Читать книгу "Царствуй на страх врагам! "Прогрессор" на престоле - Борис Орлов"

— А что там за войнушку ты с китайцами на Амуре устроил? Как ее — Желтуга? — спросил император, перестав делать пометки по ходу беседы.

— Точно. Речка Желтуга с китайской стороны Амура. Ты не поверишь — шлихтовое золото в неимоверных количествах. Бесконтрольная добыча с 1882 года. По прикидкам наших старателей, за это время там не меньше десяти тонн взяли. Целая хунхузская республика образовалась, этакая Амурская Тортуга. Даже свой президент был.

— Маньчжур?

— Еврей! — усмехнулся я. — Карл Иоганн Фассе. Из будапештских адвокатов, телеграфистом работал.

— Фигасе! И что?

— Послал казаков, хунхузов разогнали. Потом маньчжурский отряд появился. Казачки, как в Албазине, неделю оборону держали, пока Корф воинскую команду с артиллерией не подогнал.

— И что теперь китайцам отвечать?

— Да пусть дипломаты попереписываются… Я там уже форт поставил, дорогу построим. Нет, не отдадим! Золото нужно. В бюджет закладывали шестьдесят тысяч рублей на версту — выходит за восемьдесят. Но главная проблема, конечно, люди. То бишь их отсутствие. Всех, кого ты осенью прислал — порядка восьмидесяти тысяч мятежников и пленных англичан, я уже к делу приставил, но нужно еще три раза по столько же. Сейчас целыми эшелонами везут финнов и поляков. Хорошо, но пока их дисциплине научишь — семь потов сойдет… с них. А то и шкурка от кнута облезет. Да и работают эти «европейцы» из рук вон… Нужны нормальные работники, свои, исполнительные, инициативные и обученные. Но… Крестьян от хозяйства не оторвешь — только-только устраиваются на неосвоенных землях. Казаков с их льготами на работы калачом не заманишь — да и не надо это, они на своем месте. Китайцев и корейцев около десяти тысяч уже работает, на уссурийском участке в основном — но производительность труда крайне низкая. Забрал из острогов и с Сахалина почти всех ссыльнокаторжных — около тридцати тысяч. Ну и воинские команды из гарнизонов, извини, припряг — каторжников охранять.

— В славных советских традициях? Зря ты это…

— Да ладно, с кем им там воевать? Не сорок первый, чтоб сибирские дивизии Москву спасали. Да и нет там дивизий, к сожалению. Потом, я же не просто их конвоировать поставил, я им школы для обучения на машинистов, дорожных мастеров, телеграфистов открыл. Они потом не в деревню свою вернутся, а на Транссибе останутся с хорошей профессией.

— И сколько у тебя работающих на круг выходит? Если без семей считать?

— Всего около двухсот тысяч человек. А нужно полмиллиона!

— Ладно. Люди будут. Скоро. У нас тут аграрная реформа на сносях — крестьян из центральных губерний переселять надо — ну, это ты в курсе. Опять же «кровавая гэбня», «замирение» окраин… короче, нужно наладить прием и расселение нескольких десятков тысяч ссыльных. Кхм… Многих десятков. Ну и к делу всех пристроить, естественно…

— Пристроим, не вопрос!

— Кстати, Григорий Васильевич, давно интересуюсь: а как в Сибири иностранцы приживаются? Вроде уже лет двести туда ссылаем, еще со шведов и ливонцев, кажись…

— Ты знаешь, сразу в глаза бросилось, что почти вся высшая администрация в Сибири — остзейские немцы. Чуть ли не с Екатерины такая традиция пошла. И не скажу, что это плохо — чиновничество там не так распущено. Да и попам нашим не шибко с туземцами разгуляться дают — в смысле насильственного крещения язычников. Кстати, немцы перед бурятами-буддистами испытывают неподдельный трепет. И буряты им симпатизируют — что-то у них общее есть. То-то они в гражданскую Унгерна обожествляли.

Мы посмеялись.

— А теперь давай о крестьянах, — вернулся я к больному вопросу. — Ты же выкупные платежи отменил! Как в ближайшие годы крестьянина от своей грядки оторвешь? Что вы там с «декретом о земле» решили?

Земельный вопрос поднимался в нашем общении неоднократно, причем каждый из команды попаданцев имел по нему свое мнение. Подкрепленные тем или иным объемом знаний и опыта, наши рассуждения оставались чисто умозрительными. И не потому даже, что никто из нас не был специалистом по сельскому хозяйству. Просто этот вопрос не имел в истории России примеров положительного решения. Послезнание только помогало нам предвидеть негативные последствия того или иного шага, но верных рецептов дать не могло.

Император мрачно насупился, подошел к накрытому столику и плеснул в фужеры коньяк.

— Твою записку я читал. Завтра Государственный совет. Пока по Столыпину: разрешение выхода из общины, создание Крестьянского банка, принудительное землеустройство и усиление переселенческой политики! — Ники чокнулся с моим фужером и выпил. — Да понимаю я, что этот вековой фугас когда-нибудь нужно разрядить, не надо на меня так смотреть! Но не могу же я завтра вот так просто взять — и отобрать шестьдесят процентов сельскохозяйственных земель! Это только у дворян! А если еще и церковные земли…

— Будешь ждать, когда помещичьи усадьбы жечь будут? Шестнадцать лет осталось…

— Не будут — поджигалки поотрываю… Дай мне годик. Я сейчас дворянство, эту «опору престола», повоспитываю — через год отчуждение земель пройдет «по многочисленным просьбам нетрудящихся» влет. Да и пойми — нам промышленность строить надо. А что я с этого крестьянина с его шестью десятинами возьму? Гусар в продотряды посылать буду? Ты извини, Григорий Васильевич, за цинизм — но державе сейчас нужно, чтобы крестьянин разорялся, шел на завод или ехал на целину. А кулак концентрировал площади, обрабатывал их с помощью батраков, кормил страну и гнал зерно на экспорт. И когда я у помещиков землю отберу — она не на куски должна быть порезана, а присоединена к большому, хорошо организованному хозяйству.

— Ну и в чем разница? Помещик, кулак… Про классовую борьбу в школе рассказывали?

— Рассказывали. Только батрак батраку рознь. Я не Столыпин. У него расслоение деревни происходило, а индустриализации не было. Разорившийся крестьянин превращался в люмпена — в деревне или в городе, неважно. Вот и накопили «революционные массы». А у меня он будет иметь выбор — и за кусок хлеба батрачить не пойдет. И будут не батраки, а хорошо оплачиваемые сельскохозяйственные рабочие. Которые позже станут механизаторами и прочими… доярами.

— Значит, как в девяносто первом году? Из социализма — в дикий капитализм, из патриархальных общинных отношений — в буржуазные: каждый за себя? Не жалко мужика-то?

— И ты туда же… Мне Димон уже всю плешь проел: «Землю не делить, общины превратить в колхозы», — а он им трактора и сеялки поставлять будет… А кто этими колхозами рулить будет, кто заработки делить будет, какую-никакую бухгалтерию вести наконец? Они ж там друг друга в вилы возьмут на первом же колхозном собрании. Большевики вон и то с заводов «двадцатипятитысячников» в председатели призывали. Потому как одно дело мужику какому-нибудь Давыдову, из города с наганом приехавшему, подчиняться — или своему соседу Петьке, дед которого моему деду при царе Горохе аршин веревки задолжал…

— Ну, были же недавно «народники»… Можно как-то грамотную молодежь в деревню привлечь?