начали строить города.

Пройдясь по человеческому телу, Лёня переключился на обмен веществ, начав с лактазы.

– Это фермент, который расщепляет содержащийся в молоке сахар – лактозу. Жизненно важный фермент интенсивно вырабатывается у человека в первые месяцы после рождения, а уже со второго года жизни продуцирование лактазы снижается, подготавливая организм к усвоению других продуктов, прежде всего тех, что содержат углеводы. К десяти – двенадцати годам выработка лактазы практически прекращается. Поэтому прием цельного молока вызывает у большинства людей неприятные последствия, вроде поноса. Врачи древнего Рима прописывали молоко в качестве слабительного.

В семидесятых годах прошлого века президент Чили Сальвадор Альенде, врач-педиатр по образованию, предложил программу помощи беднейшим семьям (в основном индейским), которая называлась «Каждому ребенку – стакан молока в день». У индейцев, как и у наших коренных народов Севера, синтез лактазы прекращается раньше, чем у европейцев. Но считалось: что хорошо для белого человека, то и цветному на пользу. Индейские дети болели из-за «помощи», и авторитет президента сильно упал. В то же самое время в СССР молоко давали детям в младшей школе, взрослым – на вредных производствах. Доходило до того, что в интернатах вместо изменения диеты детей лечили от «кишечной инфекции» антибиотиками.

Однако есть популяции – их предки давно приручили крупный рогатый скот, и молоко составляло основу диеты, – у которых произошли мутации в той части ДНК, которая определяет, когда отключать ген лактазы.

Покончив с молоком, Лёня взялся за ферменты, расщепляющие жиры, поскольку есть народы, чья дневная норма жиров на порядок превосходит среднестатистическую…

Глеб и Маруся слушали с интересом. Для меня в речах мужа не было ничего нового, но мне всегда доставляло удовольствие наблюдать, как он «запускает волшебный фонарик». Я была абсолютно уверена, что, вещая про эволюцию человека, пересыпая речь научными терминами и народными вульгаризмами, Лёня параллельно обдумывает свои ученые проблемы. О которых не рассказывает не из снобизма. Просто они весьма сложны и для научного популяризаторства за ужином не годятся.

Как всякий хороший оратор, Лёня тонко чувствует аудиторию. Однажды он был в командировке в Латинской Америке. Тамошний его коллега попросил прочитать лекцию в местном университете. Лёня так же легко, как на русском, болтает на английском.

– Третий курс, – рассказывал мне потом муж, – я и понес как для наших третьекурсников. Вижу – не врубаются. Второй курс – мимо, первый курс, вводные лекции – глазами хлопают. Дошло до школьной программы девятого класса.

– Но потом тебе устроили овацию?

– А то! Стоя в ладошки хлопали.

Лёня не был бы Лёней, если бы ограничился ортогнатностью и ферментами. Пощекотать-потешить слушателей – милое дело, но настоящий трибун ставит в финале не точку, а комбинацию из чередования вопросительных и восклицательных знаков.

– Заканчивая трындеть, – наставлял меня муж, когда я нервничала, готовясь к первым лекциями в университете, – вставь им шило в задницу… ну, или в печень на худой конец.

Я почти физически почувствовала, как в Лёнином мозгу что-то щелкнуло, процесс закончился, Лёня что-то придумал. Он обвел слушателей взглядом и достал «шило».

Лёня заговорил о вырождении человечества, его так называемой цивилизационно продвинутой части. Снижение материнской и детской смертности, увеличение продолжительности жизни и отодвигание сроков первых родов, вынашивание беременностей, которые в прежнее время не закончились бы рождением ребенка, не говоря уж об экстракорпоральном оплодотворении, в результате которого, что знают все педиатры, но молчат в тряпочку, на свет появляются ослабленные, генетически бракованные особи…