Читать книгу "Игуана - Георгий Миронов"

Ей повезло.

Кто-то из «валетов» новой хозяйки алмазных приисков забрел в тир, где Сигма, уже уволенная из ДЮСШ и проводившая мужа по этапу стреляла задарма по блату в свое удовольствие. И обмер «валет».

Потому что Сигма никогда не промахивалась. Ну, то есть – совершенно никогда.

Могла бы олимпийской или мировой чемпионкой стать. Не судьба. Судьба её ждала совсем другая.

А уж судьба тебя нашла, – дальше дело техники. Благо единственный человек, имевший право принимать решения в этой страшной системе, был как раз в Якутске. Этого человека привели в тир. Сигма показала, что умеет делать. И участь её была решена.

* * *

Поверх черных эластичных трусов и майски она натянула, несмотря на теплую погоду, снова входящую в моду водолазку. Правда, фасон её отличался от той, что она носила в конце 60-х гг, когда только эта мода доползла по лесам и тундре от Москвы до Васьково. Теперь ворот не загибался, а стоял как бы стоймя. И материал был другой.

Черные эластичные брюки, которые при случае выглядели как спортивные, а в ансамбле с водолазкой не были бы помехой, в случае если б она захотела и в ресторан пойти, дополнили её ансамбль.

Черные плотные носки и черно-синие спортивные туфли на толстой подошве закончили её экипировку. Черную же спортивную шапочку она надела на голову как берет. Но одно движение руки и берет сползает на лицо маской с отверстиями для глаз.

Теперь можно было подумать об оружии.

– Эх, покурить бы сейчас, – с тоской подумала она.

Курение – вообще очень приятная штука особенно после соревнований, – когда от усталости дрожит не только правая рука от кисти до плеча, но кажется, все тело дребезжит как студень, каждая клеточка требует отдыха, нервного сброса. И тогда садишься – да куда угодно, хоть на кучу дерьма, и закуриваешь. И первая затяжка вызывает сладкую боль наслаждения где-то в середине груди. И потом, несколько быстрых, жадных затяжек, и грудь наполняется сладостью и покоем.

Но, став киллером, курить она бросила. Окурки, запах – все это недопустимая роскошь. В том месте, где она появляется, чтобы убрать клиента и, как правило, прихватить некую его вещь (она – киллер особый – не мститель, а захватчик), она не должна оставлять никаких следов. И не оставляет. А так, чтоб серединка на половинку, дома курить, на деле нет, – не получается. Профессия требует жертв…

И профессиональных знаний.

* * *

…Она подошла, мягко ступая сине-черными спортивными туфлями по ворсистому ковру, приятно ощущая пружинистость своей походки, к стене.

В роскошной багетовой раме на стене висела самодеятельная копия картины Шишкина. Роща какая-то, залитая солнцем, толстое поваленное дерево, цветочки. Ей нравилось. И главное – она помнила (или ей казалось, что помнила) эту картину по школьному учебнику «Родная речь'». Там, в учебнике, ещё стишки какие-то были под репродукцией. Стишков она уже не помнила. А вот картину, увидев в Измайловском парке в воскресенье, сразу узнала и обрадовалась ей, как родной.

Она постоянно имела дело с картинами, с антиквариатом. Но не потому, что любила эту красивую мутатень, а потому что большинство её задании было связано с изъятием вещиц, понравившихся её новой хозяйке со смешной кликухой – Игуана. Ну, да так её звали за глаза, и то не все. Как её звали в глаза? А никак. Ее Сигма живой один раз всего и видела, тогда, в Якутске, когда решалась её судьба. С тех пор имела дело с Алексей Палычем, передававшим ей задания. А разбираться во всех этих антикварных штучках ей нужды не было потому, что у неё всегда был цветной фотоснимочек, слайд или подробнейшее описание, а то и небольшой рисунок сделанный кем-либо из наводчиков по памяти. И – делов то куча – ей надо было прийти на объект, вырубить хозяев или служащих музея, изъять по описанию предмет и аккуратно зачистив место, скрыться.

