Читать книгу "Переносная дверь - Том Холт"

Пол чувствовал себя, как преступник после великой речи Пуаро в библиотеке.

— Ну ладно, да, — раздраженно согласился он. — Она по крайней мере мне нравится. Ну, немного. — Он шумно схлебнул пену и решил, что, солгав лучшему другу, ровным счетом ничего не выиграет. — Честно говоря, — сказал он, — она мне совсем не нравится, она бесцеремонная и грубая и все время только и делает, что одергивает, принижает, сбивает спесь.

Невилл мрачно опустил голову.

— Синдром Дэнни Корбетта, — диагностировал он. — Помнишь Дэнни Корбетта?

— Ах, этот. А он-то тут при чем?

— Очень даже при чем. — Невилл промакнул усы манжетой. — Не знаю, помнишь ли ты Фиону Маскетти? Крупную деваху, которая стала механиком в "Ройял инженирз"?..

— М-ф-м...

— Вот именно. Раз увидев, уже не забудешь, хотя, насколько я понял, она сегодня считается самым быстрым закручивателем гаек к востоку от Олдершота. Но это к делу не относится. Дэнни и Фиона какое-то время встречались, и послушать их, так каждый был самым отвратительным, самым отталкивающим представителем рода человеческого, какой только развился из павианов. Фиона утверждала, что Дэнни напоминает ей одновременно слизняка и кусок металла, заржавевший под дождем, а Дэнни все спрашивал, на кой черт ему сдалась девчонка, которая может есть сразу два пончика с кремом и ни на минуту не переставать болтать. — Невилл вздохнул. — Они поженились в июне и к апрелю ждут первенца.

— Ох, — вздохнул, в свою очередь, Пол. — Кажется, я понял, к чему ты клонишь. Тем не менее они тут ни к селу ни к городу. Тем больше причин оттуда свалить, будь я человеком разумным.

Невилл закурил.

— Дело твое. Но насколько я могу судить, для жертв синдрома Дэнни Корбетта в конечном итоге все заканчивается не плохо. На мой взгляд, если ты с самого первого дня от второй половины на стенку лезешь, то со временем получаешь ровные, сбалансированные отношения, так как — ну вроде как на быстрой перемотке — проскакиваешь фазу "солнце светит из ее ануса" и переходишь к стадии взаимного раздражения, которая вроде бы является установкой по умолчанию для всех человеческих спариваний, а это избавляет тебя от утраты иллюзий и разочарования, через которые всем сперва приходится пройти. Я хочу сказать, что, если "свет в окошке" с самого начала оказывается монументальной занозой в заднице, ты избавлен от тех мук, которые испытаешь, обнаружив это после, когда вы уже провели вместе два года и основательно потратились на кухонную технику и занавески. Пол кивнул.

— Да кстати, а где сегодня Меллани?

— По пятницам у нее курсы карате, — ответил Невилл. — Судя по всему, дела у нее обстоят неплохо. На днях она мне рассказывала, что узнала сорок шесть различных точек на человеческом теле, точно направленный удар в которые может привести к мгновенной смерти.

— Ты, наверное, очень ею гордишься.

Невилл, соглашаясь, склонил голову:

— В прошлом месяце это был экзамен по испанскому на продвинутом курсе. Но, возвращаясь к тому, о чем мы говорили. Если ты действительно хочешь чего-то добиться с этим жалким — заметь, я только повторяю твои же слова — созданием, возьми себя в руки и перестань нюниться. Скорее всего она предложит тебе отвалить и сдохнуть, а тогда ты сможешь послать свою жуткую работу и найти что-нибудь поприличнее. В противном случае у тебя останется жуткая работа, зато в игре за возлюбленную получишь очко. В любом случае ты в выигрыше.

Пол над этим задумался.

— Значит, по-твоему, мне так следует поступить?

— Абсолютно. Это тебе мой взвешенный совет — не поставишь, не выиграешь. Объявить о своих чувствах — все равно что пойти к дантисту: решительно ничего приятного, но чем дольше откладываешь, тем хуже обернется. А тебя ждет однозначный и весьма желанный утешительный приз, когда она скажет: "Дудки", даже если от этого будет зависеть мир на Земле и погашение долга стран третьего мира. Не вижу никакой причины, почему бы тебе не сделать этого завтра с самого утра.

— Завтра суббота, — возразил Пол.

— Ладно, тогда с утра в понедельник. Значит, у тебя впереди два выходных, чтобы подготовиться к предстоящему испытанию. Сам знаешь: подобрать нужные слова, продумать тактику и все такое.

— Эй, смотри, — сказал Пол. — Стол для пула свободен.

На следующее утро, так как это была суббота, Пол до двенадцати валялся в кровати, а вторую половину дня провел за глажкой рубашек на следующую неделю. Чем дольше он размышлял над советом Невилла, тем больше терял решимость. С одной стороны, был шанс (с точки зрения статистики, где-то между вероятностью снежного Рождества в австралийском Квинсленде и выигрышем в лотерею без предварительной покупки билета), что худая девушка кивнет и скажет: "Идет" — или что-нибудь в таком роде. Эта перспектива, сама по себе пугающая, все же обладала некоторой привлекательностью. С другой — и много более вероятной стороны — он слишком живо себе представлял тридцать секунд умопомрачительного позора, которые последуют за его тщательно подготовленным объявлением о своих чувствах. Невиллу хорошо небрежно рассуждать: мол, можно бросить работу и найти что-нибудь поприятнее, но ведь ему, Полу, понадобилось очень-очень много времени, чтобы найти кого-то, кто согласился обменять деньги на кусок его жизни, да и те, кто нашелся, оказались — по всем меркам — сумасшедшими. Пока он был безработным и активно искал, куда бы устроиться, родители хотя и ворчали, но выкладывали денежки на квартплату и временами батон хлеба и банку консервированных бобов. Теперь ему казалось, их благотворительность не вынесет заявления, что он бросил оплачиваемое рабочее место только потому, что ему там не нравилось. А значит, перед ним встанет необходимость до бесконечности сидеть за одним столом с девушкой, которой он только что признался в вечной любви и которая недвусмысленно посоветовала ему исчезнуть с глаз долой, подавившись вилкой. Иными словами, если есть какой-то способ еще больше ухудшить его и без того плачевное положение, это как раз объявить о своих чувствах.

Покончив с последней рубашкой, Пол сложил гладильную доску и, поскольку больше ему делать было нечего, включил телевизор.

Вот досада: по всем каналам показывали только спорт и скучные старые мюзиклы Гилберта и Салливана[4]. (Пожилой человек в черном сюртуке скакал по фанерной сцене с заварочным чайником под аккомпанемент невидимого оркестра, а толстуха в подвенечном платье и щекастый военный смотрели на него во все глаза.) Ловким тычком указательного пальца в пульт Пол покончил с муками телевизора, со стоном упал на кровать и потянулся за книгой, которую взял в библиотеке еще в четверг, но до чтения пока так и не дошли руки.

Новая досада. Вместо книги, которую, как он думал, он взял (с завораживающим названием "История моделей железных дорог, том II: 1927-1960 гг. "), ему выдали нечто совершенно иное: ""Савойские оперетты" Гилберта и Салливана". Нахмурившись, он открыл книгу наугад: тексты песен и диалоги. О дальнюю стену он ее не швырнул, отчасти потому, что библиотечная, отчасти потому, что, учитывая его меткость, скорее всего промажет и разобьет окно, — зато со значительной силой бросил ее на пол. Потом подобрал снова и присмотрелся к корешку.