Читать книгу "Каменный Кулак и охотница за Белой Смертью - Янис Кууне"

– Ну-ка, племяшка, верни дяде палку, – потребовал Олькша.

Волкан продолжил безучастно кидать камушки в воду.

– Ты что оглох, поганка ядовитая!?

Плюх… Плюх… Плюх…

Привлеченная всплесками, неподалеку взыграла большая рыба – рванулась разыскивать разыгравшихся мальков.

– Да я смотрю, ты по-венедски плохо понимаешь, как твоя мамка-иноземка! Ну-ка бросай сюда палку, а то худо будет.

Это все еще была шутка. Олькшина шутка. Шутил он так. В голосе его звучало больше насмешки, чем угрозы.

– Бросай, говорю, варг латвицкий!

Волькша повернулся к приятелю. Недобрый румянец заливал лицо парнишки, которое при этом было лишено всякого выражения. Невозмутимо он поднял злосчастную палку и швырнул ее в воду, туда, где недавно блеснула рыбина.

– Ах, вот ты как!? – вскипел Олькша: – Дядю не слушаться?

Рыжий верзила не поленился встать и подойти к сидящему Волькше. Невероятно, но канапушки покрывали даже босые Олькшины ступни, оставляя бледно-розовыми только подошвы и пальцы ног.

– А ну-ка встань!

– Олькша, мне надоело, – ответил Вольк.

– Что тебе надоело, гнида бесхозная?

– Шуточки твои надоели. Тебя слушать, как козий навоз подъедать. Прекрати уже, а?

– Ты как с дядей разговариваешь?!

– Да какой ты мне дядя, Олькша. Пока ты щепу раскладывал, я все в уме подбил. И это не я тебе, а ты мне племяшом приходишься. Только очень дальним. Как осина дубу.

– Умничаешь, гнусь латвицкая? – прохрипел Олькша. Как все сквернословы он был обидчив, как красна девица: – Это кто осина, а кто дуб?

– Сам догадаешься или подсказать?

– Да уж подскажи, подскажи.

И глухой услышал бы, что шутки кончились. А о том, как драчлив Олькша знала все округа. Так что любой другой Ладонинский парнишка предпочел бы как можно быстрее свести все на хи-хи и убраться с Олькшеных глаз долой. Любой, но не Вольк:

– Осина – дерево бестолковое. Чуть ветер подует – и ну листьями трепать, как языком дурным. Только тебе даже ветра не надо. Сам треплешься.

В следующий миг Волькша уже болтался над землей, схваченный за грудки могучими руками разгневанного приятеля.

– Да я тебя утоплю, щенок латвицкий! – ревел Олькша.

Только вдруг он то ли крякнул, то ли кашлянул. Дыхание его прервалось. Он согнулся в три погибели. И, конечно же, отпустил свою жертву.

– Я же говорил, что мне надоело, – сказал Волькша, стряхивая с ладони горсть песка: – Давай больше не будем.

– Это я решаю: будем или не будем.

Олькша оправился после внезапного удара, который нанес ему в подвзох щуплый «племянник». Его глаза налились кровью. Белесые брови сошлись к переносью. Рыжие патлы встали дыбом.

– Я покажу тебе, как огрызаться, гаденыш мелкий.

Волькша и впрямь был на голову ниже приятеля, но это нисколько его не пугало. Равно как и то, что Олькша разбушевался не на шутку.

От первых двух ударов Волкан уклонился с легкостью. От третьего – пригнулся. Обладатель огромных кулаков рванулся вперед, дабы схватить верткого негодяя, но обнял только воздух.

– Я прошу тебя, не надо, – раздался голос Волькши у Олькши за спиной.

– Обмочился, водь болотная? – огрызнулся верзила, разворачиваясь к нему разъяренной ряхой.

Во всю свою буйную силу и гневную прыть он принялся наносить удары. Волькша, уходя от его правой руки в противосолунь,[98]отскакивал, уклонялся и приседал с ядовитой ухмылочкой на лице, которая бесила Ольгерда еще больше.

Наконец, детина остановился тяжело дыша. Он опирся руками на расставленные колени, пыхтел и зыркал на Волькшу. Крупные капли пота покрывали его веснушчатый лоб.

– Может, хватит? – спросил неуязвимый малый.

– Сейчас я тебе покажу, что такое хватит… – пропыхтел верзила.

Дерущихся, если это действо можно было назвать дракой, разделяло несколько шагов. Пока Олькша переводил дыхание, Вольк продолжал медленно отступать влево. Любой другой Ладонинские отрок давно убежал бы и заперся в родителском доме, жалуясь старшим на Олькшины побои, но сыну Годины Евпатиевича происходившее не то чтобы нравилось, но забавляло – это точно. Гнев, который он подавлял в себе, кидая камушки в реку, улетучился после первого и пока единственного удара в этой заварушке. Зрение Волкана обострилось. Даже речной воздух стал более пахучим и сладким. Вольк еще надеялся, что сын Хорса остынет. Как-никак, а были они, что называется, не разлей вода. И в то же время Годинович слишком хорошо знал норов Ольгерда. Правда, до этого дня Годиновичу не доводилось оказываться напротив его кулаков. Прежде он всегда был за пределами Олькшеных драк и, как мог, старался образумить драчуна. Да только все не впрок. Теперь же Волкан понимал, что пока Олькша не выполнит свое обещание и не утопит его, как щенка, он не успокоиться. Вот ведь колода осиновая…

Рыжий «хитрец» уже давно отдышался, но продолжал пыхтеть, выгадывая время для решающего броска. Его глаза искали взгляд обидчика, но тот смотрел куда-то сквозь него. И это сбивало. Злило. Невозможно было почувствовать, насколько усыплена Волькшина бдительность. Так что действовать пришлось наобум.

И «обум» обернулся не в Олькшину пользу. Верзила сорвался с места, намереваясь перехватить Волькшу, когда тот привычно отступит влево. Но, когда конопатая туша понеслась в его сторону, Варг мгновенно нагнулся и зачерпнул горсть песка. Затем метнулся на полшага туда, куда и должен был отступить по расчетам Олькши. Но потом резко отскочил вправо. И, когда разогнавшийся точно буйный бык, противник пронесся мимо, нанес ему короткий удар в то место рядом с мясистым ухом, где челюсть соединяется со скулой. Еще несколько шагов тело Олькши бежало само по себе. Потом рыжий увалень обмяк, упал лбом в песок и затих.

Волькша постоял какое-то время, глядя на неподвижное тело приятеля. Тот не шевелился и почти не подавал признаков жизни. Перевернуть его на спину оказалось делом не таким уж простым. Мало того, что весил он как взрослый мужик, так еще и размяк от беспамятства как добрая опара. И все же с четвертой попытки Олькшу удалось перекатить лицом вверх. Когда Волькша отряхивал с поцарапанной конопатой Олькшиной рожи песок, на губах поверженного играла блаженная улыбка. Ни дать, ни взять сквозь потемки беспамятства он видел что-то слаще меда и ласковей летнего солнца. Волькше даже показалось, что его приятель только прикидываясь оглоушенным, а сам едва сдерживает издевательскую ухмылку. Для проверки Годинович пощекотал Олькшу под мышками. Он знал, что щекотки тот не переносит. Но ни одна жила не дрогнула на веснушчатом лице, – выходило, что беспамятство было взаправду.