Читать книгу "Анжелика и царица Московии - Ксения Габриэли"

В очередной приезд господина Расина Онорина и еще несколько девиц спешили закончить работу на обширной кухне. Мадам де Ментенон желала, чтобы ее подопечные разбирались не только в математике и музыке, но и в руководстве домашним хозяйством. Пожилая кухарка показывала девушкам различные сорта капусты. Затем предложила им аккуратно отделить капустные листья. Анна завершила это занятие первой и весело выбежала, торопясь на чтение. Онорина, сердясь на себя, осталась с кочерыжкой в руке, когда уже почти все воспитанницы покинули кухню. Она быстро развязала завязки передника, бросила его на стол, поспешно вымыла руки в большой фарфоровой миске с чистой водой, и весело, вприпрыжку побежала. ..

Чтение господина Расина, почтенного пожилого человека, захватило ее, как бывало всегда. Она невольно повторяла про себя чеканные строки. После чтения последовал обычный обед, затем девицы в сопровождении матроны-наставницы прогуливались по саду. Вечером девушки отправились к мессе в дворцовую церковь. Онорина не очень любила молиться. В церкви она всегда представлялась себе ужасной грешницей, чувствовала себя дурной, и эти чувства были ей неприятны. После легкого ужина девицы разошлись по спальным комнатам. Постель Онорины находилась рядом с постелью Анны де Ноай. Ночами девицы не оставались одни, в дортуаре спала одна из наставниц. Девицы в легких спальных одеждах улеглись. Наставница похрапывала. Анна осторожно протянула руку и прикоснулась к плечу Онорины. Онорина мгновенно раскрыла глаза.

– У меня важная новость! – прошептала Анна.

Онорина быстро склонилась к ней.

Анна рассказала быстрым шепотом, что в церкви одна из служанок пробралась к ней и сунула ей в руку записку. Онорина широко раскрыла глаза. Анна продолжала шептать, почти приближаясь губами к ушку подруги. Записку передал служанке камердинер господина Расина…

– Господин Расин назначает тебе свидание?! – Онорина едва сдержала смешок.

– Его камердинеру передал эту записку незнакомец!

Головы девушек совсем сблизились. Онорина читала записку, слабо трепетавшую на розовой ладони Анны. Изящный слог выдавал образованного человека. Но он и сам заверял, что принадлежит к знатному роду. Знатный незнакомец назначал Анне свидание.

– И ты решишься выйти в сад, ночью?! – Онорина задохнулась.

– Я не знаю, – прошептала Анна. – Но если я все же решусь, я обо всем расскажу тебе!..

Наставница приподнялась. Обе девушки тотчас притворились спящими. Но Онорина, уткнувшись лицом в подушку, готова была зарыдать. Нет, она не завидовала Анне. Но почему, почему же неведомый резчик не нашел Онорину? Почему он не попытался передать ей письмо?.. Онорина глотала слезы.

На следующую ночь Анна выскользнула в сад. Онорина тщательно укрыла одеялом ворох своей одежды. Теперь возможно было подумать, будто Анна мирно спит. Но Онорина, разумеется, не могла заснуть. Удастся ли Анне проскользнуть незамеченной в спальню? – Что происходит там, в саду?! Онорина была уверена, что не заснет до возвращения Анны! И едва не вскрикнула, когда вдруг поняла, что проснулась от прикосновения горячих пальцев Анны. Анна разобрала свою постель и легла, повернувшись лицом к Онорине.

– Что?.. Что?.. – шептала Онорина.

И Анна сбивчиво рассказала, что назначая ночное свидание, незнакомец имел в виду вовсе не ее, но Онорину! Трудно описать охватившие Онорину, резко всколыхнувшиеся чувства. Она внезапно вскрикнула и упала на пол без памяти. Перепуганная Анна тотчас разбудила девиц и спавшую крепко наставницу. Все захлопотали вокруг Онорины. Онорину уложили в постель, натерли вески уксусом. Едва придя в себя, она не сводила глаз с Анны. Когда суматоха унялась, подруги смогли наконец продолжить разговор.

– Он… ушел? – прошептала Онорина. – Он… ждет?..

Анна принялась рассказывать ей тихо о незнакомце, о его учтивости, о том, какой неожиданностью явилось его признание…

– Оказывается, он уже давно влюблен в тебя. Он будет ждать тебя завтра под большим грушевым деревом!..

Онорина не помнила, как прожила следующий день; не помнила, как бежала в сад, придерживая обеими руками юбку у пояса. Она не сомневалась, не могла сомневаться! Она узнала его в полутьме и летела к нему словно на крыльях. И вдруг приостановилась в страхе. Она разглядела стоявшего под грушевым деревом молодого человека. Но он ли это?! Стоявший под деревом поклонился придворным поклоном, сняв шляпу. Светлое перо коснулось земли. Он? Кто он?.. Но нет, она уже почувствовала, что это именно он. Он снова поклонился ей.

