Читать книгу "Дальше живите сами - Джонатан Троппер"
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Здравствуйте, Трейси. Надеюсь, вы не будете судить нас слишком строго. Все-таки сегодня тяжелый день.
— Ну что вы, миссис Фоксман. Это я должна просить прощения за то, что появилась без предупреждения, да еще в такой печальный для вас момент.
— Вот и проси, — шипит Венди.
— Венди! — одергивает ее мать.
— Он обозвал Барри.
— Прости! — говорит Филипп. — Я его давно не видел. Так что вполне возможно, хотя и маловероятно, что Барри больше не козел.
— Филипп, — строго и уверенно произносит Трейси. Видно, что Филипп у нее под контролем, как дрессированная собачка. — Филипп нервничает, — поясняет нам Трейси. — Ему сегодня непросто. Конечно, мы бы предпочли приехать сюда для знакомства с семьей при других обстоятельствах, но — поскольку я не только невеста Филиппа, но и его инструктор, — мы оба решили, что в этот непростой момент я должна быть рядом с ним.
— Поясните слово «инструктор». — В голосе мамы появляются металлические нотки.
— Трейси — мой психотерапевт, — гордо поясняет Филипп.
— Вы спите с пациентом? — возмущается Венди.
— Как только мы осознали, что любим друг друга, я передала Филиппа моему коллеге.
— И как у вас с профессиональной этикой?
— Нам было непросто, но мы с этим справились.
— Так получилось, — одновременно произносит Филипп.
Тут на лестнице появляется малыш Коул, в одной футболке, без трусов. В руках у него старый белый ночной горшок, который пылился под раковиной с детства Филиппа.
Венди утверждает, что у Коула наступил этап «познания этого мира», поэтому он бродит по дому, точно инопланетянин, все трогает, все изучает и постоянно что-то бормочет себе под нос. Сейчас он подходит к Барри, который наконец-то закончил беседовать по телефону и сел к столу, сует горшок ему под нос, для проверки, и объявляет:
— Папа, Тэ!
Барри озадаченно смотрит в горшок, потом на Венди. И спрашивает:
— Что ему надо? — словно увидел своего двухлетнего сына впервые.
— Тэ! — торжествующе выдыхает Коул.
Содержимое горшка и в самом деле напоминает по форме букву Т. Тут Коул победно поднимает ночную вазу над головой, все выше, выше, потом теряет равновесие и — роняет горшок на стол. Звенят бокалы, жалобно клацают ножи и вилки, Элис вскрикивает, мы с Хорри ныряем под стол, а содержимое перевернувшегося горшка приземляется на тарелку Пола. Вроде гарнира. Пол отскакивает, словно на тарелке вот-вот взорвется граната, и падает на пол, увлекая за собой Элис. На них с грохотом валятся стулья.
— Господи! Коул! — вопит Барри. — Ты обалдел?
— Не кричи на ребенка! — орет Венди.
Коул глядит на своих издерганных, никчемных родителей и внезапно разражается оглушительными рыданиями, осознанно и без всякой преамбулы. С места в карьер. Поскольку папа с мамой не расположены его утешать, я решаю, что у меня как у дяди тоже есть права и обязанности. Я беру малыша на руки, он лепечет что-то мне в шею, а его маленькая мокрая попка липнет к моему локтю.
— Ты молодец, парень! Молодец, что покакал в горшок, — подбадриваю я его. Детей ведь положено хвалить. Иначе сегодняшний эпизод кончится тем, что Коул будет до десяти лет ходить в памперсах.
— Я сдеяй Тэ, — шепчет он сквозь слезы и трется носом о мой воротник. Нет ничего слаще, чем лепет ребенка, искренний, страстный, с кучей неожиданных ошибок, точно у иммигранта. Вообще-то мне, в отличие от некоторых, большое чадолюбие не свойственно. Но Коула могу слушать хоть весь день напролет. Кстати, слушающий ребенка дядя не обязан оттирать стол от какашек.
