Читать книгу "Чистая вода - Рой Якобсен"

— Не сюда! — крикнул он, когда водолаз отошел метров на сто.— Так в болото угодишь.

Георг остановился, посмотрел на тропинку и вернулся на пару шагов назад.

— Что ты несешь? Я же пришел по этой дороге? Юн помедлил с ответом, потом тихо сказал:

— Ну-ну.

И сел поудобнее на ступеньке, точно зритель перед ареной, на которой вот-вот развернется борьба не на жизнь, а на смерть. На коленях у него лежало начищенное ружье, капельки росы сверкали на матовой поверхности промасленного металла. Небо было чистым и высоким, но горы на юге подернулись туманом, и тот, кто знал местную природу, понимал: надвигается буря. Она могла разразиться минут через двадцать, или через пять часов, или завтра к вечеру…

Георг удрученно покачал головой, сошел с тропинки, ведущей через болото, и зашагал по дороге вниз. Юн тут же окликнул его:

— А чего ты там пошел?

— Ну что тебе еще?

— Почему ты пошел по этой дороге, хотя пришел по той?

Терпение Георга лопнуло.

— Что ты, черт возьми, вытворяешь? — закричал он исступленно.— Дурака из меня делаешь?

Юн встал, поднял ружье, прижал к щеке приклад; в перекрестии прицела белело лицо Георга. Две-три короткие секунды — и Юн выстрелил.

— Да,— ответил он.

Георг застыл в оцепенении, он стоял в сером свете, широко расставив ноги и раскинув руки в стороны.

Холостой выстрел вспугнул двух ворон, они взмыли с ограды с душераздирающим карканьем; несколько листьев упало с березы на перемазанные глиной сапоги.

Юн опустил ружье, вошел в дом и изо всех сил хлопнул дверью.

Но теперь безделье снова стало тяготить Юна. Визит Георга нарушил праздный ход его дней. Ведь водолазы чего-то хотели от него? Чего? Юн встревожился. И в то утро, когда разыгралась буря, поехал в город — поговорить с журналисткой.

Он приоделся как мог: на нем были черные вельветовые брюки и коричневая кожаная куртка, довольно старомодного покроя, но крепкая и целая, хотя две пуговицы сверху явно были лишними. Он оторвал одну, но лучше не стало. Еще голубая отглаженная рубашка. Вылазки в город давались Юну тяжело. Ему достаточно было припомнить пару своих не самых удачных поездок, чтобы щеки вспыхнули, как подожженная стерня. Особенно стыдно было в тот раз, когда он так неловко опрокинул столик в кафе,— все тогда оглянулись на него. Никогда он не чувствовал себя одетым хуже, чем в то утро в кафе, и волосы лежали не так, и сам он хорош на загляденье: сутулый, с лица уродливый.

Юн встал у окна, собираясь с мужеством, и уныло поглядел на расхлябанную дорогу, над которой бушевал дождь и стлался ветер. Хоть народу на улицах будет немного, и на том спасибо, подумал Юн.

— Какой ты красавчик,— сказала Элизабет у него за спиной,— когда приоденешься.

Юн вздрогнул.

— Я урод,— ответил он.— Уродливее некуда.

— Ну что ты такое говоришь? — испуганно спросила она.

— Заткнись, не то задушу!

Он открыл бумажник, сшитый отцом из мягкой свиной кожи. Не дом, не сарай и не два гектара бесполезной земли, а именно этот бумажник был для Юна самой драгоценной частью родительского наследства, живой памятью.

— Я тебя не понимаю,— сказала Элизабет.— С тобой стало так трудно.

— Всегда так было. Одолжишь двести крон?

— Конечно. Но мы должны как-то общаться друг с другом. Ты не думаешь, что тебе стоило бы снова принимать лекарства?

— Нет.

— Но ты постоянно на взводе. Что тебя тревожит? — спросила она, протягивая ему деньги.—Лекарство тебе помогло бы.

— Ты же говорила, что я на них подсел! Пока я их принимал, ты твердила, что это химия, отрава. Я от них пухнул и целыми днями спал. Забыла?

И вышел, не дожидаясь ответа.

Нашел в подвале старый дождевик: на причале он сможет снять его и спрятать под ящиками, а вернется — достанет. В кассе, покупая билет, он наменял пятьдесят крон и все время до города провел у игрового автомата в салоне.

У мыса на юге острова море стояло стеной, понтоны разметало по волнам, как спички, и капитану пришлось сбавить ход. Дальше они довольно спокойно прошли с внутренней стороны вдоль маленьких островков, но последний отрезок пути через фьорд корабль опять нещадно болтало, а когда причалили в городском порту, гор на острове уже не было видно за тучами. Рыболовецкие суда стояли на приколе. Еще немного — и замрет все движение, аэродром перестанет принимать самолеты. На крыше пароходства развевался изодранный вымпел и хлопал на ветру, как ружейные выстрелы. Первый осенний шторм придавил этот край своей тяжестью.

Юн поднялся в гору, прячась за старыми пакгаузами, пересек бывшее углехранилище и вышел на безлюдную Стур-гатен. Редакция газеты находилась на одной из боковых улочек. В приемной молодой человек в сером костюме с сожалением наблюдал, как Юн отряхивает намокшую куртку.

Он сказал, что Марит в местной командировке, на футбольном матче в соседнем муниципалитете, но по смущенному взгляду, которым юноша обменялся со своим старшим коллегой в глубине комнаты, Юн понял, что его просто хотят сбить со следа.

— Хорошо,— сказал он проникновенно.— Я зайду попозже.

— Но это надолго.

— Не беда.

— Возможно, на несколько часов.

— Не страшно.

Ему было известно это выражение лица. Лица честного человека, нанятого, чтобы врать и обманывать как можно гуманнее. Но Юна всю жизнь третировали и гоняли, как зайца, он был опытной жертвой и знал правила их игр. Проще всего было громко сказать, что, насколько он понимает, Марит не хочет его видеть, но это оказалось бы чересчур болезненно для гуманиста в сером костюме.

Поэтому Юн просто вышел и, перейдя на другую сторону улицы, где строился деловой центр и все было в лесах, вскарабкался на два пролета. И сразу увидел — кто бы сомневался! — Марит, сидящую за столом на втором этаже, прямо над приемной редакции.

Юн вернулся к молодому человеку в приемной. Тот не сразу понял, о чем ему говорит этот посетитель.

— Ее нет в редакции. Она на за-да-нии! Вы слышите, что вам говорят? Или написать?

Пристыженный, Юн сжался в уголке дивана у самого входа. Он решил извиниться перед ней за свое поведение на острове тогда и за хлопоты, причиненные сейчас.

У тротуара остановилась машина, и вошла она. Вся в сером. Широкий балахон, хлопающий на ветру, точно крылья, высокие черные кожаные сапоги, новая прическа, даже еще красивее, чем в прошлый раз.

— Что с вами? — спросила она с тревогой, тряся его за плечо.

Юн на мгновение отключился.

— Ничего,— промямлил он.

— У вас такой странный вид... Вам плохо?

Он подумал о женщине, работающей за столом на втором этаже, о нелюбезном взгляде юноши в сером костюме, который он умудрился истолковать самым превратным образом. А потом перед глазами всплыли Георг, дни, проведенные на водопроводе, и лицо, увиденное им под килем лодки водолазов когда-то давно.