Читать книгу "Личные дела - Диша Боуз"

молочными продуктами. Она услышала, что они упомянули Сиару. Какой-то бренд для ухода за кожей, который она рекомендовала в Instagram. А потом одна из них оглянулась и заметила Лорен. Их взгляды встретились, и Лорен судорожно вцепилась в пакетики с миндалем. Дамы с самодовольными лицами удалились.

Лорен быстро выбрала товары и расплатилась за них на кассе. Женщины уже вышли из магазина, а Уиллоу ныла у нее за спиной. Выйдя на тротуар, Лорен ощутила, что ее дыхание сбилось от волнения. Она увидела, что женщины сидели в своих автомобилях, припаркованных на противоположных сторонах узкой главной улицы. Стекла машин были опущены, и женщины перекрикивались друг с другом перед тем, как уехать. Когда они снова заметили Лорен, то она подняла руку, чтобы помахать им, но сдержалась. Словно по команде, те завели моторы и уехали, оставив ее стоять с зависшей в воздухе рукой.

Материнство пришло к Лорен естественно и так же неожиданно, как первая беременность. Когда она была молодой и наивной и везде следовала за Шоном, словно преданная ученица, то даже не представляла, что когда-нибудь будет носить за спиной детей. И она, выросшая с единственным старшим братом, не была в курсе самого главного: как часто нужно было держать малышей на руках и каким душераздирающим может быть их плач. К недосыпу она тоже привыкла далеко не сразу. Шесть лет спустя, даже если ей удавалось поспать дольше четырех часов подряд, она просыпалась с ощущением, похожим на похмелье.

Но несмотря на эти сложности, стать матерью для нее стало так же легко, как влюбиться в Шона. Она была словно рождена для этого: быть матерью троих детей и любить мужчину, ставшего их отцом.

Что же касается Шона, он не сразу влился в отцовство. Когда он впервые взял на руки Фрею, Лорен увидела на его лице выражение безысходности. С одной стороны, он ощутил такую сильную любовь, какой никогда до этого не испытывал, но с другой, был в ужасе от хнычущего существа, которое держал на руках. Тогда он практически швырнул Фрею обратно жене.

Лорен была готова к тому, чтобы все делать в одиночку. Она не ожидала, что Шон начнет активно во всем этом участвовать. Так что в больнице, когда он сказал, что ему нужно подышать свежим воздухом, она не стала спрашивать, когда он вернется. Она подумала, что он и вовсе покинет город, попытаясь сбежать от нее и малыша. Но когда он вернулся через три часа, пахнущий виски и сигаретами, она удивилась. В одной руке у него был букет роз, а в другой – плюшевый медвежонок.

– Прости. Я не знал, что делать. Не надо было тебя вот так вот тут оставлять, – он с трудом подбирал слова, пока Лорен теребила рыжие волосики Фреи, лежавшей у нее на груди.

Она на секунду перестала гладить малышку, взглянув на него.

– Теперь ты здесь, – улыбнулась она, а потом поцеловала дочь в лобик. – Но если ты все-таки решил не уходить, то нам надо будет уехать из города. Нельзя растить ребенка в такой крошечной квартире, как твоя. Ей когда-нибудь понадобятся отдельная комната и сад.

Шон сидел на стуле, стоявшем возле больничной кровати, и растирал руками красное лицо.

– Я сделаю все что захочешь, любовь моя. Хочу, чтобы мы были семьей. Не знаю, куда мы можем поехать, но ты права, мы не можем тут жить, особенно учитывая, что книжный магазин не приносит денег.

– Можем вернуться домой. Ко мне домой. Бабушкин дом там простаивает.

Они пристально смотрели друг на друга, пока снова не расплылись в улыбке. Это было хорошей идеей.

Ее бабушка умерла в этом доме. Лорен понадобилось несколько месяцев, чтобы собрать и вывезти все ее вещи и избавиться от старушечьей атмосферы, которая там чувствовалась. Тем не менее дальние уголки кухни сохранили ее запах. Аромат ржавых банок от печенья и пожелтевших салфеток. Лорен провела в бабушкином доме большую часть детства. Она тайком угощала кошек печеньем с заварным кремом и сидела с бабушкой в саду. Может, бабуля и принадлежала к другому поколению, но она отлично понимала, что сверстницы творили с Лорен. Девочки вообще веками говорили на одном языке.

Все предпочитали, чтобы она жила с бабушкой, особенно родители. Денег было мало, брат постоянно попадал в переделки, и родителям было проще, когда не надо было кормить еще одного человека. А Лорен считала, что ей повезло, что бабуля к ней так добра и любит ее.

Бабушка умерла, когда Лорен был двадцать один год, и дом перешел к ней по закону. Тогда она переехала в город и сдавала его за наличные. Она не планировала возвращаться.

Теперь она больше не задумывалась о том, насколько сильно могла измениться ее жизнь, если бы она уволилась из книжного магазинчика после того, как впервые увидела на складе раздетую женщину. Когда она постучала в дверь, то Шон вышел, как ни в чем не бывало и даже не попытался ее загородить. Ну, хотя бы сама женщина выглядела смущенной. Она застегивала пуговицы на блузке.

– Я собиралась уходить, уже почти шесть, – дрожащим голосом сказала Лорен, удивленная тем, что вообще смогла хоть что-то произнести. Тогда она впервые увидела Шона с голым торсом, но не в таких обстоятельствах она себе это представляла.

Шон уже целовался с Лорен в пабе несколько недель назад. Этого поцелуя было для нее достаточно – ее судьба была предрешена. Она решила, что с тех пор они были парой, но, похоже, он пока так не считал.

– Ага, тебе лучше пойти. Я скоро закроюсь. Только не забудь перевернуть табличку на двери, – сказал Шон, прислонившись к дверному косяку. Он говорил медленно и четко, словно не спеша вернуться к женщине, которая съежилась позади него.

Наконец он закрыл дверь склада. Лорен не могла понять, зачем он ее поцеловал, если были другие женщины, с которыми он мог целоваться. Что же это значило? Пока она шла к выходу из магазина, ей казалось, что пол под ногами ходит ходуном, словно море во время шторма. Ослепленная слезами, которые обжигали ее лицо, Лорен боялась врезаться в стеклянную дверь.

Однако на следующее утро она снова надела на лицо широкую улыбку. Шон пришел поздно. Его солнечные очки сползли, а в руке он держал большую кружку с кофе, которую принес из дома, расположенного совсем недалеко от магазина.

Лорен провела ночь не сомкнув глаз. В темноте она разглядывала потолок, лежа на грубых простынях в тесной квартире, которую снимала в складчину. Она