— Умница, Коул, — говорю я, оценивающе глядя на тарелку Пола. — Хорошее получилось Тэ, ничего не скажешь.
Пол и Элис кое-как встают на ноги. Похоже, их подташнивает. К этому моменту мы все повскакали с мест и сгрудились, точно на семейном портрете — все Фоксманы минус усопший, — разглядывая еще теплую какашку на тарелке Пола. Да, что-то не верится, что мы выдержим тут вместе семь дней. Сила отталкивания велика, она расшвыряет нас, как молекулы в ходе химической реакции. Так что пока неизвестно, чем все это закончится. Понятно, что добрый фарфор какашкой не испортишь. Но нам до фарфора далеко.
Если вам случалось пройти через крушение брака — а по статистике, вы через это либо уже прошли, либо пройдете в скором времени, — то вы знаете, что в конце пути всегда вспоминается начало. Может, конечно, это способ подвести итоги, а может — естественная человеческая потребность в сантиментах или в мучениях. Так или иначе, ты стоишь оглушенный на тлеющих руинах собственной жизни, а мысли то и дело возвращаются к первым встречам, к первым дням любви. И даже если твоя любовь возникла не в безмятежные восьмидесятые годы, от этих подретушированных воспоминаний все равно будет веять невинностью, подкладными плечиками в пиджаках, яркими красками из баллончиков, голосами Пэт Бенатар и группы The Cure из динамиков старенького магнитофона. Ты видишь самого себя: как бегал на занятия через весь кампус, как заскакивал в кафе выпить чашку кофе, как танцевал на свадьбе приятеля, как пил с друзьями в баре. И как впервые встретил ее: она смеялась над чьей-то шуткой, закидывала за ухо непокорную прядь, выходила, подвыпив, с подружкой на сцену — спеть «Девяносто девять красных воздушных шариков» (причем настолько осмелела от выпитого, что вспомнила даже немецкий оригинальный текст), а может, просто стояла у стенки с кружкой легкого пива и, выгнув брови дугой, наблюдала за происходящим или шла без куртки, без перчаток, с закатанными до локтя рукавами, а снег все падал и падал…
…или, спеша на занятия, катила на красном велосипеде фирмы «Швинн» через главную университетскую площадь. Я приметил ее еще раньше, запомнил, как развеваются на ветру ее белокурые, забранные в хвост волосы. Мы оба учились на младших курсах и — хотя ни на каких предметах не пересекались — уже готовы были кивать друг другу при встрече. Я не выдержал в тот день, когда она со свистом проехала мимо меня на велике:
— Эй, привет велосипедисткам!
Она резко затормозила и, соскакивая на землю, ссадила ногу до крови о железную педаль.
— Уй, черт!
— Прости, я не нарочно, — сказал я. — Даже не рассчитывал, что ты остановишься.
Она озадаченно подняла глаза:
— Но ты ведь меня окликнул.
Ее зеленые глаза сверкали и искрились. Я сразу заподозрил, что яркий цвет — от тонированных контактных линз, но мне все равно захотелось сочинить об этих глазах песню и, встав под дверью ее комнаты в общаге, запеть серенаду, а друзья ее пусть выскакивают из соседних комнат полуодетые и, одобрительно улыбаясь, толпятся вокруг.
— Ага, окликнул. Прости. Я вообще плохо контролирую импульсы. Окликнул — и все. Не знаю зачем.
Ее смех оказался низким, грудным. Смеяться она любила и умела, по всему видно. Навык. Она смотрела на меня, эта красотка, эта натуральная блондинка, эта девушка, с которой мне было совершенно не на что рассчитывать. Наверняка же откажет — пусть с улыбкой, — но откажет. И вдруг она сказала:
Внимание!
Сайт сохраняет куки вашего браузера. Вы сможете в любой момент сделать закладку и продолжить прочтение книги «Дальше живите сами - Джонатан Троппер», после закрытия браузера.