Читать книгу "900 дней. Блокада Ленинграда - Гаррисон Солсбери"

высвободят и советские пилоты будут сидеть в своих кабинах, готовые к взлету.

Буденный предложил также, чтобы на Днепре и Западной Двине от Киева до Риги была создана линия глубокой обороны. Он предложил мобилизовать население с лопатами, ломами и превратить берега этих рек в непреодолимые противотанковые заграждения. Он полагал, что такая линия обороны, очевидно, понадобится, поскольку немцы в полной боевой готовности, а советские войска нет.

Последовало обсуждение. Вмешался Сталин: «Буденный, кажется, знает, что делать; вот пусть он и командует».

И Буденный тотчас был назначен командующим советской Резервной армией с непосредственной задачей – создать Днепровскую линию обороны. Георгия Маленкова назначили комиссаром. Это было сделано за 9 часов до немецкого нападения. Для осуществления задачи у Буденного не было ничего – ни штаба, ни войск, ни техники, ничего совершенно. Он поспешил на улицу Фрунзе, где должен был находиться штаб его армии, предупредив Маленкова, что позвонит ему, как только сформирует штаб[16].

Адмирал Кузнецов полагает, что примерно в это время Сталин, должно быть, решил привести советские вооруженные силы в состояние боевой готовности и приказать в случае необходимости оказывать немцам вооруженное сопротивление.

Вот отчего перед Тимошенко и Жуковым лежала кипа телеграмм, когда в воскресенье в 11 вечера Кузнецов прибыл по вызову в Наркомат обороны. Они, полагает Кузнецов, работали по указанию Сталина, составляя для воинских частей приказы о боевой готовности. Эти приказы фактически не были отправлены до 12 часов 30 минут дня 22 июня. Видимо, указания, которые Сталин мог дать на заседании Политбюро, должны были выполняться в зависимости от дальнейших событий этого вечера, например от возможной встречи с Риббентропом[17].

Кроме того, было сделано следующее. В пограничные военные округа и на флоты направили специальных представителей Верховного главнокомандования, чтобы предупредить об опасности, а также дать указания о переводе частей на боевую готовность.

Именно по такому поводу оказался в субботнюю ночь генерал Мерецков в поезде «Красная стрела», направлявшемся в Ленинград. Но поскольку представителей Главного командования отправили в железнодорожных поездах, которые не могли прибыть раньше воскресенья (а в отдельных случаях – понедельника), вряд ли в Кремле существовала уверенность, что немцы нападут через несколько часов[18].

Тексты предупреждений, которые рассылали Тимошенко и Жуков (многие были получены уже после нападения немцев), лишь призывали к осторожности. Частям предписывалось быть в готовности, но запрещалось осуществлять разведку на территории противника. Строго предписывалось избегать провокаций.

В ту субботнюю ночь у адмирала Кузнецова возник серьезный вопрос.

«Я не мог отделаться от мучительных мыслей, – вспоминал он впоследствии. – Когда нарком обороны (Тимошенко) узнал о возможности нападения фашистов? Когда ему приказали перевести войска на боевую готовность? Почему приказ о боевой тревоге на флотах не отдало правительство (Сталин) вместо наркома обороны? Почему все это сделали так полуофициально и так поздно?» Через 25 лет на вопрос адмирала все еще не было исчерпывающего ответа.

Медленно тянется ночь

Сообщение адмирала Кузнецова о возможном нападении немцев в воскресенье рано утром не было для командования Балтийского флота неожиданностью. Фактически, как затем вспоминал адмирал Пантелеев, начальник штаба флота, они ждали «с минуты на минуту следующей телеграммы или звонка с ужасным словом – война!».

Приближалась полночь, когда Пантелеев был вызван к Трибуцу, командующему Балтийским флотом. «Началось!» – подумал он, торопясь в кабинет адмирала. Кроме Трибуца, там был член Военного совета М.Г. Яковенко. Трибуц сидел, откинувшись в черном кожаном кресле, нервно постукивал по колену длинным карандашом; других признаков беспокойства не наблюдалось.

«Я только что говорил с Кузнецовым, – сказал он без предисловий. – Сегодня ночью надо ждать нападения».

Пантелеев кинулся назад к своему столу, начал посылать срочные указания во все соединения флота, в штаб морской авиации, в Управление тыла и снабжения.

В сущности, флот был неплохо подготовлен к чрезвычайной ситуации. Для отражения немецкого нападения принимались меры по укреплению морских подступов к Ленинграду. Еще 7 мая адмирал Трибуц решил разместить патрульные суда у входа в Финский залив и у всех морских портов для перехвата немецких подводных лодок или надводных судов. Помешали холода, поздний ледоход, постоянные туманы. Лишь во второй половине мая одна из подводных лодок, С-7, заняла позицию в Ирбенском проливе, открывающем путь в Рижский залив. 27 мая патрульная подводная лодка С-309 заняла позицию у входа в Финский залив. Одновременно были выставлены дозорные корабли у полуострова Ханко в Финском заливе, у Либавы (Лиепаи), самого западного советского порта, от которого до советско-германской границы 120 километров, а также у Таллина и Кронштадта.

До 1 июня все советские крейсеры, большая часть миноносцев, подводных лодок и плавучая база для подводных лодок были отведены назад из Либавы в Усть-Двинск близ Риги, крепость и военно-морскую базу, где противовоздушная оборона была сильнее, чем в незащищенной Либаве. Специальный минный заградитель «Ока», с оборудованием для установки противолодочных сетей, был направлен из Либавы в Таллин, а линкор «Марат» возвращен из Таллина в Кронштадт на свою прежнюю базу.

И командующему Балтийским флотом Трибуцу, и его начальнику адмиралу Кузнецову Либава не особенно нравилась: открытая гавань; всего несколько минут лету от немецких аэродромов, расположенных в Восточной Пруссии; неподходящая для военного времени база. У командования Российского императорского флота было такое же мнение. С самого начала Первой мировой войны все военные корабли были выведены из Либавы в соответствии со стратегическими планами Российской империи.

Когда в июле 1940 года Прибалтийские государства вошли в состав Советского Союза и Либава стала советской, Сталин поднял вопрос о ее стратегическом значении. Он хотел поставить там линейный корабль. Адмирал Кузнецов решительно возражал. Сталин, молча выслушав, наконец согласился разместить в Либаве только легкие военно-морские суда, в основном бригаду подводных лодок.

Одновременно, в качестве уступки Сталину, два старых линкора, «Марат» и «Октябрьская революция»[19], были переведены из Кронштадта, с надежной, хорошо оснащенной базы, на новую базу в Таллин. Там они стояли на открытом рейде в ожидании, когда будет построен мол. Работы, которые выполняло НКВД с помощью своих трудовых ресурсов, шли крайне медленно (как и все строительство баз и укреплений в Прибалтике).

В апреле адмирал Пантелеев и несколько других представителей командования флотом поехали в Ригу для совещания с недавно образованным штабом Особого Прибалтийского округа, которым командовал генерал-полковник Ф.И. Кузнецов.

Командиры, армейские и военно-морские, долго сидели над своими картами. Восемь месяцев прошло с тех пор, как Советский Союз включил в свой состав Прибалтийские государства. Немало было сделано, многое еще предстояло сделать. Укрепления вдоль новой границы далеко не закончены.