Читать книгу "Один день Аркадия Давидовича - Дмитрий Черкасов"

* * *

Из-за кустов метрах в тридцати от первого пойманного тигра раздались сначала рев дикого зверя, а затем – радостный крик Ортопеда «За яблочко, Димыч, за яблочко!» и хруст ветвей, будто сквозь растительность прорывался взбешенный носорог.

Спустя мгновение на открытое пространство в облаке сорванных с ветвей листьев и разлетающихся во все стороны кусках дерна выкатились сцепившиеся Гоблин и второй тигр, а вслед за ними огромными прыжками выскочил Грызлов с занесенным для удара ружьем.

Тигр выглядел несколько ошарашенным.

Чернов перебросил кошку через себя, не разжимая стиснутые вокруг ее шеи руки, и навалился сверху.

– Силён, блин! – восхищенно молвил потрясенный Армагеддонец.

Достигший места схватки Ортопед точным ударом засадил приклад ружья в солнечное сплетение тигру. Тот захрипел и попытался принять позу зародыша. Грызлов отбросил ствол, накинул на задние лапы поверженного противника петлю, одним движением стреножил тигра и упал на кошку сверху, перехватив передние лапы под самые подмышки.

Тут подоспели Садист со Стоматологом.

В течение двух секунд тигр был разложен как на хирургическом столе, на голову наброшен брезентовый мешок, передние лапы скручены нейлоновой веревкой...

Потный и раскрасневшийся Гоблин, чье могучее левое плечо имело явные следы соприкосновения с тигриными когтями, встал на четвереньки и зло посмотрел на Ортопеда.

– Миша, блин, еще раз меня в спину толкнешь – пеняй на себя!..

– Да я не специально! – заголосил Ортопед. – Я ж, блин, тебя типа просто похлопал... Типа внимание обратил – вон кошак!.. Я ж, блин, не знал, что ты прыгнешь!

Дмитрий Чернов поднялся на ноги.

– Мог бы, блин, хоть что-нибудь сказать перед этим! Я ж, мать твою, решил, что это тигрёныш сзади подобрался! Ну, блин, и отскочил! И аккурат на этого полосатого, – Гоблин легонько пихнул носком ботинка дрожащего связанного тигра. – Еще камеру, блин, разбил...

– Тарзан, блин, отдыхает! – подошедший Армагеддонец хлопнул Чернова по здоровому плечу и раскрыл походную аптечку. – Век не забуду этой картины! Давай, на лавку садись, я тебе царапины, блин, перекисью залью...

* * *

– Западники совсем тупые, даже машины, блин, водить не умеют, – Клюгенштейн смял пустой пакетик из-под миндальных орешков и бросил его себе за спину. – Мы, блин, с Кабанычем в прошлом году в Филадельфии вообще чуть не убились. Еще по дороге, блин, от аэропорта в гостиницу...

Уважаемые братаны взяли с собой, как водится, стандартный «дорожный набор»: водку, по пол-литровой банке черной икры на рыло и так далее, включая даже матрешек для подарков своим филадельфийским коллегам из ирландской ОПГ[32]. Полет на самолете солидной западной авиакомпании прошел спокойно, ибо ее сотрудники, летающие в Москву и из нее, успели привыкнуть к «русской полетной специфике», на неприятности не нарывались и по первому зову пассажиров быстренько разносили по салону прохладительные и горячительные напитки.

По прибытии в буржуйский аэропорт Глюк с Кабанычем уселись в такси, быстренько решили на пальцах все тарифные вопросы и поехали в гостиницу. По дороге они почувствовали накатившие признаки хронической болезни «недогон», и решили это дело оперативно исправить.

Из сумки были в аварийном темпе извлечены литровая бутылка водки «Дипломат» ливизовского производства и банка икры.

Пить водку из горла любому реальному мужчине привычно и ненапряжно, а вот икру вытаскивать из банки пальцем западло и вообще проблематично.

Тогда Кабаныч, под чьим попечительством в Санкт-Петербурге пребывал один из крупных банков, достал свой конкретный лопатник[33]толщиною сантиметра в четыре, покопался в нем, извлек две рекламных золотых кредитных карточки, точь в точь как настоящие, только изготовленные из картона, согнул их пополам, вручил одну из получившихся «ложек» потирающему от нетерпения руки Аркадию, сделал большой отхлеб из свежеоткупоренной бутылки, набрал карточкой из банки икру и, прикрыв от удовольствия глаза, закинул морепродукт в пасть.

На беду, в этот самый момент водила глянул в зеркало заднего обзора и его глазам предстала следующая картина: два здоровых бритых дядьки в костюмах от Бриони жрут из горла водку, один из них безжалостно ломает две голдовые кредитки, которые стоят по двадцать тысяч долларов неснижаемого остатка каждая и которые бедный водила только в кино видел, и хавают этими картами из огромной, по американским понятиям, банки черную икру – нереальный деликатес, тоже из кино.

От увиденного водила впал в ступор и с криком «Wild Russians!»[34]отпустил руль, после чего такси перелетело через невысокий отбойник шоссе и финишировало в кустах на обочине...

– Точно, блин, тупые, – согласился Штукеншнайдер и закурил тонкую вишневую сигариллу.

В дверь птичьей секции кто-то осторожно поскребся.

Клюгенштейн на цыпочках подобрался ко входу и выглянул в оконце.

– Ну, что? – шепотом спросил Телепуз.

– Вроде никого, – Глюк пожал плечами и показал кулак высунувшему нос из железного ящика сынуле. – Сиди там!

– Показалось, – успокоился Штукеншнайдер.

Аркадий вернулся на свое место.

– А я вот, блин, чуть кони в стоматологическом кабинете не отбросил, – поведал Григорий. – К приятелю зашел, мы с ним вместе в армии служили. Он потом в медицинский поступил, а я к Антону в бригаду...

В тот день Телепуз, у которого неожиданно разболелся зуб мудрости, приехал из деревни, где не было даже медпункта, и решил навестить бывшего сослуживца, совместив, так сказать, приятное с полезным.

Доктор сильно обрадовался визитеру, с порога одарившего врача огромной упаковкой пива «Holsten» на двадцать четыре пол-литровые банки и килограммом тонко порезанной бастурмы в качестве закуски, ибо до той поры в одиночестве пил дрянной растворимый кофе, сожалел о том, что отпустил домой медсестру Зину и, в ожидании вечернего наплыва клиентов, лениво щелкал клавишами компьютера, перебирая базу данных.

– А у меня зуб болит, – смущенно сообщил Телепуз.

– Да ты что? – удивился приятель.

– Два дня, блин, в деревне промучился. Не спал совсем, – вздохнул пациент.

– Ну, садись, посмотрим, – предложил экс-сослуживец.

Тут и выяснилось, что, дожив до тридцати годков, Гриша кариес видел только по телевизору.

– Серега! Только я боли боюсь, – честно признался Штукеншнайдер.

– Будет не больно, – начал кровожадно сюсюкать приятель.