Читать книгу "Век Вольтера - Уильям Джеймс Дюрант"

постель в своем роскошном отеле; там молодой Антуан изучал лучшую коллекцию, собранную частным лицом. Для Кроза он написал четыре декоративных панно «Времена года». Вскоре, неудовлетворенный роскошью, он переезжает с места на место, даже в Лондон (1719); но угольная пыль и туман заставляют его вернуться в Париж, где он некоторое время живет у торговца картинами Герсена. Для него Антуан за восемь утренних часов написал две стороны вывески, изображающей модных парижан, рассматривающих картины в магазине; над непринужденным реализмом тонкие складки женского платья отливают мерцающим светом, характерным для Ватто. С каждым днем его мучительный кашель становился все сильнее. Надеясь, что сельский воздух поможет ему, он снял дом в Ногене, недалеко от Венсена. Там, в объятиях Герсена и церкви, он и умер (18 июля 1721 года), в возрасте тридцати семи лет.

Долгая болезнь отразилась на его характере и искусстве. Худой и болезненный, нервный и неуверенный, легко утомляемый, редко улыбающийся и редко веселый, он не допускал печали в свое искусство и рисовал жизнь такой, какой ее видели его желания — панораму оживленных актеров и прелестных женщин, оду тоскливой радости. Слишком хрупкий для чувственности, он сохранил среди разнузданности Регентства благопристойность нравов, что отразилось на характере его работ. Он написал несколько обнаженных натур, но они не таили в себе плотских соблазнов; в остальном его женщины были одеты в сияющие костюмы, проходя на цыпочках через прихожие любви. Его кисть колебалась между превратностями актерской игры, ритуалами ухаживания и калейдоскопом неба. Он одел L'Indifférent66 в самые дорогие и лаковые одеяния, какие только можно себе представить. Он изобразил «Французских комедиантов67 в драматической сцене, а итальянский актер Джузеппе Балетти в роли клоуна Жиля68 в коричневом костюме и белых панталонах. Он удивил гитариста69 в настроении амурной меланхолии, и увидел Музыкальную вечеринку70 зачарованного игрой на лютне. Он разместил свои фигуры на мечтательных фонах с игривыми фонтанами, качающимися деревьями и скользящими облаками, с языческой статуей, перекликающейся с Пуссеном, как в «Празднике любви71 или «Елисейские поля».72 Он любил женщин на робком расстоянии, со всей страстью слишком слабого для ухаживания человека; его трогали не столько уютные очертания, сколько блеск их волос и извилистый поток их одеяний. На их одежду он бросал все чары своих красок, словно зная, что благодаря таким одеяниям женщина стала тайной, породившей, помимо человечества, половину остроумия, поэзии и обожания мира.

Так он излил дух в своей самой известной картине — «Посылка к Китеру», где изящные женщины, поддавшись мужскому возбуждению, отправляются со своими придворными на остров, где, по преданию, находился храм Венеры, вышедшей, капая красотой, из моря. Здесь мужчины почти затмевают дам великолепием своих нарядов; но что очаровало Академию, так это нависающее величие деревьев и снежный гребень далекого острова, оттененный солнцем и трогательными облаками. Ватто так понравилась эта тонкая тема, что он написал ее в трех вариациях. В ответ на это Париж выбрал Ватто, чтобы тот передал цвета эпохи Регентства, чтобы он воспевал удовольствия жизни при режиме, который умрет так же быстро, как и проведет свою молодость. По официальному титулу он стал peintre des fêtes galantes, художником городских влюбленных, пасторально пикникующих в безмятежной сельской местности, смешивая Эроса и Пана в единственной религии эпохи. Дыхание меланхолии проходит над этими, казалось бы, беззаботными сценами; эти податливые сильфиды не могли бы быть такими нежными, если бы не знали страданий или не догадывались о краткости обожания. В этом и заключается качество Ватто — тонко передавать прекрасные моменты, которые должны пройти.

Он умер слишком рано, чтобы насладиться своей славой. После его смерти знатоки открыли для себя его рисунки, и некоторые предпочли их его картинам, потому что здесь мел или карандаш достигали такой тонкости деталей рук и волос, таких нюансов в глазах, позах и флиртующих веерах, которые никогда не удавалось раскрыть маслом.73 Парижские женщины стали особенно любить себя, как это было видно в тоске мертвого художника; бомонд одевался а-ля Ватто, гулял и отдыхал а-ля Ватто, украшал свои будуары и салоны, как это было в формах и цветах его видения. Стиль Ватто вошел в дизайн мебели, в сельские мотивы декора и воздушные арабески рококо. Художники, такие как Ланкре и Патер, переняли специализацию Ватто и изобразили на своих полотнах «Шампанские праздники», «Галантные беседы», «Мюзиклы в парке», «Танцы на зелени», «Признания в вечности любви». Половина живописи Франции на протяжении последующих ста лет была связана с воспоминаниями о Ватто. Его влияние продолжалось через Буше, Фрагонара, Делакруа и Ренуара, а импрессионисты нашли в его технике наводящие на размышления предвестия своих теорий света, тени и настроения. Он был, по словам очарованного Гонкуров, «великим поэтом восемнадцатого века».74

VII. АВТОРЫ

В условиях легкой морали и терпимости Регентства литература процветала, а ересь обрела опору, которую уже никогда не теряла. Театры и опера оправились от неодобрительных взглядов покойного короля и госпожи де Ментенон; Филипп или кто-то из его домочадцев почти каждый вечер посещал Оперу, Оперу-Комик, Театр Франсе или Театр итальянцев. Театр Франсе, сохранив Корнеля, Расина и Мольера, открыл свою сцену для свежих пьес, таких как «Эдип» Вольтера, в которых звучал голос новой, бунтарской эпохи.

За исключением Вольтера, величайшие писатели этого периода были консерваторами, сформировавшимися под властью Великого монарха. Ален Рене Лесаж, родившийся в 1668 году, по духу и стилю принадлежал к семнадцатому веку, хотя и прожил до 1747 года. Получив образование у иезуитов в Ванне, он приехал в Париж и изучал право — его любовница оплачивала его обучение.75 После того как он достаточно послужил сборщиком налогов, чтобы возненавидеть финансистов, он взялся содержать жену и детей за счет написания книг; он мог бы умереть с голоду, если бы добрый аббат не выплачивал ему пенсию в размере шестисот ливров в год. Он перевел несколько пьес с испанского, а также продолжение «Дон Кихота» Авельянеды. Вдохновившись пьесой Велеса де Гевары «Хромой дьявол» (El diablo cojuelo), он затронул счастливую жилку в пьесе «Дьявол-боец» (1707), в которой изобразил коварного демона Асмодея, сидящего на вершине парижской башни, поднимающего крыши по своему желанию с помощью волшебной палочки и открывающего своему другу частную жизнь и нелицензионные любовные отношения ничего не подозревающих жителей. В итоге получился захватывающий рассказ