Читать книгу "Слово президента - Том Клэнси"

Его окружало множество людей, одетых в тонкие виниловые куртки. Крупные надписи на спинах указывали на их принадлежность к различным федеральным ведомствам. Здесь находились группы агентов ФБР, Секретной службы, сотрудников столичной Полиции, Федерального агентства безопасности на транспорте, Комитета по алкоголю, табаку и огнестрельному оружию при Министерстве финансов, а также его собственные следователи. Все они искали человека, возглавляющего операцию, чтобы затем взять руководство ею на себя. Вместо того чтобы собраться вместе и установить единую систему подчинения, они жались группками, ожидая, по-видимому, кто заявит о своем главенстве. Магилл недовольно покачал головой. Такое он видел не впервой.

Теперь тела выносили из развалин все чаще. Пока их отправляли в столичный арсенал, расположенный в миле к северу от Капитолийского холма, рядом с железной дорогой. Магилл не завидовал тем, кому предстояло взяться за опознание трупов, хотя сам он еще не спускался в огромную воронку – так он называл то, что осталось от зала заседаний палаты представителей, – чтобы посмотреть, насколько велики разрушения.

– Капитан? – раздался голос у него за спиной. Магилл обернулся.

– Да?

– Я из Федерального агентства безопасности на транспорте. Мы можем начать поиски записывающих устройств? – Мужчина указал на вертикальный киль самолета. Несмотря на то что хвостовое оперение авиалайнера сильно пострадало, было видно, где оно находится, и так называемый «черный ящик» – на самом деле ярко-оранжевый – нужно было искать где-то там. Участок вокруг хвостового оперения казался относительно ровным. От мощного удара обломки здания разлетелись в стороны, и у сотрудников ФАБТ была вполне реальная надежда быстро обнаружить рекордер.

– О'кей, – кивнул Магилл и подозвал к себе двоих пожарных, чтобы сопровождать поисковую группу.

– И еще: вы не могли бы дать указание своим людям как можно меньше передвигать обломки самолета? Нам придется восстановить картину авиакатастрофы, и если все останется на месте, это значительно облегчит задачу.

– Первостепенной задачей является извлечь людей – вернее, их тела, – напомнил Магилл.

Сотрудник федерального ведомства мрачно кивнул. Всем предстояла нелегкая работа.

– Да, конечно. – Он помолчал. – Если обнаружите членов экипажа, не трогайте их совсем, ладно? Позовите нас, и мы займемся ими., – Как их опознать?

– Они в белых рубашках, куртках с погонами и шевронами. Кроме того, это будут, по-видимому, японцы.

, Разговор мог показаться безумным, но на деле таким не был. Магилл знал, что нередко тела людей в разбившихся самолетах внешне выглядят практически не пострадавшими, как это ни невероятно, и только опытный глаз специалиста мог определить причину смерти с первого взгляда. Это нередко вызывало панику у случайных свидетелей, обычно первыми появляющихся на месте катастрофы. Удивительно, что человеческое тело оказывается более прочным, чем находящаяся внутри него искорка жизни. Это избавляло живых от ужасной необходимости опознавать обрубки разорванного, обгоревшего мяса, хотя взамен им приходилось видеть тех, кто уже никогда не вымолвит слова. Магилл снова покачал головой и подозвал одного из своих заместителей, чтобы передать распоряжение.

Пожарные, работающие внутри воронки, и без того получили немало приказов. Первый, разумеется, состоял в том, чтобы отыскать и поднять наверх тело президента Роджера Дарлинга. Все остальное отступило на второй план, и неподалеку от развалин стояла машина «скорой помощи», предназначенная только для этой цели. Даже первой леди, Анне Дарлинг, придется уступить в порядке очередности своему мужу, в последний раз. Автокран подбирался поближе к дальней стороне здания, чтобы убрать каменные глыбы с места, где еще недавно в зале заседаний находилась трибуна. Гора этих глыб удивительно походила на гигантские детские кубики. В резком свете прожекторов казалось, что не хватает только букв и цифр на их сторонах, и иллюзия станет полной.

