Читать книгу "Катафалк дальнего следования - Николай Иванович Леонов"

и начала фасовать свои изделия в промасленные кульки, по ходу рассказывая о событиях утра:

– Я к пяти утра прихожу всегда, конкуренции меньше, а люди за ночь оголодали уже, свеженькое быстро разбирают. Считай, к обеду я отстрелялась, можно тесто заводить на новую партию. Ну и сегодня припоздала, по переходу бегу с сумкой, а поезд уже к станции подходит. И тут кто-то крикнул, я по сторонам туда-сюда. Только увидела, как кто-то в кусты сиганул прямо на ходу. С нашей стороны, где дома.

– А кто был, мужчина или женщина? Успели рассмотреть?

– Кричала женщина, это точно. Тихонько так вскрикнула, я еще подумала, что, может, девчонку кто зажал. У нас ребята на поселке простые, могут и обидеть. Я хотела шугануть хулигана, да темно, ничего не видно. Он в кусты бросился.

– Почему думаете, что это все-таки мужчина был?

– Да так тяжело он лез, аж кусты трещали. Будто медведь через кусты ломится.

– А можете место указать, где это было? Или нарисовать, как дойти? – попросил опер.

Кулинарка махнула рукой в сторону окна:

– Чего там искать? Вот как через мост идешь в сторону вокзала по правой стороне, так сразу перед мостом он в кустах и пошумел. Увидишь, если по свету пойдешь. Там в крови снег перемазанный и ветки переломаны.

– В крови? Вы смогли рассмотреть кровь, когда на вокзал шли?

– Да нет, это уже обратно пошла через мостик, светло было, день. Глянула туда, а и присматриваться не надо, на снегу кровина тянется и кусты сикось-накось.

– То есть человек бежал со стороны вокзала через лесок в сторону домов, сюда?

– Да с какого вокзала, с поезда. Состав же шел в это время, через рельсы никак не перейти ему было, а поверху я на мосту была.

– Спасибо, тетя Соня. Помогли очень. Сколько с меня?

– Триста за все. – Женщина сложила в самодельный пакет десяток румяных пышных беляшей.

– Держите. – Гуров положил на стол пятисотенную купюру. – Сдачи не надо. Лучше завтра будете на вокзале, приберегите для меня еще партию свежачка. Уж очень вкусно готовите.

– А то. – Довольная выручкой, старушка благосклонно предложила: – Ты через улицу до переходника на вокзал не иди, тут через два дома тропинка будет между деревьев, по ней выйдешь почти к тому месту.

– Отлично, тут у вас все рядом. Удобно жить. – Лев Иванович вытер руки об ветхое полотенце и шагнул к двери из кухни.

Что-то грохнуло в коридоре за дверью, но старушка отмахнулась:

– Кот шмыгает, старый уже, а все в подполье скачет, мышей ловит. Весь в меня, мне ведь уже семьдесят, а все бегаю, торгую. Надо детям помогать…

– Крепкого вам здоровья, – напоследок пожелал Гуров, разомлевший от тепла и еды.

По дороге он шел и раздумывал, как же тяжело жителям крошечного поселка Туманный. Хватаются за любую возможность, чтобы заработать свои честные копейки. Даже пенсионеры не могут расслабиться и вынуждены поздно ложиться, вставать до рассвета. И так каждый день.

Через два дома он нашел протоптанную в сугробах тропинку, по которой пошел вперед. И тут же ускорил шаг – впереди кто-то поспешно убегал, попав в ловушку из сугробов. Его преследователь, видимо, стоял на этой тропинке и следил за московским опером, не догадываясь, что тот свернет с широкой укатанной дороги между домами в узкий проход, известный только местным. Наблюдатель все громче дышал впереди, все-таки попался в ловушку.

Лев Иванович перешел на бег, пружинисто прыгнул, но преследователь оказался низкорослым. Так что пальцы Гурова только зацепили и сорвали шерстяную шапочку с коротко стриженной головы. Маленькая фигурка кинулась бежать, застревая в сугробах, Лев Иванович рванул следом, но тут же почти по колено провалился в рыхлый снег. Темный силуэт юркнул между деревьев и растворился в темноте. Гуров попытался догнать его, но, более массивный и тяжелый, он увязал при каждом шаге в сыром снегу. Пройдя пару десятков метров, он понял бесполезность своей затеи, в сердцах выругался, сунул добычу в карман и вернулся на утоптанную тропинку. Кем бы ни был преследователь, он ретировался, испуганный тем, что его вычислили. И не просто убежал, а оставил вещественное доказательство – потертую трикотажную шапку.