– Прошу вас! – тихо проговорил он и легким движением сбросил с плеч на траву плащ.

Теперь этот едва знакомый юноша представлялся ей таким родным…

Они сидели рядом. Он был скромен, даже не обнял ее за талию. Он только сказал:

– Все это время я мечтал быть столь близким к вам, Онорина!

– Я не знаю вашего имени, – пролепетала девушка…

Начался разговор, занявший обоих собеседников. Они долго не могли наговориться.

– Почему ваше послание было передано сначала Анне? – спросила Онорина.

– Разве вы не знаете, что за вами следят?

– Почему? – Она чуть сдвинула изящные брови.

– Вероятно, об этом просила ваша мать.

– Анна убрала мою постель так, что возможно подумать, будто бы я сплю…

Онорина рассказала ему все, что знала о себе, о своем происхождении, о своей матери:

– Порою я обожаю ее! Но вдруг настроение меняется и я начинаю ненавидеть ее!..

– Если бы я мог любить или ненавидеть своих родителей! – грустно заметил молодой человек.

Он назвал ей свое имя – Андре Рубо!

– Вы писали, что вы знатного происхождения, – начала Онорина. – Но что же вы делали тогда, на почтовой станции, одетый в самую простую одежду?

И Андре Рубо, в свою очередь, рассказал ей все, что знал о себе!

СТРАННАЯ ИСТОРИЯ АНДРЕ РУБО

– Большинство людей знают от родителей или иных родичей, где и когда родились. Но я этого не знаю. Я не знаю, где и когда я появился на свет. Раннего своего детства я совершенно не помню. И в этой беспамятности ничего удивительного нет. Ведь и подробности раннего детства человек уясняет себе из рассказов родителей или старших родичей. А у меня никогда не было родителей. У меня нет и родичей. Я начинаю помнить себя мальчиком, уже пятилетним, в тряском экипаже, на ухабистой дороге. Рядом со мной – толстая немолодая женщина. Я отчего-то знаю, что она мне не мать. Она испугана и то и дело смотрит в окошко тряской колымаги. Я ничего не понимаю; не знаю, куда и зачем везут меня, и потому совершенно не боюсь. На сиденье я становлюсь на колени и тоже заглядываю в окошко. Вслед за каретой мчатся какие-то всадники, размахивая оружием и громко крича. Вскоре я сделался свидетелем довольно ужасающего зрелища. Преследователи наскакали, экипаж опрокинулся. Женщина, которая, возможно, была назначена присматривать за мной, лежала окровавленная, пронзенная и разрубленная. Только тут я испугался и заревел в голос. Один из всадников схватил меня и поднял на седло. Далее я помню себя отрывочно, то снова в какой-то карете, то в каких-то жилищах. Наконец я снова помню ужасающее побоище, которое разгорелось из-за меня. Одна из сражающихся сторон победила. Это произошло на улице какого-то города. Затем меня вновь куда-то повезли. Далее началась моя оседлая жизнь. И протекала эта жизнь в голландском городе, называемом Гаага. Я жил в небольшом доме, окна которого смотрели прямо на канал. Летом по воде плыли многочисленные лодки. Зимой вода круто замерзала, появлялись люди на коньках. Я очень завидовал им, но мне кататься не позволяли. В этом доме за мною приглядывали две женщины, подчиненные мужчине, который появлялся всегда одетый в черное. Он был очень строг со мной. В этот дом приезжали учителя, меня обучали математике, латыни, игре на гитаре, танцам. Говорили со мной на немецком языке. Однажды одна из женщин, надевая мне башмаки, сказала, что я весьма знатного происхождения. Это может показаться странным, но меня не занимало то, что, наверное, занимает многих детей-сирот, то есть я не спрашивал, кто я, кто мои родители. Не помню также, велела ли мне моя проболтавшаяся нянька молчать и не выдавать ее. Возможно, что нет. Я тогда был не старше восьми лет. Я дурно перевел с латыни отрывки из сочинения римского полководца и императора Юлия Цезаря, это очень сложное сочинение, рассказывающее о войне в древней Галлии. Мой учитель латыни пожаловался человеку в черном и тот приказал поставить меня в угол, голыми коленками на рассыпанные горошины. Обычно я терпеливо сносил такое наказание, но на этот раз объявил, что поскольку я – знатного происхождения, то не потерплю подобных унизительных наказаний! Черный человек нимало не удивился, только спросил, кто мне это открыл.