Читать книгу "Звездные войны товарища Сталина. Орбита "сталинских соколов" - Владимир Перемолотов"

– Что он сказал, я уже вчера и позавчера сообщил, – отозвался Федосей. – Ничего он не говорил… По-иностранному. Только по-русски.

– А как говорил – громко или шепотом?

– Нормально говорил, вот как мы…

– Ну, может, еще что-то? Что-то неважное, не существенное?

Федосей послушно закрыл глаза, восстанавливая в памяти события тех минут. Отчего-то вспомнился вместо профессора товарищ Ягода и настойчивые его вопросы о профессорских странностях. И тут его словно озарило!

– Было!

Сержант, забыв о крошках, наклонился. Взгляд стал колючим, цепким.

– Что было?

Малюков открыл глаза и, глядя на Дегтя, сказал:

– Голос был не его.

– А чей? – не понял следователь. Он плечом подвинул коминтерновца, стараясь заглянуть в глаза раненому.

– Не его…Он говорил по-русски.

Сержант нахмурился. Рука его дернулась к прошлым протоколам, но тут же вернулась обратно. Уж это-то он помнил хорошо.

– А раньше он по-каковски разговаривал? Не по-русски, что ли?

Голос его посуровел.

– Что-то вы, гражданин Малюков, заговариваетесь.

– Да по-русски, по-русски… – поспешил объяснить Федосей. – Только с акцентом. А тут… Как мы с вами! Словно он не немец, а природный русак!

САСШ. Нью-Йорк

Июнь 1929 года

… Необычных гостей в доме мистера Вандербильта всегда хватало.

Его эксцентричность простиралась так далеко, что он открыл свой дом для артистов синематографа, пригласив на вечер первых лауреатов премии Американской академии киноискусств – режиссера фильма «Крылья» Уильяма Уэллмана и актеров Эмиля Яннингса и Джанет Гейно, получивших призы за лучшую мужскую и женскую роли.

Собравшиеся вокруг его особняка зеваки завидовали и закатывали глаза, но для миллионера звезды и звездочки экрана не значили ничего. Главным героем был другой гость – Государственный секретарь Североамериканских Соединенных Штатов. Интерес был обоюдным – госсекретарь хотел уточнить кое-что для себя, а борец с мировым коммунизмом нуждался в сведениях о реальных действиях Правительства. После той знаменательно-никчемной встречи с президентом он не получил никакой информации из Белого Дома, а что касается прессы…

Совершенно справедливо мистер Вандербильт полагал, что об этом ни президент, ни конгресс в газетах ни слова не напечатают…

Большая часть гостей продолжала шуметь в буфетах и танцхолле, а хозяин и госсекретарь уединились в библиотеке. В окружении нескольких тысяч книг вершители мира сели друг против друга.

– Коньяк? Сигары? Папиросы?

– Сначала вопрос…Тогда, на встрече, вы сказали президенту, что ошиблись.

Вандербильт неторопливо закурил сам и пододвинул к гостю папиросницу с черными египетскими папиросами. Табачный дым на секунду разделил их. Вандербильт прищурился.

– Когда?

– Ну… С Джомолунгмой… Получается, что она все-таки была ложной целью?

Миллионер скромно потупил глаза.

– Признаться, Генри, я слегка лукавил… Не хотелось представать перед президентом в облике Рыцаря без Страха и Упрека. Пусть считает, что и у меня могут быть ошибки.

– Вы лгали президенту? – почти патетически спросил госсекретарь.

– Да, – честно сознался миллионер и с вызовом добавил: —И если это будет необходимым, солгу ещё раз!

Мистер Стимонс проглотил это без комментариев… Другое сейчас интересовало его.

– Так что же все-таки с этой чертовой горой?

– Там все очевидно. Они уже начали там постройку эстакады. У меня есть документы. Их документы.

– Откуда?

– Вы, может быть, помните недавние события в Харбине? Ну, нападение на Советское консульство?

– Да. Это тоже вы…?

Хозяин кивнул. Госсекретарь привстал в изумлении, чтоб возмутиться и обличить, но сообразив, что он тут гость, а не хозяин, уселся обратно. Понимая это движение, мистер Вандербильт сказал:

– Вы государственный человек, мистер Стимонс, и у вас свои стереотипы, а я – частное лицо и могу позволить себе то, что не может позволить ни госсекретарь, ни президент САСШ. Главное, мы успели, и они поняли, что уязвимы в этом районе… А теперь у них договор с Турцией и это, видимо, в какой-то степени их успокаивает.

Он стряхнул пепел. Столбик, похожий на собачью какашку, покатился по богемскому хрусталю, теряя кусочки самого себя.

– Возможно, они просто надеются, что мы не сможем действовать в этой полуцивилизованной стране с тем же размахом, что и в Британской колонии.

На стене в рамке висел фотографический снимок обрубленной Джомолунгмы.

– А они не могли передумать? – задал госсекретарь главный свой вопрос. Балансируя между выгодой и безопасностью, правительство не хотело упустить ни того, ни другого.

Мистер Вандербильт улыбнулся – как все это было понятно, – но, не сдержавшись, засмеялся.

– С их страстью опролетарить весь мир? С их беспринципностью?

Рука его взлетела вверх в небрежном жесте и опустилась на стол.

– Даже не надейтесь на это, Генри… Вы помните, что изображено у них на гербе? Земной шар! Весь земной шар!

Лоб чиновника покрылся сердитыми морщинами.

– Но почему Арарат! Почему не их собственный Кавказ? Это ведь очевидный выход! Строй у себя и…

– Я тоже думал над этим, – серьезно сказал миллионер. – И, кажется, нашел объяснение… У них нет иного выхода! Нет!

Наклонившись к высокому гостю, он начал загибать пальцы.

– Во-первых, Арарат выше… Во-вторых, и это, видимо, главное: несмотря на свою техническую отсталость, у Турции все-таки больше железных дорог в непосредственной близости от горы. На Кавказе у русских железных дорог нет, а у турок, рядом с Араратом, – есть!

– Вы хотите сказать, что вопрос только в этом?

Морщины госсекретаря шевельнулись и начали расплываться, впитываясь в кожу.

– Я не вижу иного ответа, – серьезно ответил хозяин. – Я ударил их по рукам в Индии, и они протянули их к Арарату. Надеюсь, что у англичан хватит политической мудрости последовать моему примеру… Хватит?

Госсекретарь не сказал ничего.

Но он кивнул.

Турецкая Республика. Стамбул

Июнь 1929 года

… Место для вербовочного пункта они оборудовали в Долма-Бахче.

Старый, даже ветхий двухэтажный дом как нельзя лучше подходил для этой цели: он был незаметен, легкомыслен и стоял так, что любого направляющегося к нему по немноголюдной улице тот, кому было положено приглядывать тут за порядком, увидел бы метров за сто.