Читать книгу "Волчий билет. Пир во время чумы - Николай Леонов"

– Мы с вами друзья, Лев Иванович, у меня от вас нет секретов.

– Друзья – это сильно сказано, однако польщен, – сыщик согласно кивнул. – Вера Кузьминична, не в службу, а в дружбу, покажите мне комнату Антона. Я прав на досмотр никаких не имею, однако любопытство.

– Пойдемте, хотя ваше равнодушие к нашему жилью оскорбительно. – Вера вышла из своего будуара, указала на фарфоровые бра. – Эти штуки Платон приобрел на каком-то аукционе за сумасшедшие деньги. Они выглядят современно, а сделаны китайцами в самом начале века.

– Вера Кузьминична, я узкий специалист, абсолютный профан в искусстве. Не понимаю ни живописи, ни музыки. Я разбираюсь на уровне нравится – не нравится, а Гоген это или Пикассо, мне без разницы. И если на картине у человека руки некрасивые, разного размера и цвета, меня это не восхищает, а удивляет. Мент, одним словом.

Вера остановилась в одной из комнат, указала на овальный стол, инкрустированный слоновой костью, стулья на гнутых ножках, шелковая обивка которых была расписана тончайшими узорами.

– Разве не красиво?

– Красиво, – согласился Гуров. – Даже очень красиво. Только на такой стул не сядешь, на стол ничего не поставишь, можно поцарапать.

– Мужлан.

– Грешен, герцогиня, но что выросло, то выросло, – ответил Гуров.

Комната Антона удивила сыщика. Она была словно из другой квартиры, и казалось, в ней жил не юноша, а хорошо обеспеченный офицер. Профессионально заправленная кровать, правда широковатая для обычной, у окна письменный стол, жесткое полукресло, одна стена закрыта книжными полками, другая раздвижным шкафом. На столе скромный стаканчик с разовыми шариковыми ручками да небольшой портрет смеющейся девушки. Удивительный портрет, на губах улыбка, в глазах тоска.

– Она, – сказала Вера. – Двадцать лет, а не от мира сего. Монахиня.

– Вы преувеличиваете, – ответил сыщик, хотя был с хозяйкой согласен. – Можно? – Он указал на ящик стола.

– Да ради бога. Антон ничем не интересовался. Учился, в детстве мяч гонял, бросил.

В столе действительно лежали лишь тетради, учебники, томик Ницше «Так говорил Заратустра».

– Антон не был фашистом, – поспешно сказала Вера.

– Ницше тоже, – пробормотал Гуров, уже без разрешения открыл дверцу шкафа, мельком взглянул на висевшие на плечиках костюмы, стопки нераспечатанных рубашек, ряд темных, отлично начищенных туфель.

Из комнаты имелась дверь в ванную, сыщик заглянул, зная, что поверхностный осмотр ничего не даст. Он почему-то был убежден, что в комнате имеется тайник, возможно, сейф. Комната была простой и открытой, Антон наверняка таким не был. Ордер на обыск не дадут, да и поздно его проводить, ненужное сразу убрали.

– Хорошо жил мальчик, да плохо умер, – сказал Гуров, выходя из комнаты, и неожиданно подумал, что не проверили кровь на СПИД. Может, Станислав добудет образец крови? Кого-то на Петровке быстренько купили. Но ведь анализы проводят несколько лаборантов. Элементарно, заменили кровь, и все дела.

– Обыск проводить вам не позволят, – уверенно произнесла Вера.

– А есть что искать? – усмехнулся Гуров.

– В любом доме что-нибудь да прячут, – ответила хозяйка.

– Возможно. Но данный вопрос в компетенции прокуратуры, я лишь розыскник, меня он не интересует, – ответил Гуров.

– Вчера заходила и прокуратура, в отличие от вас скромный, стесняющийся мужичонка в костюме фабрики «Большевичка» и несвежей рубашке. Так его дальше кабинета Платона и не пустили, – с вызовом сказала Вера.

«Гойда, скромный и стесняющийся, ты хорошо разбираешься в людях, умница, – подумал Гуров. – Если он почувствует криминал, то ты о костюме забудешь напрочь».

Он раскланялся, ручку целовать не стал, между прочим обронил, что непременно еще заглянет, и уехал.

* * *

Станислав сидел за своим столом, набычившись, перед ним лежал исписанный лист, видимо, рапорт.

– Тебя в морг не пустили? – спросил Гуров, снимая пиджак и закуривая.

– Впустили, но тела осмотреть не дали. Полагаю, что их там уже нет. Я драться с фээсбэшниками не стал, лица запомнил.

– Антон кололся героином, – сообщил Гуров.

– А ты откуда знаешь? – Станислав даже подпрыгнул.

– А ты? Докладывай. – Гуров уселся на свое место, подпер ладонью подбородок, раздумывая, что говорить Станиславу, а что пока придержать.

– На входе в морг меня тормознули, отправили к начальнику, который мне ласково сообщил: мол, в помещение занесен некий вирус, вход посторонним запрещен, персонал проходит специальную дезинфекционную обработку. И вообще, на кой черт козе баян, он лично в ближайшие сутки туда ни за какие коврижки ни ногой! Пошутил, мол, трупы не разбегутся, пересчитаны, пронумерованы, лежат в своих камерах спокойно. Я у него ради смеха спросил, чего тогда парни с пистолетами их стерегут. Очкарик с седой бородкой мне серьезно ответил, стерегут не мертвецов, а вирусы и таких, как я, любопытных гоняют. Ребята из КГБ, такие буквы дядечка не забыл, с ними лучше не связываться, а то в морг хоть и не пускают, а свободные камеры еще имеются. И ты знаешь, Лев Иванович, услышал я в его голосе некую угрозу или тоску по светлому прошлому, не поймешь. Нехороший дядечка, недобрый, – сказал Станислав.

Гуров понял, что друг далеко еще не закончил, закурил новую сигарету, терпеливо ждал.

– Ну, думаю, – продолжал Станислав, – коли ты непременно желаешь от меня что-то скрыть, то я твой секрет непременно узнаю. Он со мной сладко разговаривал, так я с ним еще слаще. Чуть к стулу не прилип. Карантин так карантин, говорю, оно и к лучшему, меньше мороки, быстрее домой попаду, расшаркался и на выход. Прикупил в ближайшей палатке несколько плиток шоколада, на пятьдесят рублей, между прочим.

– Оплатим. – Гуров вынул из сейфа конверт, достал из него пятьдесят рублей, перебросил на стол друга.

– Я вижу, ты, Лев Иванович, завелся. Это хорошо. Нянечка, сестра, другая сестра, разведывательные вопросы, улыбки, комплименты, и уперся я в очень сердитого доктора, как в стену. Гонит меня и гонит, я и с одного бока, и с другого, ни в какую. А когда я власть матюгнул, высказался, мол, нас на защиту закона поставили, а богатенькие тем законом подтираются, в глазах у доктора мысль появилась. Я ухватился, тяну. И образовалась такая картина.

Вчера около семнадцати прозекторскую заперли. Там главанатом, неизвестные в штатском. Все срочные вскрытия в другое место перенесли. Тишина. Охрана. Все притихли, ничего понять не могут. Так и не поняли. Утром стало известно, что главанатом, может, его по-другому называют, заболел, сел в свою машину, домой уехал. Затем, говорят, взял отпуск за свой счет, укатил в санаторий. Даже друзья не знают в какой. Главврач утверждает, что говорил с ним по телефону, имеет заявление, написанное собственноручно.