Читать книгу "Рояль под елкой - Алиса Лунина"

— Еще как! — подтвердила Тамира.

— А вас это не смущает? — заинтересовался Дымов.

Тамира вздохнула:

— Не знаю, наверное, нет. Какая мне, в сущности, разница? Я за него замуж выходить не собираюсь.

— Правильно! — поддержал Кабанов. — Зачем замуж? Нам и так хорошо! Понимаешь, пианист, любовь — это любовь, а семейная жизнь — совсем другое! Кстати, я свою бабу знаешь, как держу? В ежовых рукавицах! Чтоб и пикнуть не посмела!

— Может, и правильно! — пожал плечами Дымов. — А то с ними так: чуть дашь слабину — и всё! Считай, пропал! Да еще вывернут наизнанку, будто ты сам виноват!

Неожиданно Тамира подошла к Дымову и нежно коснулась его руки.

— Бедный! В вас столько горечи! Должно быть, вы очень обижены на людей?

Дымов изумленно уставился на нее. Так, будто увидел впервые.

— И лицо вам разбили! — с грустью констатировала Тамира. — А насчет женщин вы не огорчайтесь, они разные бывают! Что женщины? Люди как люди! Знаете, у моей бабушки был дар — нести людям свет и радость и вообще жить для других! Ее даже звали, только не смейтесь, Терезой! Она была святая, точно вам говорю! А кроме того, попадаются и умные женщины, вы не сомневайтесь! Вот у меня тетя в Москве — профессор философии! Она умнее нас с вами, вместе взятых! Я когда с ней разговариваю, всякий раз чувствую себя дурой!

— А зачем вам быть умной? — удивился Дымов. — Вы красивая!

— Ну, мне бы тоже хотелось рассуждать о философских проблемах, — улыбнулась Тамира.

— Какие пустяки, право! Зачем вам философия? — усмехнулся Дымов. — Нелепость какая-то! А потом знаете, как говорится, если философствует мужчина, то это будет философистика или там софистика, если же философствует женщина, то уж это будет потяни меня за палец!

— О, точно! — обрадовался Кабанов. — Молодец, пианист! Точно подметил!

— Это не я, это Чехов подметил!

— Он тоже молодец! — кивнул Кабанов.

— Эх вы! — обиделась Тамира. — Я думала, вы тонкий, интеллигентный человек, а вы рассуждаете, как мужлан Кабанов!

— Дело не в этом, — загорячился Дымов, — а в том, что вы созданы не для рассуждений или чего-то там такого, а для созерцания! На вас достаточно просто смотреть. Совершенство не требует приложений!

Тамира смущенно отвернулась.

— Ну, ты даешь, пианист! Чего-то ты не туда поехал! — хмыкнул Кабанов. — Че ее созерцать? Трахай без разговоров, да и все!

— Животное! — процедила Тамира. — Знаешь, Кабанов, когда-нибудь я тебя брошу! Ей-богу, брошу!

— Куда ты денешься? — рассмеялся Кабанов. — Ты ж без меня пропадешь! Ты у нас девушка нежная, к жизни не приспособленная!

Тамира поднялась с дивана, подошла к окну.

— Огни отражаются в воде. Красиво…

И, повернувшись к Кабанову, без всякого перехода, серьезно и жестко сказала:

— Я, всего вернее, Кабанов, не без тебя, а с тобой пропаду. Впрочем, не все ли равно?

Сказала, отвернулась и закурила.

Дымов невольно залюбовался ее тонким, точеным профилем. Мундштук, манерные жесты… Дешевая киношка? Но почему-то цепляет. И явно что-то русалочье в облике. Впрочем, лучше бы ты, Дымов, на эту русалку не засматривался — очарует, утащит к себе в омут, защекочет… Или ее дружок, лесной вурдалак, тебя погубит. В общем, гибелью веет от этой наяды.

* * *

Слова любовника отозвались в ней болью и обидой: надо же, даже такой дуболом, как Кабанов, сумел понять про нее что-то главное, потаенное, то, что она тщательно скрывает. Ну да, он правильно понял и имел наглость произнести это вслух: она совершенно не приспособлена к жизни и не вписывается в социум. Патологически асоциальна. И от осознания этого через всю ее жизнь какой-то разлом идет. Трещина.

Завелась беда давным-давно, с самого Тамириного рождения. Какая-то она и в детстве уже была с хитрым вывертом.

Толком ни к чему не приспособленная, вся такая томная, прочь от реальности — в мечты и грезы, и уже с детсадовского возраста чувствовала себя прохожим, который все время мимо, мимо…

А хотелось не мимо, а четко в цель.

Кем же стать, как угадать себя?

Может быть, стать врачом и изобрести средство Макропулоса? А может, режиссером и снять фильм, над которым будут плакать миллионы людей в разных странах мира, или знаменитым писателем, таким, чтобы вокруг шептали: «Смотрите, вот идет знаменитый писатель!» Но она никак не могла выбрать что-то одно — просто патологическая неспособность сконцентрироваться на чем-то конкретном. Хваталась и за то, и за это и быстро сгорала! Ну что поделаешь, она не стайер, а бегун на короткие дистанции, вспыхнет стремительно и ярко и вскоре гаснет. И не хочется уже ни быть врачом и изобретать средство Макропулоса (кому это нужно?), ни снимать фильм, над которым будут плакать во всех странах, — занятие долгое и нелегкое. О писательском труде речи и вовсе нет: больно хлопотное и кропотливое занятие. Короче, ей хотелось всего, но сразу! К тому же при полном отсутствии дисциплины и организованности.

В школе ее считали чудачкой. Класса с четвертого Тамира заимела милую привычку на первую половину уроков вообще не являться, а во время второй — без зазрения совести дремать на последней парте, всем видом подчеркивая, что окружающая действительность ей глубоко противна. Ни двойки, ни увещевания не могли вернуть Тамиру в отдельно взятую модель социума «В» класса средней школы.

После школы Тамира со своим неприятием реальности, грезами и двойками поступила в некое высшее учебное заведение, где проучилась совсем недолго. Ее быстро отчислили за неуспеваемость, неуважение к устоям и асоциальность.

Дальше больше. Надо было как-то зарабатывать на жизнь и иногда чем-то питаться. И потому Тамира, сделав над собой усилие, отправилась сдаваться в лапы социума.

Она устроилась в какой-то офис и проработала там два дня. На третий ушла — после того, как узнала, что ее обязанности в конторе заключаются в продаже пнекорчевателей и мусоросборников. Конечно, любой труд почетен, и кому-то, безусловно, надо продавать пнекорчеватели и обеспечивать городское хозяйство мусоросборниками, но Тамире не хотелось тратить на это свою единственную жизнь и время, драгоценный Дар богов.

Затем она устроилась продавщицей в отдел косметики. Но розничная торговля оказалась неподходящим занятием для такой тонкой натуры, как она (возможно, крупная оптовая — подошла бы больше). Уже через два дня Тамире разбили прилавок. Подвыпившие парни, заглядевшись на красивую продавщицу, облокотились на хрупкий прилавок, чтобы поболтать с девушкой, ну и снесли все к чертям.

В итоге растерянная Тамира стояла среди осколков и выслушивала раздраженное бормотание директора, что ее задача на рабочем месте «не глазки строить, а работать на повышение продаж».

Глазки она вроде не строила, однако покупатели неизменно притормаживали возле прилавка и назначали ей свидания. Смешные такие мужчины! Один подошел, держа в руках крышку от унитаза.