Читать книгу "Из царства мертвых - Буало-Нарсежак"

В два часа он ждал ее на площади Звезды. Она никогда не опаздывала на свидания.

— Вы сегодня в черном?

— А я люблю черное, — призналась она. — Будь моя воля, я бы только черное и носила.

— Уж очень мрачный цвет, вам не кажется?

— Вовсе нет. Напротив, он придает значительность всему, о чем думаешь. Поневоле приходится принимать себя всерьез.

— Ну а если бы вы были в голубом или зеленом?

— Даже не знаю. Наверное, я бы казалась себе ручейком или тополем… В детстве я верила в магическую силу красок. Потому и решила учиться живописи.

Она взяла Флавьера под руку доверчивым жестом, переполнившим его нежностью.

— Я ведь тоже пытался писать, — сказал он. — Но у меня неважно получалось.

— Ну и что с того? Только цвет имеет значение.

— Хотелось бы взглянуть на ваши работы.

— Ну, они немногого стоят. Ни на что не похожи… Это всего лишь сны. А у вас бывают цветные сны?

— Нет. Только серые… Как в кино.

— Тогда вам этого не понять. Вы слепец!

Она рассмеялась и сжала его руку, давая понять, что шутит.

— Ведь это куда красивее, чем так называемая реальность, — продолжала она. — Представьте себе цвета, которые соприкасаются, сливаются, поглощают друг друга, полностью пропитывают вас. Вы становитесь как те насекомые, которых не отличишь от листьев, как красные рыбы среди кораллов. Та, иная страна… Я каждую ночь вижу ее во сне…

— Значит, вам она тоже снится, — прошептал он.

Прижавшись друг к другу, не глядя по сторонам, они огибали площадь Согласия. Флавьер почти не замечал, куда они идут. Весь во власти сладостного ощущения, вызванного ее откровенностью, в глубине души он по-прежнему был начеку, не забывая о стоявшей перед ним задаче.

— Когда я был мальчишкой, — продолжал он, — эта неизвестная страна не выходила у меня из головы. Я мог бы показать вам на карте, где она начинается.

— Но это ведь не та же самая…

— Отчего же? Правда, моя страна окутана мраком, а ваша — пронизана светом; но я знаю, что они граничат друг с другом.

— Вы ведь больше в это не верите?

Флавьер заколебался, но она смотрела на него так доверчиво! Как будто от его ответа многое зависело.

— Нет, верю. Особенно с тех пор, как познакомился с вами.

Некоторое время они шли молча. Их шаги были согласованны, как и их мысли. Они пересекли просторный двор, поднялись по узкой и темной лестнице. И вскоре уже шли по прохладным, как в соборе, музейным залам, окруженные египетскими богами.

— А я не верю, — вновь заговорила она. — Просто знаю, что она существует. И эта страна так же реальна, как наша. Только об этом нельзя говорить.

Статуи с большими пустыми глазами провожали их взглядом. Кое-где стояли саркофаги, цветом напоминавшие целлофан, каменные плиты, покрытые непонятными письменами, и в торжественной глубине пустынных залов виднелись кривляющиеся лица, изъеденные временем морды, присевшие на задние лапы твари — настоящий зверинец из окаменевших чудищ.

— Я уже проходила здесь под руку с мужчиной, — прошептала она. — Это было давным-давно. И он был похож на вас, но с бакенбардами.

— Вам только так кажется. Кажется, что с вами это уже было. Такое часто случается…

— Нет-нет. Я ведь помню такие подробности… даже страшно становится. Вот, например, я вижу маленький городок., не помню, как он называется… Даже не знаю, Франция ли это, но во сне я расхаживаю по нему, будто всю жизнь там прожила… Через него протекает река… На правом берегу стоит галло-римская триумфальная арка… А если идти по обсаженной платанами улице, то слева будут арены, какие-то своды, полуобвалившиеся лестницы.[4]А за ними растут три тополя и пасется стадо овец…

— Да ведь я знаю этот город! — воскликнул Флавьер. — Это же Сент. А река — Шаранта.

— Может, и так.

— Только арены ведь расчистили… И тополей там больше нет.

— А в мое время были… а еще родник, он-то ведь остался? Девушки бросали в него булавки и загадывали желание — выйти замуж в этом году.

— Родник Святой Эстеллы!

— А за аренами церковь… такая высокая, со старинной колокольней… Мне всегда нравились старые церкви…

— Церковь Святого Евтропия!

— Вот видите.

Они медленно проходили мимо загадочных развалин, над которыми витал запах воска. Иногда им на глаза попадался внимательный посетитель, ученый и сосредоточенный на вид. Но, окруженные полчищем львов, сфинксов и крылатых быков, они были заняты только собой.

— Как, вы сказали, называется тот город? — спросила Мадлен.

— Сент… Это неподалеку от Руана.

— Должно быть, я там жила… прежде.

— Прежде? Когда были маленькой?

— Нет-нет, — безмятежно произнесла Мадлен, — в другом моем существовании.

Флавьер не пытался возражать. Слишком много откликов в его душе будили слова Мадлен.

— Где вы родились? — спросил он.

— В Арденнах, у самой границы. В этих краях вечно шли войны. А вы?

— Я вырос у бабушки, под Сомюром.

— А я была единственным ребенком в семье, — сказала Мадлен. — Мать часто болела. Отец вечно пропадал на заводе. У меня было не слишком веселое детство.

Они вошли в зал, стены которого были увешаны картинами в блестящих рамах. Люди на портретах, казалось, провожали их взглядами. То это были благородные сеньоры с изможденными лицами, то разодетые офицеры с рукой на эфесе шпаги, изображенные на фоне вставших на дыбы лошадей.

— А в юности, — прошептал Флавьер, — у вас тоже бывали… сны, предчувствия?

— Нет… Я была обычной девочкой, угрюмой и одинокой.

— Тогда… Как все это началось?

— Внезапно… и не очень давно… Я вдруг почувствовала, что я не у себя дома, а у кого-то чужого… Знаете, такое чувство бывает, когда проснешься ночью и не узнаешь свою комнату.

— Да… Будь я уверен, что вы не рассердитесь, — сказал Флавьер, — я бы спросил вас кое о чем.

— У меня нет тайн, — задумчиво сказала Мадлен.

— Значит, можно?

— Пожалуйста.

— Скажите, вы все еще хотите… уйти?

Мадлен остановилась и посмотрела на Флавьера со своим обычным умоляющим выражением.

— Вы ничего не поняли, — прошептала она.

— Отвечайте же.