* * *

Во все федеральные ведомства стекались потоки людей, в первую очередь это были высокопоставленные служащие. Площадки, отведенные для парковки автомобилей, принадлежащих руководителям департаментов, все больше заполнялись, хотя время приближалось к полуночи. Не составляла исключения и стоянка перед Государственным департаментом. Срочно были вызваны сотрудники служб безопасности, потому что нападение на одно из государственных учреждений рассматривается как нападение на все, и хотя было сомнительно, что кто-то попытается повторить такое же нападение, как на Капитолий, было принято решение усилить охрану всех государственных учреждений, и повсюду стояла вооруженная охрана. Поскольку случилось А, где-то в инструкциях значилось, что должно последовать и Б. Люди с пистолетами в руках смотрели друг на друга, зная, что им заплатят вдвое больше за сверхурочную работу, что выгодно отличало их от высокопоставленных чиновников, которые примчались из своих владений в Шеви-Чейз и пригородах Виргинии, вбежали в свои кабинеты и уселись в кресла, не зная, что делать дальше, и обмениваясь впечатлениями друг с другом.

Один из таких чиновников, поставив автомобиль в подземном гараже, вставил магнитную карточку в прорезь на пульте рядом с лифтом для руководителей Государственного департамента, поднимающим прямо на седьмой этаж. От других чиновников его отличало то, что ему действительно предстояло выполнить серьезное дело, несмотря на сомнения, которые обуревали его всю дорогу, пока он ехал из своего дома в Грейт-Фоллз. Это было импульсивное решение, хотя его можно было назвать и по-другому. Как иначе мог он поступить? Он был всем обязан Эду Келти – и положением в обществе, и своей карьерой в Госдепе, и многим другим. Сейчас страна нуждалась в человеке, подобном Эду. Именно так сказал сам Эд, причем весьма убедительно. И все-таки, что он делает сейчас? По пути в Вашингтон внутренний слабый голос твердил ему, что это государственное преступление. Но нет, это не было преступлением, потому что формулировка термина «государственное преступление», приведенная в Конституции, гласила, что это означает «оказание помощи и содействия» врагам государства. А ведь чем бы ни руководствовался Эд Келти, разве он был врагом государства?

По сути дела все сводилось к преданности. Он, подобно многим другим, был человеком Эда Келти. Их отношения начались еще в Гарвардском университете – встречи за пивом, свидания с девушками, увлекательные уик-энды в роскошном доме семьи Эда на берегу – весело проведенная юность. Он, выходец из рабочей семьи, стал гостем в одной из самых видных семей Америки – почему? Потому что понравился юному Эду. Но почему понравился? Он этого не знал, никогда не спрашивал и, наверно, никогда не узнает. Разве важна причина для того, чтобы стать друзьями? Просто так случилось, и только в Америке мог парень из рабочей семьи, с трудом получивший право на льготную стипендию в Гарварде, подружиться с великим потомком великой семьи. Возможно, он и сам сумел бы пробиться наверх. Ведь это Бог даровал ему столь высокий интеллект, а родители ободряли в стремлении его совершенствовать, учили, как себя вести, вложили в него понятие истинных ценностей. При этой мысли он закрыл глаза, и тут же перед ним раздвинулись двери лифта. Ценности. Ну что ж, преданность тоже принадлежит к числу общечеловеческих ценностей. Не так ли? Без поддержки Эда самое большее, чего он сумел бы достичь – может быть, должности помощника заместителя государственного секретаря. Первое слово уже давно исчезло с двери его кабинета, а остальные красуются теперь, выведенные золотыми буквами. В мире, где господствует справедливость, он мог бы претендовать и на то, чтобы убрать из названия своей должности еще одно слово. Разве он уступал в понимании международной политики кому-нибудь на седьмом этаже? Нет, конечно, ничем не уступал, но это произойдет только в том случае, если за ним будет стоять Эд Келти. Он знал, что не сможет продвинуться дальше, не встречаясь с сильными мира сего, – только так можно убедить их в своих способностях. А еще нужны деньги. Он никогда не брал взяток, но его друг давал ему важные советы (советы давали ему и собственные финансовые консультанты, но это не имело значения), куда выгодно вкладывать деньги, что позволило заложить основу финансовой независимости и, между прочим, купить роскошный дом площадью пять тысяч квадратных футов в Грейт-Фоллз, устроить сына в Гарвард, причем без всякой нищенской государственной стипендии, потому что Клифтон Ратледж III был теперь сыном видного государственного деятеля, а не родился в рабочей семье. Этот деятель мог бы потратить массу сил и обойтись без посторонней помощи, но тогда не занял бы эту должность, а долги надо платить, верно?