Читать книгу "За гранью дозволенного - Митч Каллин"

— Самое странное, что ты напихал себе в рот травы, жевал её, словно лошадь, от этого губы у тебя стали зелёные; и я сказал тебе: «Приятель, почему ты ешь эту дурацкую траву?» Ты ответил: «Это топливо, которое мне нужно для полёта». Больше ты ничего не ответил, потому что зажевал ещё травы. Насколько я знаю, туда ты и отправился — взлетел в небо, хлопая руками, словно птица, поднимаясь вверх, паря надо мной. «Приятель, — завопил я, — когда ты спустишься?!» Хотя ты уже был далеко от меня, превратился у меня на глазах в точку. «Ничего себе, — думал я, — ничего себе, старина, ух ты, приятель!..»

Содержание этих снов было тревожным, так что мужчина старался не задумываться о них. Вместо этого он напоминал себе, что Тобиас знает его только как приятеля, друга-бродягу, случайно встреченного шатающимся по Папаго-парку (Тобиас никогда не спрашивал его настоящее имя, и мужчина никогда его не произносил). По ночам они не спали и разговаривали, Тобиас не выказывал интереса к прошлому мужчины, никогда не интересовался его обстоятельствами; мужчина придерживался той же позиции.

Однако, даже не зная, кем именно является его приятель или что с ним приключилось, откровения двух снов Тобиаса, полных неясного значения, были открыты для интерпретации — мужчину охватило чувство чего-то неприятно знакомого: есть траву для того, чтобы летать, — абсурдно, но мальчишкой он стриг газоны, работал по выходным, чтобы купить модель аэроплана, временами экономил на завтраках, чтобы ускорить покупку «Корсара F4U», или «Джи Ви Рэйсера», или «Т33 Джет Трэйнер». Они с отцом строили аэропланы вместе, проводя часы за этой работой, модели, которые они собирали в сарае, вскоре занимали место в его спальне (на прозрачных пластиковых нитях на вертикальных кронштейнах, достаточно гибких, чтобы изогнуть их в поперечину).

— Аэропорт, — называл он спальню, — мой аэропорт.

Именно отец привил ему страсть к полётам, учил его, как сооружать аэропланы и приспосабливать кронштейны, с которых они свисали, — терпеливый и мягкий человек, намного старше, чем отцы других мальчишек того же возраста: шестьдесят два года; ушедший в отставку капитан военно-воздушных сил с двенадцатилетним сыном.

— Ты — чудо, — часто говорил его отец. — Ты вошёл в мою жизнь поздно, и я благодарен за это.

Он был поздним ребёнком (родился через тринадцать лет после первого ребёнка, дочери, которой исполнилось четырнадцать). Когда ему исполнилось двенадцать, сестре было двадцать пять — так что из-за возраста они были слишком далеки друг от друга и между ними не возникало никакого чувства родства; она вышла замуж, когда он пошёл в среднюю школу, переехала в Чикаго, когда он пошёл в старшие классы, после смерти отца они редко поддерживали отношения. Открытки к Рождеству. Открытки на день рождения. Телефонные разговоры касательно субсидий на прожитие матери в доме престарелых. И хотя он не испытывал никакого удовольствия при мысли об этом, он верил, что отец любил его больше, чем сестру. Или, может быть, поскольку их отец смягчился с возрастом, просто пожинал плоды зрелости; очевидно, будучи молодым, отец был довольно темпераментным и жёстким, тогда как мужчине стала известна только мягкая сторона его натуры: спокойные серые глаза, танцующая походка, лысая голова, седые усы. Были ещё руки отца (гибкие и нежные, всегда чисто вымытые), когда он укладывал сына спать по вечерам, он гладил его плечи и спину; само прикосновение означало безопасность, каждая ласка выражала ободрение и приятие.

Теперь мужчина задавался вопросом, мог ли он ожидать, что его отец умрёт так внезапно, просто схватится за грудь и упадёт на пол сарая, не сказав никому «прощай». Мог ли он представить долгие ночи после этого, когда лежал без сна в своей спальне, дремота подступала, он слушал, как его мать читает вслух «Дэвида Копперфильда», или «Унесённых ветром», или иногда стихи сентиментальных поздравительных открыток, которые она писала в качестве хобби.

Проходя чрез испытания,

Помни ты о красках дня,

И о жизни, что прекрасна

Тем, что есть ты у меня!

СПАСИБО ЗА ТО, ЧТО ТЫ — ЭТО ТЫ.

Потом он начинал потихоньку зевать, и, словно по сигналу, мать целовала его и желала спокойной ночи. Она говорила: спи хорошо, и перед уходом выключала в спальне свет.

— Сладких снов — увидимся утром.

Но даже когда он был мальчишкой, сон был труднодостижимым, он не мог погрузиться в него. В конце концов он вставал на кровати и касался крыльев любимых самолётов; в том возрасте было так легко представить себя плывущим среди облаков, лететь в сопровождении наград их с отцом труда. Он гадал, сколько травы ему пришлось скосить, чтобы полететь в воображении. Тонны, понимает он сейчас. Цена целого детства.

Тем не менее сон Тобиаса привёл мужчину чуть ли не в панику, и, когда тот описал пустынный городок в горах, побег, кабинка, — они сидят молча у огня, прихлёбывая кофе, дрова потрескивают в костре. Может быть, Тобиас видит тень шока на лице, может быть, он замечает испуганный взгляд его глаз, что заставляет старого бродягу продолжить:

— Не имеет смысла надевать носки, приятель, потому что обычно я участвую в своих снах; правда, ты бежал совершенно один, пытаясь изо всех сил добраться до той будки. Я точно видел всё это, но это было больше похоже на то, будто я смотрю кино, и у меня не было никакого представления о том, что происходит, — я хочу сказать, ты был замёрзший и холодный, пыхтел, перепуганный своими ведьмами, и после того, как я проснулся, я гадал, как случилось, что ты не надел куртку? Откуда ты выскочил, если у тебя не было времени надеть ботинки?

«Просто совпадение, — всё время говорил себе мужчина. — Сверхъестественно, близко к реальности, но без вопросов — просто совпадение».

— Чёрт, приятель, это ерунда — это ничего не значит, не знаю, зачем я тебе всё это рассказываю.

И тем не менее три месяца назад мужчина бежал от чего-то ужасного, мчался, едва дышал, его взволнованные глаза смотрели в зеркало заднего вида на случай, если за ним следят. Правда и то, что его дождевик полетел по дороге в помойку. Кроме этих досадных совпадений, мало что ещё соответствовало сну Тобиаса — инцидент случился в парке Миссии, а не где-то в пустынных горах; на нём были шлёпанцы, он не бежал, а ехал; его дом не был будкой.

Так что после того, как они закончили с кофе и поговорили о другом (о ритуалах случки койотов, о том, как свежий чеснок может отгонять комаров, об утре, когда Тобиас случайно наступил на гремучника), мужчина забирался в спальный мешок, сопротивляясь мрачным мыслям, ворочающимся у него в животе. Он пытается вызвать перед глазами более счастливые дни: вечера, когда он в одиночку работал в саду, лето, когда они с Джулией взобрались на северный склон Гранд-каньона, восторг, разлившийся по лицу Дэвида, когда тот искусно вывел из штопора их «Марк II Лизандер» с дистанционным управлением.

Но к сожалению, хорошие воспоминания были недостаточно сильны, и, закрыв глаза, вдыхая дым от костра, он снова вернулся памятью в туалет парка Миссии, в ту роковую ночь, когда сильный ветер врывался в открытые двери и запах одеколона «Поло» витал над задней кабинкой.