Читать книгу "Дневник Саши Кашеваровой - Марьяна Романова"

Личная жизнь Аллы была не то чтобы бурлящим океаном с сиренами и электрическими скатами, но и не застойным болотом с протухшей ряской и квакающими жабами. Было замужество – неудачное, короткое, студенческое. Случались романы и просто любовники. Все было в целом неплохо, пока не угораздило Аллочку влюбиться в генерального директора рекламного агентства, в котором сама она служила скромным менеджером. Директор был прекрасным принцем. Даже лучше. Богом он был – глаза зеленые, кудри шелковые, осанка Аполлона, пахнет степями и соснами, голос – что плотный бархат.

В его присутствии Аллочка цвела и млела. Принц был холост. Но общением с женщинами не пренебрегал. То с одной в свете появится, то с другой. Все они казались Алле кикиморами, не умеющими двух слов связать. У одной из них уши были вечно заткнуты плеером, и когда она проходила мимо, до Аллы доносились отзвуки хитов группы «ВиаГра». И сама девица была похожа на солистку этой группы. Холеная, с нагло выпирающей из глубокого декольте округлой грудью. Да что уж там, вообще-то все любовницы принца были похожи на солисток группы «ВиаГра». Должно быть, ему нравился такой типаж.

Однажды Алла написала ему имейл, анонимный. Файл со своими любимыми стихами – там и

Бодлер, и Бродский, и Цветаева даже. Хотя это даже не безрассудство, а концентрированная глупость – лезть с Цветаевой к мужику, у которого трехдневная небритость, клюшки для гольфа в багажнике авто и любовницы, похожие на невесту кролика Роджера.

Почти год маялась русалочка – все думала, вдруг отпустит. Тоннами скупала книжки по позитивной психологии, все они, казалось, были написаны одним, весьма поверхностно смотрящим на мир, автором. Начала курить – хотя в ее возрасте обычно, напротив, бросают. Отбелила зубы. Купила четыре шелковых платья, все красные. Даже пару раз испробовала целительную силу случайного секса. Не помогло. Ничего не помогло. И тогда Аллочка решила – не зря буддисты считают, что бытие есть страдание. Она готова пострадать за призрачную возможность разделить хотя бы несколько дней бытия с ее Богом. И она записалась на консультацию к пластическому хирургу – выбрала лучшего. Грузин, пожилой, ласковый такой, с мягкими ладонями. Смотрел на нее по-отечески. Алла сдала анализы, сделала флюорографию, и вот уже улыбчивая медсестра ставит ей капельницу с успокоительным.

И через несколько недель русалочка приходит на работу – новое декольтированное платье, осанка Майи Плисецкой, светлые пряди в волосах. Все восхищаются, но за спиной, конечно, перешептываются – женский коллектив, куда деваться. Все заметили, что Алла уходила в отпуск подростком, а вернулась – Анджелиной Джоли.

– А ты знаешь главную новость года? – во время первого же кофе-брейка, прищурившись, сообщает ей секретарша Людочка. – Шеф-то наш женится!

Кофе, обычный остывший капучино, вдруг становится огненной лавой, выжигающей ее нутро.

– Как?.. На ком?

– Да на дизайнерше, которая работала с нами в февральском проекте! Помнишь? Швабра такая… Никто и не подозревал, что между ними есть что-то. Она же вообще не в его вкусе, тощая, как сельдь!

Аллочка помнила. Черноволосая дизайнерша, побрякивающая серебряными браслетами, томная, хриплоголосая, курящая, с глазами оленя. И фигурой Твигги. Дизайнерша не то чтобы не стеснялась отсутствия пышных форм – наоборот, подчеркивала это обтягивающими силуэтами. Она была похожа на парижанку. Прямая, тонкая, как маятник.

Русалочке вдруг показалось, что под ее модным платьем, обтянутые дорогим шелком, спрятаны футбольные мячи. Захотелось снять кожу, пнуть их в направлении чьих-нибудь ворот и умчаться в дальние дали. Как Маргарита – невидимой и свободной.

В тот вечер Аллочка долго отмокала в пенной ванне. Ей вдруг вспомнилось, как несколько лет назад, по совету одной из бессмысленных «позитивных» книг, она записалась на прием к психотерапевту. Седобородый врач спросил, в чем ее проблема, и Алла, застенчиво улыбнувшись, ответила: «Тоска».

«А в чем она выражается?»

Русалочка тогда промолчала. Врач пытался ей помочь:

– Вы раздражительны? Плаксивы? Вам хочется убить себя?

Она помотала головой – нет, нет и нет.

– Я вообще никогда не плачу.

– Никогда? – казалось, он даже удивился.

– Никогда. С самого детства. Не могу заплакать, и все.

Она вспомнила об этом, лежа в ванне, потому что вдруг почувствовала влагу на своих щеках и с удивлением поняла, что та не имеет к хлорированной водопроводной воде никакого отношения. Это были настоящие слезы, крупные, горячие.

Русалочка закрыла глаза.

В ту ночь ей снилось, что ее качают сильные соленые руки родного океана, что вокруг нее – только нежные изумрудные волны и медузы, прозрачные, как хрустальные шары.

14 февраля

Коллега прислала картинку – фотографию с археологических раскопок. Западный Азербайджан, шесть тысяч лет назад, два скелета в яме. Скелет побольше, с проломленной головой, в безвольной позе на спине, и скелет чуть поменьше, нежно его обнимающий и тянущийся безгубым ртом к давно мертвому костяному лицу.

Так это было трогательно. Моя лучшая «валентинка».

В полдень в дверь позвонили – пришел курьер и принес охапку лилий. Я всегда любила лилии, в отличие от большинства, у которого голова раскалывается от их навязчивой одурманивающей сладости. В приподнятом настроении набрала в самую большую вазу воды, поставила цветы, расправила, осторожно погладила пальцами лепестки, представила себе дарителя, безнадежно в меня влюбленного, молящегося на мой светлый образ и еженощно выдыхающего имя мое в пропитанную слезами подушку. Может быть, он читал колонки в «Новостях Москвы» и его вдохновил мой образ жизни. Мое отсутствие стен.

Одной моей знакомой писательнице анонимная поклонница прислала белоснежную норковую шубу, новенькую, с этикетками – просто в знак благодарности за труд, ничего не требуя взамен, даже обратной связи.

А Лере однажды на работу принесли шоколадный тортик, который выглядел как восьмое чудо света. Воплощенная нежность на изящной фарфоровой тарелочке. Нам тогда было еще по двадцать с чем-то лет, денег на эксклюзивные пирожные в наших кошельках не водилось, и в обеденный перерыв мы уединились в чьем-то пустом кабинете и молча вкушали эту тающую на языке пищу богов. А потом нас так скрутило, что остаток дня, весь вечер и даже половину ночи мы провели в соседних кабинках офисного сортира. Выяснилось, что тортик был напичкан сильным слабительным, а прислала его жена баскетболиста, с которым в то время моя Лера крутила роман.

Но человек, который предпочел нежные декадентские лилии популярным розам и бюджетным хризантемам, просто не может оказаться чьей-нибудь обозленной женой.

Возможно, он даже похож на Ника Кейва или покойного Дэвида Кэрродайна.

И тут из самой сердцевины букета выпала записка.

Дорогая Кашеварова!