Читать книгу "Нефертити - Мишель Моран"

Нефертити разгневанно пронеслась через зал, я — следом.

— Куда мы?

— Куда-нибудь, лишь бы уйти отсюда! — отозвалась Нефертити, стремительно шагая через дворец. — Он ушел, Мутноджмет! Он ушел, даже не подойдя ко мне! К его будущей царице! К будущему Египта!

Мы вышли под открытое небо и оказались у фонтана. Мы подставили руки под падающую воду, позволяя каплям стекать с рук на грудь. Струящаяся вода пахла жимолостью и жасмином. Нефертити сняла парик, и тут сквозь тьму послышался знакомый голос:

— Так значит, ты и есть та жена, которую выбрала для меня мать.

Нефертити подняла голову. Перед ней стоял царевич в своем золотом ожерелье. Сестра тут же изгнала со своего лица малейший след удивления и снова превратилась в ту же Нефертити, что и всегда, кокетливую и очаровательную.

— А что? Ты потрясен? — спросила она у царевича.

— Да.

Но в голосе Аменхотепа не было ни веселья, ни легкомысленности. Он сел и принялся разглядывать Нефертити в лунном свете.

— Неужели царевич Египта устал танцевать?

Она безукоризненно скрыла владеющую ею нервозность под внешней игривостью.

— Я устал смотреть, как моя мать склоняется перед верховным жрецом Амона.

Нефертити улыбнулась, и Аменхотеп внимательно взглянул на нее.

— Это что, смешно?

— Да. Я подумала было, что ты пришел сюда, чтобы поухаживать за твоей новой женой. Но если ты хочешь поговорить о политике, я готова слушать.

Аменхотеп сощурился:

— Слушать, как слушает мой отец? Или как ты слушала своего наставника, когда он преподавал тебе любовь в Ахмиме?

Даже в темноте я увидела, как побледнела моя сестра, и мгновенно поняла, что сделала Кийя. Мне почудилось, что сейчас мне станет дурно, но Нефертити быстро взяла себя в руки.

— Говорят, что ты ревностный почитатель Атона, — произнесла она. — И что ты собираешься строить храмы, когда станешь фараоном.

Аменхотеп снова уселся.

— Твой отец хорошо информирует тебя, — заметил он.

— Я сама себя хорошо информирую, — парировала Нефертити.

Она была умна и очаровательна, и даже Аменхотеп не мог противиться ее искреннему взгляду, устремленному на него при свете масляных ламп. Он придвинулся поближе.

— Я хочу, чтобы меня знали как народного фараона, — признался он. — Я хочу построить величайшие в Египте памятники, чтобы показать людям, что может сделать властитель, наделенный воображением. Жрецам Амона вообще не следовало позволять достигать такого могущества. Это могущество предназначено исключительно для фараонов Египта.

Тут послышалось поскрипывание гравия, и мы обернулись.

— Аменхотеп… — В освещенный круг вступила Кийя. — Все думают: куда это подевался царевич?

Кийя нежно улыбнулась ему, как будто его исчезновение было одновременно и оригинальным, и чудесным. Она протянула руку:

— Вернемся?

Нефертити кивнула.

— Тогда до завтра, — обещающе произнесла она, и голос ее был низким и страстным, словно между ними существовала некая великая тайна.

Кийя сжала ладонь Аменхотепа.

— Сегодня ночью я почувствовала, как наше дитя пошевелилось. Это сын, — уверенно произнесла она, уводя мужа прочь, — достаточно громко, чтобы было слышно и Нефертити. — Я уже чувствую его.

Мы смотрели, как они удаляются во тьму, и я заметила, как крепко Кийя держится за Аменхотепа — словно он мог исчезнуть в любое мгновение.

Нефертити была вне себя; ее сандалии звонко шлепали по мозаичному полу наших покоев.

— Что он станет делать через два дня, когда мы соединимся перед Амоном? Что, он и тогда станет водить Кийю с собой и игнорировать меня?

Отец встал и прикрыл дверь.

— Говори тише. Во дворце полно соглядатаев.

Нефертити тяжело опустилась на кожаную подушку и положила голову на плечо моей матери.

— Я унижена, мават. Он смотрит на меня как просто на еще одну жену.

Мать погладила сестру по голове.

— Он изменится.

— Когда? — Нефертити села. — Когда?!

— Завтра, — уверенно произнес отец. — А если не завтра, то мы заставим его понять, что ты — не просто жена, которую выбрала ему мать.

3

20 фармути

Коронация нового фараона Египта и его царицы состоялась двадцать первого фармути, и мой отец делал все, что только мог, чтобы Нефертити была на глазах у Аменхотепа.

Утром мы вошли в широкие бронзовые ворота Арены, которую Аменхотеп III возвел в честь Амона. Нефертити крепко сжала мою руку. Никто из нас не видал прежде ничего столь же огромного и величественного. Лес колонн окружал углубление, заполненное песком, а покрытые росписями стены уходили в небо. На нижнем ярусе собралась знать со слугами, держащими напитки и медовые лепешки. Здесь Аменхотеп любил ездить по утрам, потому мы теперь сидели здесь, глядя, как царевич несется по дорожке на своей золоченой колеснице. Но Кийя тоже была здесь, как и визирь Панахеси, и, когда царевич час спустя перестал разыгрывать из себя воина, он подошел к Кийе, чтобы поцеловать ее, и с нею он смеялся, а Нефертити тем временем приходилось улыбаться и напускать на себя довольный вид, чтобы не давать сопернице повода злорадствовать.

В полдень мы снова были в Большом зале: сидели у помоста, ели и весело болтали, как будто все шло на руку нашей семье. Нефертити смеялась и кокетничала, и я заметила, что чем чаще Аменхотеп видит свою будущую жену, тем труднее ему оторвать от нее взгляд. У Кийи не было ни капли неотразимого обаяния Нефертити. Она не умела привлекать к себе всеобщее внимание, как моя сестра. Но когда дневная трапеза закончилась, царевич и Нефертити не обменялись ни словом, и, когда мы вернулись в наши покои, сестра была молчалива. Ипу с Мерит хлопотали вокруг нас, а я с возрастающим беспокойством наблюдала за Нефертити. Аменхотеп по-прежнему относился к ней всего лишь как к жене, которую навязала ему мать, и я не понимала, как отец намеревается это изменить.

— Что ты будешь делать? — спросила я в конце концов.

— Повтори-ка мне, что он сказал тогда в гробнице.

Мерит — она как раз потянулась, чтобы приложить к груди Нефертити золотое украшение, — напряглась. Это было дурной приметой — говорить о том, что произошло под землей.

Я заколебалась.

— Он сказал, что никогда не склонится перед своим братом. Никогда не склонится перед Амоном.

— А у фонтана он тогда сказал, что хочет, чтобы его любил народ, — многозначительно произнесла Нефертити. — Что он хочет быть народным фараоном.