Читать книгу "Кровь Севера - Александр Мазин"

— Не шуми, — сказал ему Ульфхам Треска по-датски. И закрепил команду добрым ударом щита.

Трувор пихнул меня локтем.

— Башня — наша! — бросил он.

И мы рванулись вперед, расталкивая монастырских вояк.

Мы — это четверо варягов, Свартхёвди, Оспак Парус и я сам.

Вход в башню — узкая щель. За ней — крутая каменная лестница, винтом уходящая вверх.

Теперь можно было не церемониться, поэтому когда на пути Трувора оказался менее проворный монастырский стражник, то жизненный путь бедняги тут же и закончился, а Трувор сходу ворвавшись в помещение на первом уровне, крикнул мне: «Выше!», и принялся рубать супротивников.

А я полез вверх по закручивающейся лестнице. За мной — остальные.

Ага! Следующий этаж. Промежуточная площадка с тремя бойницами, пятью бойцами и недетских размеров запасом стрел.

Трое из пяти глазели в щели, двое оглянулись… И отвернулись. Шлем на мне — франкский — дурацкое «пожарное ведро». Меч — в ножнах. Борода черная. Рож незнакомых в монастыре со вчерашнего дня — хоть отбавляй. А у ребят — дело. Они разогревали смолу. Макнешь в такую наконечник с обмоткой, подожжешь и — огонь. Само собой прицельная дальность падает и скорострельность. Зато — горит.

Эти — мои.

Я шмыгнул внутрь (мои друзья помчались дальше — на верхние уровни) и тут же зарезал двоих. Ножиком. Самым бесчестным образом.

Сначала одного, потом второго. Даже и не пискнули. Хотя особой нужды в тишине не было. Снаружи стоял такой ор, что даже здесь, за толстыми стенами, было шумновато. Никаких угрызений совести я не испытал. Эти люди намеревались жечь огнем моих товарищей, а я их… совсем небольно зарезал.

Успокоив двоих, я извлек из ножен Вдоводел и двумя экономными ударами отправил в рай еще парочку. С третьим пришлось повозиться. Он отвернулся от бойницы как раз тогда, когда я извлекал клинок из межреберья его коллеги.

Мужик оказался сообразительным. И что характерно — держал в руках лук с наложенной стрелой. Спрашивать меня, что я делаю и зачем, франк не стал. Щелк! — и выпущенная в упор стрела долбанула меня в грудь. Хорошо — в зерцало угодила. Хорошо — мужик в спешке недотянул лук и выстрел получился — вполсилы. Но и эти «полсилы» заставили меня пошатнуться.

И тут франк допустил ошибку. Ему бы подхватить вторую стрелу и влепить мне в живот (не факт, что бронь выдержала бы), а он бросил лук и схватился за тесак. На этом его бойцовская карьера и закончилась.

Я выглянул в щель. Картина была отрадная. Ворота открыты, мост опущен, а к мосту огромными прыжками (но при этом идеально держа строй) несутся хускарлы Хальфдана с самим Рагнарссоном в первом ряду.

Убедившись, что всё идет по плану, я кинулся к лестнице… И вскоре убедился, что парни справились без меня. Дееспособных защитников в башне не осталось.

Но веселуха еще не закончилась.

Когда я поднялся на самый верх, то обнаружил там всю нашу команду (за исключением Трувора и Оспака Паруса, которому было поручено держать вход в башню), развлекавшуюся метанием стрел в защитников монастыря, обосновавшихся на стене.

То, что стену могут обстреливать из собственной башни, строители как-то не учли. Поэтому это было чистое избиение.

Да и то, что происходило на подворье, назвать битвой язык бы не повернулся. Главные силы наших уже прорвались на территорию монастыря. А поскольку в бою один викинг стоил как минимум пяти франков, тысяча викингов против нескольких сотен защитников — это примерно как батальон спецназа против роты срочников. А тут еще внезапность нападения…

Стрельба по беспомощным мишеням меня не привлекала, поэтому я поспешил вниз.

Вход в башню был закупорен могучим туловом Оспака Паруса. Я похлопал его по спине, Оспак посторонился и выпустил меня наружу.

Собственно, защищать вход в башню было уже не от кого.

Снаружи густо воняло смертью. Трупы лежали вповалку, в одежде и доспехах. Их никто не обирал. В монастыре имелись объекты, куда более перспективные с точки зрения трофеев.

Большая часть викингов скопилась у храма. Там шла самая отчаянная сеча, но исход ее был предрешен. Последние монастырские воины пали раньше, чем я добежал до храма.

Дом Господа тоже был неслабой крепостью. Узккие двери еще держались, судя по ритмичному грохоту.

А в храме шла служба. Чувственные голоса певчих взывали к Господу на бессмертной латыни, умоляя о защите. Во всяком случае, я так полагал, поскольку мои знания латыни ограничивались сотней слов. В мирное время пение это наверняка было очень впечатляющим, однако защитить храмовые врата не смогло. Когда язычники ворвались внутрь, пение сменили вопли боли и ужаса.

Это было страшно. Несколько сотен викингов, распаленных битвой, окровавленных, озверевших, беснующихся в священной обители. Норманские секиры вышибали дух из тех монахов, кто пытался препятствовать грабежу. Эти же секиры выковыривали драгоценные камни из рак и саркофагов, сбивали со стен серебряные светильники, срубали золотые украшения. Двое викингов, опрокинув фигуру Спасителя, оторвали драгоценный солнечный знак и тут же порубили его на куски — для удобства транспортировки.

Вопли, стоны, жалобные крики смешивались с радостным ревом узревших добычу победителей. Мой сопалубник-варяг Харра Стрекоза выволок из алтаря слабо сопротивляющегося архиерея в роскошном, шитом золотом облачении, вспорол ткань мечом. Священнослужитель истошно завизжал — видимо железо разрезало не только ткань. Харра накинул добычу на плечи, будто плащ, приголубил священника кулаком по голове. Тот сомлел, а Харра устремился на поиски новых богатств.

Я — смотрел. Понимал: остановить резню я не в состоянии. Хорошо хоть мне не обязательно принимать в этом участие…

Когда смотреть стало — невтерпеж, я просто ушел.

Но снаружи было не лучше.

Мертвецы, мертвецы… Повсюду. А живых деловитые скандинавы сгоняли в гурты, вязали…

У кормушки для коров незнакомый викинг со значком Хальфдана на плаще насиловал монашку, перегнув ее через край яслей и задрав рясу.

«Откуда здесь монашки? — вяло удивился я. — Монастырь-то мужской…» Потому мой взгляд упал на темные усики на гладком круглом лице «монашки»… И я брезгливо сплюнул.

Впрочем, этому еще повезло. Вон лежит другой монах — со вспоротым животом и разбросанными по земле кишками. Тоже кто-то… развлекся.

Тут я вспомнил о Вихорьке и решил, что должен его найти.

Пять минут я потратил бесцельно, мотаясь по двору, и вынужденно наблюдая за развлечениями викингов. А в голове — одна-единственная мысль: что я делаю с этими зверьми? Зачем я здесь? Что мне мешало остаться на Сёлунде? Почему я участвую в этой мясне, а не гуляю с прекрасной Гудрун по берегу собственного озера? Почему?

Потому что я дал клятву верности Хрёреку? Потому что мы все — братья? Но разве братья мне эти нореги, заживо сдирающие с человека кожу? А человек уже не кричит — душится животным хрипом…