Читать книгу "Я - сталкер. Новый выбор оружия - Андрей Левицкий"

– Тю! Ты что? Ты песни Патриота слышал?

– Нет, – признался я.

– Услышишь. – Со зловещей улыбкой пообещал Никита. – Эти, тампоны в уши не забудь. Или стрелковые наушники. Он хорошо поет, громко.

Вспомнив, за что Патриот получил прозвище, я сразу захотел, чтобы он забыл гитару…

Патриот. Арийцы. Бельгия. Не знаю, почему в моей голове родился такой ассоциативный ряд. Но бельгийцы в конце двадцатого века изобрели замечательный пистолет-пулемет FN P90, того же калибра – 5,7 – что и более известный Файф-Севен, годится и под патрон 9 мм Парабеллум, магазин – на пятьдесят патронов, вес – курам на смех, три с мелочью кило, а прицельная дальность более, чем приличная – 200 метров.

– FN P90, – напомнил я Пригоршне.

– А разве у нас? А-а, точно!

Пригоршня рванул к стойке, покопался и вынул удивительно короткий – двадцать пять с половиной сантиметров, почти квадратный, невороненый ствол. Он напоминал игрушку в стиле стим-панк и наводил одновременно на мысли о фашистских захватчиках: яйко, млеки, ахтунг, хенде-хох!

История появления у нас бельгийского пистолета-пулемета была, мягко говоря, необычна.

Началось все с кабана. Кабана-мутанта, подстреленного кем-то в Зоне, недалеко от Любеча. Открылся у нас тогда бар «Пьяный сталкер» – с типа клубной системой, заоблачными ценами и обязательным мордобоем в конце дня.

Держал «Пьяного сталкера» Шурик по прозвищу Добряк – сто тридцать кило улыбки и добродушия. И пудовые кулаки… Добряк считал себя поваром от бога, и в кабана вцепился сразу, денег отвалил по цене парной говяжьей вырезки за кило, пообещал необычайное пиршество, созвал по этому поводу бывалых сталкеров и жадное до новых впечатлений нубье. И зажарил мутанта целиком на вертеле. Я есть отказался и Никите не дал – свинина с кровью вообще не безопасна, а уж у нас… Собственно, все бывалые отказались, и новички, глядя на нас – тоже.

Добряк обиделся, даже оскорбился.

Отхватил с окорока исходящий ароматами и соком ломоть, повязал салфетку, налил себе пива и сел ужинать. Мы тянули свои порции и наслаждались цирком. Как он ел! После недельного перехода я неспособен есть так! Чавкая, причмокивая, облизывая пальцы, Добряк наслаждался свининой.

Никита захотел присоединиться, я прочитал ему короткую лекцию из школьного курса биологии: что водится в кабане и почему нельзя налегать на непрожаренное мясо. Слово «финны» Пригоршню особенно порадовало.

Добряк поперхнулся, схватился за горло.

Тут же пришли на помощь, попробовали вытащить застрявший кусок – тщетно. Добряк кашлял, давился, а потом завыл, схватившись за живот. И из него полезло.

Никита, на что крепкий, тут же отдал ужин обратно, я вообще свалился под стол. Потому что ни разу не видел бледных червей, прорывающихся сквозь кожу человека. Кровь, вонь, извивающийся клубок щупалец на месте Добряка… В общем, глисты-мутанты. Очухавшиеся сталкеры открыли огонь, упокоив несчастного. Но желающих проверить, не осталось ли опасности, не нашлось – кроме меня. Должно быть, я, как самый умный, понял: и паразиты, и Добряк мертвы.

А на стуле у него висел тот самый FN P90, к счастью, заряженный.

И когда черви, вроде бы, обмякшие, настроились меня сожрать, я схватил пистолет-пулемет, дал очередь и отпрыгнул. Все посетители, вместе с персоналом, выскочили из бара. Дверь забили, дом сожгли.

А пистолет-пулемет остался у меня в руках и перекочевал на склад.

– Ей пойдет, как думаешь? – с надеждой спросил Пригоршня.

Силясь отогнать ассоциацию с червями, я пробормотал:

– Конечно, пойдет.

Пришел черед артов. Тут можно было особенно не гадать: все равно после Изменения появились новые артефакты, а некоторые старые поменяли свои свойства. Поэтому брали безвредные и проверенные: регенераторы, облегчалки (Пригоршня, адекватность которого вызывала сомнения, положил в рюкзак Энджи три штуки – наверное, чтобы скомпенсировать тушенку), паутину, останавливающую кровь, батарейки, дающие силы, еще по мелочи. Мы надеялись, что необходимое найдем по пути, потому что место в рюкзаках трагическим образом закончилось.

Больше всего места занимали пустые контейнеры под артефакты.

Через полтора часа мы были готовы и выползли на солнышко.

Предстояла встреча с командой и долгий путь.

* * *

Команда засела в «гусятне». Шнобель, Вик и Энджи были на месте и, судя по количеству кружек, употребляли по третьему кофе. Руки новичков чуть подрагивали – волнуются, салаги. Энджи делала гордый и независимый вид. Пригоршня бухнул на пол рюкзаки с амуницией и пустился в разъяснения, я попросил кофе и яичницу – зря не позавтракал, теперь пожрать тянуло. Ждали Патриота. Вчерашнюю перестрелку не обсуждали. Вполуха слушая, как Никита разливается соловьем, я спросил у Шнобеля:

– У тебя-то все есть?

Он скривился, будто лимон съел.

– Да как тебе сказать… бывало и лучше. Нам бы вездеход…

– Забудь. Опыт показал – транспорт в Зоне бесполезен.

– Да знаю… Не учи отца чай заваривать! Но все равно, что-то мне стремно, брат. Неспокойно мне. Я этим, – он коснулся выдающегося носа, – чую неприятности.

– В прошлый раз ты был нашей главной неприятностью, – напомнил я.

– Кто старое помянет…

– Други! – рев Патриота прервал нашу перепалку. – Готовы ли вы на подвиги?!

Правильно говорят: девяносто процентов людей симулировало эволюцию. Патриот – так точно. Кирзачи его были украшены бело-голубым гжелевским узором, изображавшим невиданные цветы. На голове красовалась буденовка. Армейский камуфляж, затертый и застиранный, «калаш», висящий поперек груди, дополняли картину «Развесистая клюква: неизвестный сталкер; холст, масло».

Гриф гитары, торчащий из-за могучего плеча Патриота, наводил на размышления.

– Готовы-готовы. Присаживайся, добрый молодец, кофею испей! – откликнулась Энджи, прищуриваясь.

Ба, да девушка-то с юмором! Аж теплее на душе стало.

Патриот неожиданно послушался, взял кофе и подсел за наш столик. Глаза истинного русича сверкали, он косился на Энджи и восхищенно вздыхал. Девушка пыталась поднять рюкзак, это ей удавалось с трудом. Хоть она и не подавала виду, даже с облегчалками плод страсти Никиты был для нее тяжеловат. Встать с ним получалось с трудом, не то, что идти.

– Пригоршня, убирай тушенку, – посоветовал я.

– А что жрать будем? Порося радиоактивного?

– Тебя! Энджи, если упадет, с таким грузом не поднимется, придется ей ползти, что той черепахе.

– Поднимусь, не беспокойся! – возмутилась Энджи.

Кажется, с субординацией в команде туго: мое интеллектуальное превосходство признавали только Пригоршня и Шнобель. Девочка считает главной себя, Вик, естественно – себя (как же, как же! И старше, и в прокуратуре работал), а для Патриота нет бога, кроме Отечества. Пришлось толкнуть речь.