Читать книгу "Холопы - Валерий Казаков"

– Ваше высокопревосходительство, дозвольте полюбопытствовать, а с ушами-то что стало?

– С какими ушами? А, с банкой? Так она и ныне в краеведческом музее пылится. Как немое свидетельство борьбы старого с новым. Пояснение гласит, что в банке уши не злостных недоимщиков и самогонщиков, а праведных активистов, зло умученных сторонниками темных сил и антиглобализма. Понимаю ваше смятение. Но всякая наглядность, какой бы она ни была, обязана служить прогрессу. – И глянув на здоровенные часы, выполненные в виде двуглавого медведя, старый генерал хлопнул руками о крышку стола, давая понять, что аудиенция окончена. – Заговорились мы с вами, а у меня полно неотложных государственных дел. Ступайте с Богом. Батюшке поклон передавайте, мол, в гости жду. Уж тряхнем стариной! Обязательно сообщите, что варьете здесь по фактуре не хуже столичного, – прибавил он со смехом. – Ну-с, с Богом.

Распрощавшись с начальством, всучив вездесущему и всеведущему Ирвану Сидоровичу полукилограммовый золотой брелок для ключей, а крутозадой Индиане – объевровские духи, Енох занялся подготовкой важного мероприятия.

По древней чиновной традиции всякий новичок, поступивший в ведомство, должен был, что называется, «прописаться», или «проставиться», то есть накрыть отменный стол и отпотчевать сослуживцев, а если повезет, то и начальствующий состав. Енох об этом, конечно, знал и загодя отправил Берию организовывать пиршество в одно тихое, очень дорогое заведение, об экзотике которого был наслышан еще в столице.

– Енох Минович, не сочтите за навязчивость, – еще на лестнице окликнул его Юнус Маодзедунович, – но позвольте полюбопытствовать: «прописочку» отмечать сегодня будем? А то народ беспокоится, ежели вы в стеснении, можно сие благое дело и отложить. А сегодня кутнем по подписке, тыщенки по полторы с носа.

– Позвольте, Юнус Маодзедунович, какая подписка, нешто я традиций не знаю?! Вы вот что, подсобите мне список составить. «Прописка» дело нешуточное, от нее много зависит, не правда ли?

– Истину глаголешь, сын мой, – раздался откуда-то снизу раскатистый баритон.

Енох в недоумении уставился на Иванова.

– Да это окружной архиерей, владыко Илларион, вы к нему сейчас под благословение, да и на посиделки пригласите, – понизил голос Юнус. – Весьма влиятельная личность при господине Наместнике, злые языки поговаривают, скрытый масон и чуть ли не держатель мастерка местной ложи.

– Что это ты, Маодзедунович, душе новой и чистой про меня нашептываешь? Небось опять про мои грехопадения да про треклятое масонство? Бессовестные враки, любезный Енох Минович, – привычным жестом благословляя согбенного чиновника и принимая традиционные лобзания, благодушно прогудел владыко.

– Ваше преосвященство, не соизволите ли с нами отобедать? Так сказать, повинуясь традиции...

– Похвально, похвально, что традиции чтите, но куда мне в облачении да с панагиями в вертеп разврата...

– Владыко, не гневайтесь! Выбор заведения был случайным и без учета вашей милости. Но я все мигом исправлю, прямо сейчас дам распоряжение!

– Помилосердствуйте, гуляйте уж своей компанией, своим миром, а мы помолимся о просветлении заблудших душ ваших. Да и дела у меня. Другим разом свидимся, за приглашение спасибо. Так что благословляю сегодняшний стол ваш. – Громко постукивая золоченым посохом, епископ гордо проследовал далее.

– Ну, вот и хорошо, – опять зашептал Юнус Маодзедунович. – И этикет соблюли, и слуге божьему весь вечер комплименты петь не придется.

Енох машинально кивнул. «Ты смотри, как у владыки разведка поставлена! Красавчик! Надо будет справки навести».

