Читать книгу "Чертово лето - Ольга Дашкевич"

Я поспешно замотала головой. Мне очень хотелось, чтобы мамуля высказала свои предположения вслух. Я уже поняла… Но мне нужно было это услышать, чтобы поверить.

— Маша, — сказала мамуля и прикусила губу. — Я предполагаю, что твой отец… что он завещал тебе свои деньги.

Точно!.. Я мысленно поздравила себя с правильным предположением. В самом деле, в эту схему вписывалось буквально все: невероятные красавцы, жаждущие со мной познакомиться и подружиться, братцы-близнецы, или кто они там… Труп. Стрельба. Видимо, денег было столько, что конкуренты передрались. Все просто: они узнают о наследстве, решают поживиться, для этого разыскивают наследницу и вступают с нею в определенные отношения, которые благополучно заканчиваются свадьбой. Гости, цветы, медовый месяц… Потом молодые счастливы какое-то время, а потом жена неожиданно умирает… Хорошенький подарочек приготовили мне мои красавчики! Я почувствовала, как кровь закипает у меня в жилах от ярости. Когда я в гневе, господа, я забываю обо всем! Негодяи! Подонки! Воспользоваться доверчивостью слабой женщины!.. Их расчет был очень прост: один из красавцев должен был очаровать меня до того, как я узнаю о завещании, потому что потом, будучи очень богатой невестой, я могу отбиться от рук и начать высматривать арабских шейхов или итальянских графов. А о завещании они могли узнать из газеты — адвокатская контора Петра Рабиновича достаточно регулярно сообщает о розыске наследников таких-то и таких-то… Нет, газета — это не то. Она могла попасться мне на глаза раньше, чем они доберутся до меня. Значит, кто-то из них был достаточно близок к покойному… или к его адвокату… И, наверное, узнавших тайну было несколько, вот они и не поделили лакомый кусочек…

От этих мыслей меня отвлек телефонный звонок. Я машинально взяла трубку и услышала надтреснутый от волнения голос Софьи Львовны:

— Машенька!.. Машенька, это вы?.. Я страшно беспокоюсь, детка! Сенечка пропал!..

Глава 9

Чертов Сенечка!.. Ну, как его угораздило?.. Я-то сразу поняла, что внезапное исчезновение этого растяпы связано с моими неприятностями самым тесным образом: он же, черт бы его побрал, возомнил себя великим репортером и взялся провести журналистское расследование убийства Яна Саарена! Как будто без него мне было мало неприятностей…

Я положила трубку и с пылающим лицом стукнула кулаком по своей многострадальной коленке.

Бедная Софья Львовна!.. Она обожает сыночка Сенечку до самозабвения, и, если я еще не совсем застервенела в безжалостной Америке, я должна хотя бы попытаться его найти!

Я подняла глаза и встретила выжидательный взгляд мамули.

— Что случилось? — спросила она.

— И этот тоже исчез! — махнула я рукой. — В смысле, Сенечка. Это Софья Львовна звонила… куда он мог подеваться? Если с ним что-то случилось, Софья Львовна не переживет. А я никогда себе не прощу. Дурак несчастный! Кто его просил соваться?..

— А ты считаешь, он все-таки сунулся? — мамулины глаза потемнели.

— Ну, да… Я так думаю. Помните, он звонил — заявил, что собирается расследовать убийство в моей редакции. Его могли просто прихлопнуть, как муху, судя по делам, которые творятся вокруг… И что мне теперь делать?

Мамуля поджала губы, подумала секунд тридцать и сказала:

— Первым делом, тебе нужно принять душ и выпить кофе. Потом ты поедешь в город и попытаешься очень осторожно узнать, не видел ли кто Сенечку. И держи меня в курсе, пожалуйста!

— А вы уверены, что не хотите поехать со мной? — спросила я нерешительно.

Очень уж мне не хотелось оставлять мамулю одну. Но мамуля всегда все вопросы решала единолично, как Сталин.

— Разумеется, я уверена, — сказала она холодно. — Что это с тобой?

Однако мой разнесчастный вид ее несколько смягчил, и она добавила:

— Не беспокойся, со мной ничего не случится. Я никому не нужна. Всем этим… авантюристам нужна ты. Причем, живая и, желательно, здоровая. Поэтому пока ничего особенно ужасного тебе, по моим прикидкам, не грозит. Но соблюдать осторожность все же не помешает.

Мамуля посмотрела мне в глаза:

— Тебя могут похитить и попытаться силой выдать замуж за какого-нибудь негодяя, понимаешь? Если не получится сделать это добром, они вполне могут пойти на преступление… Пытки, наркотики… А, когда ты станешь законной супругой, тебя заставят подписать завещание в пользу мужа. А потом просто устроят тебе несчастный случай. Легко и непринужденно, так что никакая страховая компания не подкопается — я читала про такие штучки. Поэтому я и говорю, что ты должна быть предельно внимательной и постоянно оставаться на глазах у людей.

Я потерла ноющую коленку и почувствовала, что начинаю злиться. Быть похищенной, зверски пытаемой, посаженной на иглу и насильно выданной замуж мне совершенно не улыбалось. Да, господа, удружил мне незнакомый папочка, ничего не скажешь!..

В злости я бываю настолько ужасна, насколько мила в хорошем расположении духа. Поэтому злить меня никому не советую.

Ощущая внутри просыпающегося монстра, я пружинисто вскочила и отправилась в ванную — тщательно почистила зубы, стремительно приняла душ, завернулась в халат и, стараясь не расплескать клокочущую во мне злость, помчалась наверх, на чердак, чтобы достать из комода свои старые джинсы.

Поднимаясь по лестнице, я почти представляла себе, что там меня встретит очередной незваный гость, но чердак был пуст. Выдвигая нижний ящик комода, где лежали мои вещи, я опустилась на корточки и вдруг заметила краешек конверта. Забыв про джинсы, я схватила свою находку и поднесла к глазам. Это был телефонный счет на имя Эдуарда Мицкявичуса. Видимо, наш лже-Ян выронил его, когда прятался на мамулином чердаке. Эта находка так меня взбудоражила, что я, схватив джинсы и забыв задвинуть ящик комода, слетела по лестнице пулей.

Мамуля выбежала мне навстречу из кухни с несвойственной ей поспешностью. В ее глазах плескалась тревога.

— Что случилось?! — крикнула она. — Там опять кто-то есть?..

О, господи, не хватало только пугать мамулю. Я, устыдившись, но все же ликуя, протянула ей конверт.

Мамуля бегло осмотрела его и подняла на меня глаза.

— Адрес, — сказала она, и я торжествующе кивнула головой.

Она нахмурилась и указала в сторону кухонного стола, на котором уже исходили паром две чашки крепкого кофе. Я не заставила себя упрашивать и уселась на табурет, с удовольствием вдыхая кофейный аромат.

— Маша, — сказала мамуля, строго глядя мне в глаза и нервным жестом отрывая фильтр от сигареты. — Я не думаю, что пойти туда будет умным поступком.

Надо сказать, что мой ум… как бы вам объяснить… В общем, он плохо уживается с моей красотой. Всегда или ум перевешивает, или красота. В данный момент, когда на расстоянии взгляда не было ни одного объекта мужского пола, а я сидела на мамулиной кухне в халате, с полотенцем на голове и без макияжа, я могла себе позволить немного ума. Поэтому я не отвела глаз и сказала: