Читать книгу "Алло, милиция? Часть 3 - Анатолий Евгеньевич Матвиенко"

Точно — в подарок? С деньгами не очень…

— Конечно — нет. Это взятка. Ни за что конкретно. За уважуху и на будущее.

— Осталось Цыбина звать. Составлять протокол задержания взяткодателя с поличным.

— Зови, — ухмыльнулся Егор. — У него размерчик нормальный. Проще подобрать.

Папаныч водрузил поверх кубков и дипломов потёртые перчатки.

— Раньше сказал бы: с такой борзотой долго в милиции не протянешь. Но сейчас никаких прогнозов не строю. Ты — за пределами моего понимания.

— Главное — в пределах вашего расположения. Вот телефончик. Элеонора Рублёвская, моя… ну, почти уже жена. Скоро заявление подаём. Скажи своей половинке набрать её до восемнадцати. Не позже. У торгашей не так как в милиции, время вышло — и домой.

— Элеонора… Секретарша Бекетова? Выходит, ты их всех оприходовал? Осеменитель-перехватчик! Хоть лицом на Ален Делона не похож.

— Зато вы — вылитый Бельмондо. Папаныч… В общем, не держите обид. И что с пацанами из розыска иногда был крут. Вон, Лёхе московские через меня едва башку не проломили.

— Проехали. Лучше скажи, это правда, что ты к моему назначению руку приложил?

— Руку? Преувеличение. Так, мизинчик. Чергинец на это место Дашкевича думал.

— Твою ма-ать… Погрязли бы в бумажках и приписках.

— Точняк. Как же Николай Иванович его не вытурил?

— Потому что Николай Иванович человек такой. Недостатки подчинённых видит, стружку снимает, но по итогу чемпионата прощает, если только не всплыло явное преступление или предательство. Был случай, один из своих написал анонимку в КГБ, оттуда сигнал нашему министру Жабицкому, мол — Чергинец не чист на руку. Скандал, проверка, служебное расследование. Нас зацепило. Он же Советским розыском командовал, до того, как Первомайский район выделили из Советского, — Папаныч ткнул пальцем вниз. — Раньше это земля была его. Короче, выяснили, что в момент, так сказать, вымогательства взятки Чергинец лежал в госпитале с пневмонией и температурой за сорок, с Господом уже общался, а не с взяткодателями. Жабицкий, чуть с говном его не съевший, изволил оттаять и даже помог вычислить анонимщика. Чергинец подонку в глаза посмотрел… И ничего не стал делать.

— Ну ладно, либерал, не выгнал Дашкевича. Зачем на своё место тянул?

— Мог попросить кто-то из начальства. Дашкевич — он такой, всё правильно скажет, правильно напишет. Лизнёт где надо. До органов — бывший освобождённый комсомольский работник.

— Что же… Откровенность за откровенность. Я влепил Чергинцу, что в действиях Дашкевича содержится состав преступления, предусмотренного ст. 172 УК, — несколько преувеличил Егор. — Затем слил информацию Сазонову. Вы же знаете парадокс советской физики: у нас скорость стука превышает скорость звука. По итогам нового чемпионата подполковник не попал на полковничью должность. Пичалька. Но уж у вас такой зам будет… Сочувствую. А что именно вас из районных боссов крепко порекомендовали, с первого раза догадайтесь, чей звонок был и откуда. Тем более, я только что подсказку кинул.

Папаныч выбил пальцами-сосисками барабанную дробь по столешнице.

— Да. Стукачество — штука мерзкая, но порой полезная. Получу звезду на погон — проставлюсь… И это, Егор. Переходи в город. Я как обживусь в управлении, тоже похлопочу. Нам нужен такой — «следователь уголовного розыска». А Володю Карпова не обижай. Он в моё кресло садится. Не стреляй в него без нужды.

С уходом Папаныча из Первомайки случилось чудо, словно экс-боксёр мешал нормальной работе коллектива. За две последующие недели опера вместе с Евстигнеевым перебрали дела о нераскрытых преступлениях текущего и прошедшего года, включая приостановленные производством и укрытые от статистики липовыми постановлениями об отказе в возбуждении. Отобрали наиболее перспективные, связали с аналогичными эпизодами у советских, партизанских и Минского района. В итоге несколько глухарей вдруг оказались птицами в клетке, а работа с ними могла помочь раскрыть ещё несколько эпизодов, причём — реально, а не через купленные за папиросы признания. Удавалось и обычными методами, если на месте происшествия находились какие-то зацепки — у сыщиков голова варила нормально, если не забивать её проблемами бумагомарания.

Лёха как-то показал «священные» залежи, частью доставшиеся от предшественника, частью уже собственный хенд-мейд. Если следователь через два месяца после возбуждения уголовного дела вправе его приостановить, раз выполнены необходимые действия, то опер такой халявы не получил. В оперативные папки о преступлениях прошлого, позапрошлого, поза-поза- и так далее года он обязан складывать совсекретные бумажки: источник сообщает, что на сходке с участием криминальных авторитетов района зловредная кража детского велосипеда, совершённая в 1978 году, не обсуждалась; получить иные сведения, имеющие значение для дела, не представилось возможным. Даже если не вызывать «источник» на беседу, а этот «источник» надо как-то стимулировать, наливать, угощать сигаретами, тратить на него время, и обойтись собственными фантазиями при написании рапорта, на реальную работу останется смехотворно мало времени. Пополнения бумажками ждёт каждая папка!

Вильнёв, под Новый год намекнувший Сахарцу, что стрёмный новичок вроде обтесался, и ему можно поручить хоть одно-два дела с известными людьми, а не сплошь глухари, был послан. Первомайского отделение не знало в своей короткой истории подобного «следователя уголовного розыска», поэтому начальник неизменно изымал у Егора дела, как только там обнаруживался реальный подозреваемый.

Тот не обижался. Протоколы допросов, создающие видимость глубины расследования, но пустые как вылизанная студентами банка из-под тушёнки, он подшивал в бесперспективные дела исправно. Небезнадёжные преступления пытался раскрыть. За счёт этого успел выторговать себе сравнительно вольный режим работы: к 9−00 являлся в райотдел как штык, ну а далее уезжал «на задание», которое давал себе сам. Работал по вечерам, а то и в начале ночи, зато выкраивал время на переустройство «Счастья» и завершение махинаций в «Верасе».

Очень сложно прошёл разговор с Кабушкиной, когда она вытащила всю оборотку, оставшуюся от Бекетова и, напрягая мужа, доставила чемодан в Сельхозпосёлок. Оставшись наедине, сказала:

— Чем ты гарантируешь, что Бекетов никогда не вернётся? И никто не предъявит нам за эти деньги?

На дощатом полу «танцевального зала», где в ноябре кружились с Элеонорой под пение Джо Дассена, лежало одеяло, на нём — стопки двадцатипяти-, пятидесяти- и сторублёвых купюр.

Соучастники взирали на богатство, сидя за обеденным столом, перед остывшими стаканами с чаем, им было не до чая.

— Фотографию Бекетова с простреленной головой предъявить не могу. Но видел более чем достаточно, чтоб поклясться: нас он не потревожит. Риск, что наедет кто-то из его кредиторов, если такие и были… Не знаю. В январе год с исчезновения. Пошлю без хлеба. Вот только у него сын