Читать книгу "Крапленая обойма - Сергей Зверев"

– Чем вы питались?

– У меня есть запасы, доктор. Не волнуйтесь.

– Вы говорили, что Они опять попытались к вам подобраться?

– Да, доктор, попытались. Сегодня ночью. Но я Их встретил.

– Вы что же, опять стреляли?

– Нет. Вы же сказали не делать этого.

– Тогда что же?

– Я включил прожектор...

– Какой еще прожектор?!

– Я его купил. Давно. Как только понял, что Они за мной охотятся. Хороший прожектор. Мощный. Я его повесил возле входных дверей.

– А зачем включили?

– Так Они хотели подкрасться к моему дому. Разве не понятно, доктор? Я и врубил его.

– А дальше?

– А затем высунул в окошко ПТУРС.

– Это еще что такое?

– Реактивная ручная система. Усовершенствованная. Наплечная. Портативная.

– О боже. Откуда вы ее взяли?

– За деньги можно много чего купить. Не важно. У меня еще есть и скорострельный авиационный пулемет «РСП-86». Хорошая штуковина. Не стреляли из такой, доктор?

– Нет, конечно. А вы? Вы же обещали не задействовать оружия.

– Я этого и не делал. Достаточно было показать, что я готов выпустить ракету. Ха-ха!.. А знаете, доктор, Они трусливы. Увидев, какое у меня оружие, тут же исчезли.

– Слава богу... Значит, все обошлось мирно.

– Но Они вернутся, доктор. Я это чувствую. И мне нужна ваша помощь... Для вас у меня есть «Беретта».

– Что это?

– Пятнадцатизарядный пистолет. Итальянский. Вам он подойдет.

– Нет. Не подойдет. С вашей проблемой мы справимся другим образом.

Лаврентьев вытер ставший влажным лоб. Ничто теперь не поможет. Фомина нужно срочно определять в психлечебницу. Это следовало уже давно сделать. Однако существовало одно «но»: Фомин был нужен Лаврентьеву. И прежде чем тот окажется в психбольнице, он должен кое-что сделать для психотерапевта. Только Лаврентьеву следует поспешить. В любой момент еще поддающийся его влиянию пациент может полностью выйти из-под контроля, и тогда всему плану крышка. Он и так столько протянул. Но на то были причины. Веские причины. Его жена попала в автомобильную катастрофу совсем некстати, потому как она тоже являлась одним из важных звеньев замысла Лаврентьева.

– Вы сейчас отправитесь домой, я приеду к вам вечером. Все необходимые бумаги у вас?

– Уже три недели. Вас очень долго не было, доктор. Очень долго.

– На это были причины.

– Они вам угрожали. Я прав, да?

– Нет. Не правы. Вы согласны и дальше слушаться меня?

– Да. Согласен, доктор.

– Тогда отправляйтесь к себе домой. И ничего без меня не предпринимайте.

Лаврентьев подошел к столу и нажал на кнопку селекторной связи. Алена впорхнула бесшумно. Лучезарная улыбка очень украшала ее.

– Проводи, Алена, Андрея Викторовича.

Фомин неторопливо поднялся с кушетки, поправил на себе одежду и заговорщицки подмигнул психоаналитику:

– Я буду вас ждать, доктор.

– Как договорились. До вечера.

Лаврентьев устало опустился в кресло и прикрыл глаза. Дверь закрылась. Он остался один. Некоторое время сидел неподвижно, о чем-то напряженно думая. Затем открыл ящик стола, вытащил связку ключей и поднялся с места. Снял халат и вышел из кабинета.

В приемной находилась одна Алена.

– Вы сегодня встречаетесь с Миловидовой, – напомнила она, несколько удивленно скользнув взглядом по задумчивому лицу психоаналитика.

– Я помню. Пусть она меня подождет.

Ему необходимо было сейчас отлучиться. Потому что существовала проблема. Проблема с его женой. Что-то стало происходить после того, как она выкарабкалась, можно сказать, с того света. Что-то, чего он не мог понять. И объяснить.

2

Когда все началось? Лаврентьев не мог сказать. Он не знал той отправной точки, с которой пошло нечто несуразное. Ее как таковой и не было как будто. Просто в один из моментов он почувствовал – что-то не так. С его женой нечто происходит.

Он помнил, как она вышла из комы. Не могла говорить, вся голова, включая лицо, была обвязана бинтами. Они тогда просто смотрели друг на друга, и всё. Она – лежа на широкой койке. Он – сидя рядом на табурете.

Лаврентьев держал ее руку в своей и смотрел супруге в глаза. Они были единственным открытым местом на лице. И казались единственно живыми.

Затем явился Галкин, специалист по пластическим операциям. Снял бинты и после долгого осмотра объявил, что сможет восстановить изуродованное травмой лицо. Лаврентьев присутствовал при этой операции. Стоя за стеклянной перегородкой.

А неделю назад бинты сняли окончательно. И когда она увидела свое лицо в зеркале, то несколько минут смотрела на него, как завороженная. Он сам глядел на нее, словно на диковинку, будто до этого никогда и не видел.

Она была прежней. Тот же вздернутый носик, те же пухленькие алые губки, чуть впалые щеки. Были, правда, заметны небольшие, тонкие послеоперационные шрамики. Совсем небольшие. Их мог скрыть даже легкий макияж. Вот что позволяли сейчас лазерная хирургия и так называемая «золотая нить».

– Рита, – первое, что он выговорил тогда, расплываясь в счастливой улыбке.

Она отстранилась от зеркала, внимательно оглядела его и тоже улыбнулась.

– Я не изменилась? – пыталась пошутить она.

– По-моему, ты стала еще лучше, – он проглотил подступивший к горлу комок.

Стоявший рядом Галкин довольно потер руки.

– Чудненько, чудненько. Кажется, я сделал невозможное.

Лаврентьев готов был расцеловать хирурга-пластика. Тот на самом деле сделал невозможное. Психоаналитик хорошо помнил лицо жены после аварии. Видел, когда делали перевязку. Оно было страшным. Открытые раны с набухшими, истекающими сукровицей краями... Это даже лицом нельзя было назвать.

– Я имплантировал живые участки кожи, так что некоторое время твоя жена может ощущать небольшой дискомфорт. Но затем все войдет в норму.

На этой оптимистичной ноте Галкин распрощался с ним.

Через день после того, как окончательно сняли повязки, Лаврентьев забрал жену из больницы.

– Как здорово снова очутиться дома, – сказала она, едва переступив порог квартиры. – Ты и не представляешь. Мне кажется, что я здесь не была уже тысячу лет.

Он вполне ее понимал. Она чудом выжила. И это было ее второе рождение.

Рита мало говорила, больше слушала его. Не спорила. Ходила по квартире, с каким-то упоением вздыхая. Она была как ребенок, и ему это нравилось.