Когда честная компания узнала, куда приглашена, произошла немая сцена, а потом хлынул всеобщий восторг. Так почти всегда бывает, когда некое служивое общество собирается поразвлечься. В считанные минуты в нем воцаряется неподдельный юношеский дух, и почтенные чиновники, степенные главы семейств и государевы мужи мигом обращаются в беззаботных, шкодливых школяров или юнкеров выпускного курса. Особенно это заметно в компаниях, где большинство публики составляют воинские чины или офицеры в отставке. Того и гляди один седеющий генерал другому, не менее почтенному, к хлястику вицмундира серебряную вилку или бокал на неизвестно откуда взявшейся бечевке подвесит. А так как в нынешние времена почти весь управленческий класс формировался из военного сословия, и более всего из отставных жандармов, нравы и повадки в нем царили соответствующие.

Питейное заведение располагалось в неброском кирпичном здании, притаившемся в густых зарослях нарочито неухоженного сквера. Молчаливые швейцары, полусонные, тусклые залы, слабо одетые официантки с одинаково правильными фигурами и длинными ногами. На таких посмотришь и забываешь, что зашел сюда банально пообедать. Несмотря на свои модельные формы, в эти дневные и вроде как не совсем урочные часы, дивы бродили по залу медленно, лениво, позевывая, отчего со стороны напоминали больших красивых рыб. Но стоило веселой ватаге ввалиться в заведение, как тут же случилась разительная перемена. Швейцары выпрямились во весь гренадерский рост, метрдотели громко захлопали, вспыхнули где-то запрятанные светильники, по стенам заскользили будоражащие воображение тени, у официанток попки встали на боевой взвод, а аппетитные груди повываливались из лифов, призывно подмигивая коричневыми зрачками сосцов. Гульба началась.

Русская попойка отвратительна, а попойка русских чиновников отвратительна вдвойне и, может, сопоставима по своей ненасытности только с пьянкой братьев по бывшему соцлагерю, ныне свободных, гордых и безбожно бедных, отчего все их тянет объединиться меж собой то в великие княжества, то в графские демократии, то в народные ханства. Кстати, политтехнологи полагают, что такие слияния обычно происходят из пресловутой тяги данных этносов к халяве и несусветной соседской зависти.

Настоящая пьянка бывает только на дармовщину. Негромкая фраза, произнесенная Енохом Миновичем при выходе из представительства: «Господа, попрошу вас в заведении не стесняться, я человек состоятельный, и для друзей мне ничего не жалко, гуляем по полной!» – была всеми услышана и воспринята как руководство к действию.

Ни в одном государстве не любит чиновник пьянствовать на свои кровные, предпочитая кутнуть за счет казны или сограждан. Однако до такого разгула, как у нас, им пока далеко. Там никому и в голову не придет, что можно, скажем, в обед собрать полуправления или департамента Главной Администрации страны и увести трапезничать в один из фешенебельных ресторанов, открытых неподалеку специально для этих целей. Это исконно наше изобретение, как и сногсшибательные бани с бассейном и девочками, расположенные в старинных подвалах, напротив парадного входа в Конституционный суд, под одной из главных чиновных площадей столицы. Может, наверху тебя начальство и дрючит, зато в подвале ты уж сам душу отводишь! Но такие прелести можно встретить лишь в главном городе страны, а уж провинциальные нравы покруче будут.

В российском разгуле главное – задать правильный тон и темп застолью, а это зависит от управителя столом или, по-базарбузучьи, тамады. В нашем случае в питейном заведении люди собрались ушлые, вместе прошедшие и моря водки, и отроги наветов, и зыбучие пески интриг. У всей этой разномастной братии были свои неписаные законы, даже свой дуайен – здоровенный лысый дядька, сыпавший шутками направо и налево и при этом уж пятнадцатый год исполнявший обязанности наместника по Уй-Щегловскому уделу. Ему и было поручено ведение стола. Тосты и здравицы мало чем отличались от обычного чиновного застолья, а после пятой и вовсе перешли в сугубо служебное русло. Так уж у нас заведено – на работе больше говорить об отдыхе и любовных похождениях, а за дружеским столом – о службе да народных чаяниях. Наместники Наместника ничем от собратьев, удобно рассевшихся на всех ветвях государственного древа, не отличались. Здравицы произносились по кругу, но из-за малочисленности компании очень скоро пошли на второй виток, тут и настал час полуправдивых разговоров, к каким Енох особенно прислушивался.