Читать книгу "Агония Хана - Ульяна Соболева"

и зеленого винограда.

Она была голодна. До дрожи во всем теле, до судорог. Но и прекрасно понимала, что на это и рассчитано. На ее голод, на ее усталость и страх. Но эта женщина, кем бы она там не назвалась, сильно ошибается, если думает, что Эрдэнэ испугалась. Слишком много нужно, чтобы напугать маленькую девочку-воина, как ее называл отец на тренировках в те самые счастливые дни, когда Вера еще была с ними и смотрела за их поединками, поедая сладкую клубнику из плетеной корзины.

– Ошибаешься. Есть. Я мать твоей матери. Матери, которую зверски убил твой так называемый отец. Матери, которую сварили живьем только за то, что она посмела полюбить и бежать от этого монстра. Она была красива, молода, полна планов и надежд. У нее была вся жизнь впереди, а этот нелюдь убил мою девочку.

Сказала с дрожью в голосе, и в очень узких глазах блеснули слезы. Но почему-то они не показались Эрдэнэ искренними, она ими не прониклась.

– Вы хотели сказать, что вы мать той шлюхи, которая изменяла моему отцу и решила избавиться от ребенка-инвалида? Об этой матери вы говорите? Или мы с вами все же говорим о разных людях?

Лицо красногубой женщины исказилось от злости, и она резко повернула голову, а Эрдэнэ не удержалась и отпрянула от ужаса в сторону, потому что обезображенная внешность кого угодно заставит испугаться. Какое ошибочное мнение, когда говорят, что внешность не отражает внутренний мир человека. Но только не в этот раз.

– Это тоже сделал он – изуродовал меня! Отдал на съедение тиграм! Приговорил к жуткой смерти!

– Думаю, было за что. Мой отец – справедливый человек. И если он приговорил вас к наказанию, я даже не сомневаюсь, что вы его заслужили.

Женщина грациозно встала с дивана и обошла Эрдэнэ со всех сторон кругами. Она двигалась отрывисто, резкими шагами, и в то же время была некая грация в ее движениях. Каждый шаг напоминал прыжок хищницы.

– А ты дерзкая для маленькой, безногой, никому не нужной сиротки.

Вытянулась как струна и стиснула пальцы в кулаки. Ее не так-то просто задеть, особенно ее недостатком, который уже давно с помощью Веры перестал причинять боль и душевное беспокойство. Ведь девочка могла танцевать самые сложные «па» в балете, была прекрасно растянута и обладала природным талантом. Никто и никогда не смог бы сказать, что у нее на самом деле нет ног…

– При иных обстоятельствах за такие слова можно было бы лишиться зубов.

Сказала очень четко и посмотрела красногубой прямо в раскосые черные глаза. Пусть знает, что ее никто не боится, пусть знает, что такими низкими приемами ее не задеть.

– Ведь когда человек теряет аргументы в диалоге, он начинает придираться к внешности собеседника, желая именно этим уколоть побольнее. Но на самом деле – это от слабости.

– В этом справедливость Дугур-Намаевых? Наказывать за правду?

Подошла к девочке вплотную и протянула руку, чтобы тронуть ее волосы, но та отшатнулась.

– А ты знаешь…ты очень похожа на мою дочь. Как две капли воды. Те же тонкие черты лица, тот же разрез глаз, те же пухлые губы и остренький подбородок. Скажи…ты простила ему то, что много лет он прятал тебя, как чудовище, за семью замками и не показывал никому, кроме прислуги?

Кажется, она просмаковала каждое слово, сказанное Эрдэнэ. Показывая, насколько обо всем осведомлена.

– Это было решение моего отца, и никто не смеет его оспаривать.

– Справедливое решение – убрать с глаз долой ребенка с недостатком и притвориться будто его и вовсе нет. Так за что тебя наказал твой отец? В чем ты провинилась? В том, что родилась без ног? Чем он лучше своей жены, которая якобы хотела тебя уничтожить? Кто вообще сказал, что это правда? Твой отец, твой лживый дед, который много лет и слышать о тебе не желал, или ты сама так решила?

Она била по больному, резала по самому живому. Именно там, где пусть и затянулось, но все еще ныло, все еще кровоточило, если дернуть за корочку. И проклятая ведьма словно приставила к груди девочки свои красные когти и надавила там, где сердце, мягко погружая свои лапы в ее плоть. Вот-вот ухватит за само сердце.

– В чем вы пытаетесь меня убедить, и зачем вам это нужно?

Красногубая стала напротив Эрдэнэ и все же тронула ее волосы. Пропустила сквозь длинные, тонкие пальцы, рассмотрела под светом от ламп, словно любуясь ими.

– Как шелк. Такие же длинные, шелковистые, вьющиеся пряди, как у моего солнышка, которое у меня так жестоко отняли. Ты представляешь, что означает боль матери, которую лишили ребенка и отобрали внучку?

Она могла бы поверить в ее слова, могла бы проникнуться так тоскливо звучащим голосом. Могла бы, если бы не была Эрдэнэ Дугур-Намаевой и не чуяла ложь и лицемерие за версту. А эта женщина была похожа на паучиху с длинными лапами, страшными глазами и ядовитым жалом. Она хочет отравить душу девочки и заставить поверить в то, что ее отец виновен. Заставляет начать сомневаться, заставляет ненавидеть свою семью и своих братиков.

– Могу представить и пожалеть ту женщину. Только, глядя на вас, мне кажется, что вы и та самая несчастная женщина далеко не один и тот же человек.

Резко отняла руку и посмотрела на девочку исподлобья, словно обожглась и не ожидала такого ответа.

– Значит, ты слепая и глухая. С тобой там обращались, как с отребьем, как с животным на привязи. Ты никогда не была ему нужна. Вначале он привел в дом эту русскую шлюху и нарожал с ней ублюдков, а потом…

Эрдэнэ сделала предостерегающий жест рукой…такой же, как делал ее отец, растопырив все пальцы и согнув в фалангах, как выпущенные когти дикой кошки.

– Замолчите! И никогда не смейте называть моих братьев ублюдками, а маму Веру шлюхой, иначе я лично выцарапаю вам глаза.

Подалась вперед и теперь смотрела прямо в лицо, так похожее на оскал самой смерти.

– Это не кровь Дугур-Намаевых в тебе так играет. Это моя кровь…мояяяя, – прошипела женщина и ухмыльнулась, – сколько силы, сколько агрессии. Кто бы мог подумать, что в маленьком звереныше столько мощи. Только направленной не туда, куда надо…Кого ты любишь, девочка? Пацанов, которые станут во главе этой семьи и насильно выдадут тебя замуж за какого-нибудь старика, лишь бы не мешалась под ногами, или запрут в доме, чтобы точно так же не показывать тебя людям? Или любишь своего отца? Спившегося тирана, который привел в свой