Читать книгу "Запутанные отношения - Татьяна Алюшина"

Значит, на помощь взрослых рассчитывать не приходится. Но она об этом знала, когда принимала решение спрятать его у себя.

Таблетки, бинты, вата, йод, зеленка, перекись водорода – все имелось в доме на случай травм, но стояло на таком суперстрогом учете у Ксении Петровны, что пользование чем-то из препаратов будет замечено обязательно, и потребуется отчет. То же касалось и продуктов питания, и денег, оставленных на них, – отчет о любом перерасходе!

То, что никуда не отпустит этого мальчика, пока тот полностью не поправится, девочка решила, как взрослая, с самого начала, и то, что его надо чем-то кормить и лечить за это время, – тоже. Имеющиеся в доме крупы, макаронные изделия, мука, чай-сахар – все состояло на том же учете.

Но был у нее маленький секретик!

Каждый день бабушка давала деньги в школу на полдник, одну и ту же сумму: на стакан кефира или сока, булку или пирожок. Катерина не всегда полдничала, когда все места за столиками в буфете были заняты детьми – не ходила. И скопила капиталец тайный, который прятала – додумалась же! – в углубление под подоконником в своей комнате, случайно обнаруженное во время недозволенного занятия – глядения в окошко.

Она отмерит все до капельки, потраченные на лечение медикаменты запишет в выдернутый из тетрадки листочек, а завтра пойдет в аптеку и купит, что надо! А еще хлеба, молока и яиц, если хватит денежек.

И пойдет в другой магазин, где ее не знают и где не встретятся знакомые соседские бабульки.

Год, прожитый в постоянной муштре и требованиях к исполнению, не прошел даром!

Ксения Петровна в лице внучки заполучила аудиторию для лекционно-назидательной передачи житейского опыта, свода собственных законов и видения жизни. Она вдалбливала в одного безропотного слушателя правила планового ведения хозяйства каждый день: во время совместной уборки помещений, готовки еды, приборки в кухне, стирки, глажки белья, мытья посуды. Вещала со своей лекторской трибуны безапелляционно, монотонно-поучительно, переходя к практическим занятиям.

Что и пригодилось сейчас!

Катя сняла со своей солдатской коечки покрывало, одеяло, принесла в бабушкину комнату. Поставив стул к окну, задернула плотные шторы на окнах, старательно проверив, не осталось ли предательской щелочки – свет не должен проникать наружу, у нее по расписанию сон! И все соседские партизанки об этом знают и донесут куда надо о непорядке!

Спрыгнув с высокого стула, убрала его на место, в кромешной темноте переставила ночник с тумбочки на пол возле кровати и только тогда включила.

Но это еще не все. Сообразительное дитя принесло из кухни, с нижней полки кухонного буфета, большой кусок полиэтилена, которым прикрывали мебель во время обметания потолков от пыли два раза в год.

Она старательно расстелила покрывало, на него одеяло, накрыла сверху полиэтиленом и только тогда, откинув свисающее до пола покрывало, подлезла под кровать.

Мальчик все так и лежал, не поменяв позы, и не дышал совсем, как почудилось ей.

Катька струхнула!

– Эй! – девочка толкнула его кулачком в плечо.

– Это соседка приходила? – отозвался он вопросом.

– Да, уже ушла, – успокоила Катька. – Переползай сюда.

Тот повиновался и кое-как переполз из-под кровати на расстеленный полиэтилен.

– Тебя надо осмотреть, но сначала помыть, – распорядилась Катерина с неизвестно откуда взявшейся уверенностью в себе и в своих решениях.

– В больницу играть будешь? – усмехнулся пацан разбитыми губами.

– Играть не буду! – твердо пообещала она. – Сейчас принесу таз с водой и губку. А ты раздевайся!

– Ух ты! – слабо выказал удивление мальчишка. – Командуешь? Сам до ванной дойду.

– Ты же еле ползаешь! – всплеснула командирша ручками, по-старушечьи.

– Отлежался немного, пока у тебя тут Евгения шарилась.

И медленно, передыхая, кое-как доплелся до ванной комнаты, даже вытолкал ее за дверь, не разрешая помогать, и умудрился помыться под душем. Одеваться в рваную и всю в крови одежду не стал, остался в одних трусах, самостоятельно сходил в туалет, но на этом последние силы кончились – свалился на пороге комнаты как тряпичная безвольная кукла.

Спасительница присела рядом, гладила его ладошкой по спине и плакала от бессилия. Ничего, отлежался, отдышался и дополз до «больничной» половой койки.

– Тебя как зовут? – спросила она.

– Тимофей, – представился пацан, не открывая глаз. – А ты Катька, внучка бабки Александровой, я знаю.

– Не Катька. Катерина, – возразила та.

– Это одно и то же.

– Нет, не одно, – очень твердо и уверенно еще раз возразила она.

– Значит, будешь Катериной, – согласился мальчик.

И это были его последние вразумительные слова в ту ночь.

Самую страшную ночь в жизни девятилетней Катерины Воронцовой.

Он был очень сильно, зверски избит. Синяки различной интенсивности и глубины покрывали весь его торс, ноги, но больше всего пострадали лицо и голова. Рассечены обе брови, разбит и, скорее всего, переломан нос, разбиты все губы, на затылке в нескольких местах рваные раны. Катюшка старательно и осторожно обработала все сначала перекисью водорода, затем, не жалея, йодом, забинтовала разбитый в кровь локоть правой руки. И как-то умудрилась затолкать в него, потерявшего сознание, две таблетки аспирина и анальгина.

Он метался всю ночь, стонал, дрался с кем-то во сне, кричал, а она закрывала его рот ладошкой, чтобы не услышали соседи. Порой впадал в забытье, порой начинал бредить непонятными, незнакомыми ей словами.

Девочка не отходила всю ночь, поила крепким чаем, когда мальчик приходил в себя, отдав свой многодневный рассчитанный паек заварки. Засыпала, проваливаясь в сон, когда он затихал, просыпалась, когда начинал метаться, и плакала от бессилия, оттого, что не знает, как помочь, вылечить, и что делать.

Лишь под самое утро пострадавший успокоился и заснул не тревожным обморочным сном. Катюшка осталась с ним, укрыла его и себя запасным покрывальцем из шкафа, поставила рядом будильник – распорядок надо соблюдать – подъем в семь утра! И провалилась в сон-омут.

Когда заорал будильник, открыла глаза и увидела Тимофея: тот лежал на спине, повернув голову, и внимательно ее рассматривал.

– Ты похожа на кошку, – изрек потерпевший.

– И вовсе не похожа! – обиделась девочка.

– Похожа, похожа! Волосы рыжие, а глаза зеленущие. Такого цвета глаза только у кошек и бывают, да и то у редких. Только худая очень. Такая худая, рыжая кошка.

– Ну и пусть! – перестала обижаться Катька.

А зачем? Он совсем не обидно говорит.

– Почему с бабкой живешь? Родители померли, что ли?