Возле мостика Лев Иванович подсветил фонариком. Как и говорила пенсионерка, кусты в этом месте были сломаны и примяты на широком расстоянии друг от друга, тут явно пробирался человек весом не меньше девяносто килограммов. Он внимательно осмотрел местность: глубокие следы примерно 43‒44-го размера; пятна крови, тянущиеся цепочкой в глубину кустов прямо по отпечаткам ног. Гуров не пошел сразу в темноту в кусты, куда тянулись следы. Он прошелся вдоль насыпи и нашел то, что искал. Вмятина в снежном покрове от падения большого тела, борозды по щебню, камешки в капельках засохшей крови. Опер представил, как в этом месте утром развивались события. Пока тетя Соня с партией свежей продукции шла по мостику, что-то произошло в его вагоне. Сначала закричала женщина. Может быть, это была Светлана, но не настоящая, а девушка, которая зачем-то выдавала себя за проводницу. После чего кто-то, крупный и грузный, выпрыгнул на ходу из вагона и скрылся в кустах возле насыпи. Судя по размерам следов, это был, скорее всего, Дымов, и он был ранен. Либо он кого-то ранил еще в вагоне, ведь Лев Иванович сам видел следы крови на полу соседнего купе. Потом кровавые капли тянутся по следам, указывая путь пожилого пассажира. Чья кровь? Проводницы? Но Гуров видел девушку, перед тем как появился патрульный, и она не была ранена.

Лев Иванович, освещая перед собой сугроб телефоном, медленно начал шагать рядом со следами Дымова. Вот здесь пожилой великан встал на ноги, сделал пару широких прыжков и оказался в глубине кустарника. Между деревьями шли глубокие провалы от ног беглеца, он пробирался через снег, проваливаясь почти по щиколотку. В двух местах Гуров обнаружил широкий отпечаток, здесь Дымов, скорее всего, садился прямо в рыхлый сугроб, чтобы передохнуть. Через сотню метров, за кустами, что отделяли жилые дома от лесополосы, цепочка следов обрывалась. Снова утлые домишки жителей поселка, только теперь Гуров смотрел на них другими глазами. В одном из этих домов может прятаться Дымов, либо тайно, либо с согласия хозяев. Лев Иванович уверен в этом – при минусовой температуре не смог бы пассажир долго находиться на улице, а прошло уже больше двенадцати часов, как он спрыгнул с поезда. Поэтому либо Дымов замерз среди деревьев, либо нашел прибежище в одном из домов поселка. Лев Иванович еще раз осмотрел местность, стараясь не наступать на кровь и следы беглеца из поезда, но больше информации с места происшествия не получил. Необходима работа экспертов. Неизвестно, чья эта кровь, в потемках не рассмотреть – есть ли следы борьбы, остатки ткани или невидимые глазу потожировые отпечатки. Утром надо будет начать массовый поиск Дымова, Егоркин его наверняка всецело поддержит. Только вот Гуров не был так однозначно уверен в том, что пожилой мужчина организовал взрыв в поезде, даже несмотря на улики – телефон с требованием выкупа, побег перед взрывом – и несмотря на то что Дымов некогда работал машиностроителем-железнодорожником. В эту схему никак не укладывалась странная ложная проводница Светлана и поведение Дымова.

Хотя, может быть, и есть простое объяснение тому, что в вагоне работала под чужим именем незнакомая девушка, – работники железки и Туманного многое скрывают от московского опера.

Пока Лев Иванович точно знал, что в вагоне в ночь перед взрывом ехала в качестве проводника неизвестная девушка, а совсем не мать троих детей, зрелая женщина, указанная в документах. И делиться информацией с прокурорским следователем не спешил, до сих пор памятно ему было, с каким удивлением тот смотрел на него при вопросах об умершей жене Дымова. Если еще и появится проводница, от которой не осталось и следа после взрыва, то Егоркин окончательно спишет слова на бред после отравления угарным газом. Оперативники и следователи работают только с фактами, без доказательств ни один суд не поверит рассказу об исчезнувшей жене Дымова и странном перевоплощении проводницы из дородной женщины в девицу. Придется эти улики искать пока самому, не ставя в известность следственную группу.

Возвращался Лев Иванович в съемную квартиру почти бегом, не прислушиваясь к тому,