Попадаться она не имела права. Ей дано было понять, что лучше не попадаться. И дня в неволе не проживет. Не потому, что такая неженка. Уберут. Человек слаб. Из него так легко выбить нужные признания. А Игуана рисковать не хотела. И все ниточки, что к ней вели, резались быстро и безболезненно. Для Игуаны. Так-то.

Аккуратно сняв картину. Сигма нажала пальцем на бутон резеды на обоях, чем вызвала к движению сложную электронную систему. Ровный фрагмент стены, не нарушив, казалось, целостность травяного рисунка на обоях, ушел вглубь, высвободив слева дверцу стального сейфа. Еще несколько манипуляций с замком, шифром, ключиком, и узкая, как пенал, ниша открыла её глазам свое содержимое.

Она сунула руку в щель и достала своего любимца. Смит и Вессон, 9 мм, модель 469 с постоянными прицельными приспособлениями.

Делали такие пистолеты только в одном месте – в Спрингфилде, штат Массачусетс, США. Казалось бы, пусть хороший, но обычный автоматический пистолет с отдачей ствола. К нему хорошо подходил 9 мм патрон «парабеллум». Сравнительно небольшой 175 мм, легко можно спрятать в рукав, в дамскую сумочку, в берет. Сравните легкий – масса без патронов 735 г. С коротким нарезным стволом. Магазин вмещал 20 патронов. При том, что ей, как правило, хватало одного выстрела. Но береженого, как говорится, Бог бережет.

Почему же Сигма так любила этот пистолет, что даже, на свои страх и риск, выполняя задания, связанные с устранением объекта, не пользовалась пистолетами «ТТ» хорватской сборки, которые можно было сбросить на месте, а упрямо снова и снова шла на дело с одним и тем же стволом, наверняка уже вошедшим в компьютерные базы данных МВД?

Да все потому же. Страшно, если захватят на месте с меченым другими смертями стволом, да ей-то какая разница все равно смерть.

А пистолет этот был хорош. Однажды пристрелянный, он уже не давал осечки никогда. То есть – ну никогда.

И второе. Трудно было поверить, что в его – коротком стволе умещалось миниустройство для глушения звука выстрела практически не влиявшее на точность и кучность стрельбы.

Он стрелял точно и практически бесшумно.

Она закрепила его в специальном гнезде на пояснице, проверила, надежно ли, легко ли может его достать, и удовлетворенно улыбнулась сухими бескровными губами (помадой в такие дни она не пользовалась) – все путем, все идет отлично, как всегда.

Значит, все будет отлично с этим сраным реликварием. Слово-то какое, сразу и не выговоришь. Ей его и знать было не обязательно. Просто цепкая, не обремененная учением память ухватила слово под изображением. Алексей Палыч как всегда передал ей изображение предмета, который ей предстояло изъять в частной коллекции некоего придурка, старичка, проживающего в старом шестиэтажном доме где-то на улице Живописной. Ну, впрочем, где-то, – это так, слова. Она знала точно, где. И знала, что старичок – один. Бойцы из «наружки» Алексея Палыча свою работу тоже туго знали.

…Сигма глянула на себя в зеркало. Узкое лезвие старого трюмо в прихожей отразило то, что её особенно никогда не радовало: невысокую мосластую фигуру без ярко выраженных половых признаков. Черная вьетнамская куртка, купленная кажется в 1991 году за 1000 рублей – в те времена и не разобрать было, дорого или дешево – прикрывала плоскую грудь и талию, создавая обезличенный контур. Куртки эти… Их навезли и черных, и серых, и голубых. Когда увидала, обрадовалась. Оказалась – дрэк, как говорил их тренер Адольф Карлович. И в дождь промокает, и вид материальчик быстро потерял. Так и использовала эту курташку, вместе с купленными в 1992 году эластичными черными кубинскими брюками, в которых ноги в жару потели, а в холод мерзли, только на задания. Потом бросишь в стиральную машину, – и снова чистые. А чтоб убить человека и в дерьмо не вляпаться, это редко бывало.